Избранная на подмену (СИ)
И все это великолепие тут специально для меня!
Как косплеер, я принимала участие в очень разных фотосессиях. Реквизит в некоторых из них мог серьезно напугать. Но так жутко мне никогда не было: слишком все реалистично. Может, именно поэтому во мне вновь просыпается нелепая надежда на то, что это просто часть шоу. А я в нем – в роли главного клоуна.
Так что, пока Нарисса буквально за руку тянет меня к круговой схеме на полу, старательно верчу головой, выискивая камеры, штативы, отражатели… Ну или какой-нибудь квадрокоптер, зависший где-нибудь наверху. Ни-че-го. Если где-то и ведется скрытая съемка, то она делается слишком качественно, чтобы я могла широченно улыбнуться и сказать:
– Ага! Розыгрыш!
Ненавижу розыгрыши. Слишком много среди них дурацких. Но сейчас с радостью бы узнала, что стала участницей одного такого. Пусть и самого отвратительного. Глупая-глупая надежда, которая почему-то упрямо не хочет сдаваться. Но нет. И о том, что именно «нет», мне напоминает двойник, показывая на круг на полу:
– Ложись сюда, – командует она.
И я давлюсь кашлем.
Чего?
– Ложиться? – переспрашиваю, с нервным смешком. – Вы меня в жертву принести, что ли, хотите?
Нарисса дергается, как ужаленная, отпуская хват. Э-э-э… Я что? Угадала?
Но тут Макс напоминает о себе стуком фонаря, которого он ставит куда-то на пол, и звуком вынимаемого из ножен длинного кинжала. Я хорошо знаю этот нож – Макс таскает его на поясе. Я еще удивлялась, как тот ему не мешает и почему никто, кроме меня, не обращал внимания на эту деталь гардероба. Знаю, что с помощью этого кинжала Макс обычно разделывал мясо. А еще как-то увидела, как он тренировался с ним в каком-то стиле боя.
– Крис, – Макс демонстративно пробует пальцем остроту заточки лезвия, кидая в меня взглядом. А мне и не нужно этой демонстрации. Я в курсе, насколько кинжал остер. – Давай без новых истерик, да? Ты только что не плохо держалась. Так что, будь умницей, доведи роль до конца. А то у нас больше нет времени на расшаркивания. Либо ты делаешь все, как мы говорим, либо я прямо сейчас окончательно закрываю этот вопрос. Выбирай.
Меня снова потряхивает.
То есть, все вот эти уговоры и милости, что меня только что пытались задобрить… Это все ради чего?
Перевожу взгляд с равнодушного лица монстра, которого я когда-то любила, а теперь с каждой минутой все больше ненавидела, на лицо двойника. Оно у нее, справедливости ради, извиняющееся и даже какое-то грустное. Ей, типо, жаль, да?
Полный горечи вопрос, о том, хватит ли у Макса яиц «закрыть вопрос», застревает в горле и так и остается не высказанным. Потому что, какой теперь смысл в любых словах?
Скидываю плащ, фибула которого в этот раз раскрывается на удивление легко, и шагаю вперед. Отрешенно и будто не своим телом.
– Как ложиться? – уточняю, не оборачиваясь. Смотреть на этих двоих нет никакого желания.
– На спину, как тебе будет удобнее, – слышу дрожащий голос двойника.
И чего она трясется-то?
Выполняю. С этого ракурса вижу только уходящий куда-то вверх свод. Чувствую голыми лопатками могильный холод каменного пола. Тот сразу же пробирается под кожу, спеша добраться до костей и сердца.
– А теперь закрой глаза, и ни в коем случае не открывай их, пока все не закончится. Я задам тебе три вопроса. Ты должна будешь ответить на них честно и утвердительно, – продолжает Нарисса.
Кажется, ритуал, чем бы он ни был, будет проводить она. Ну и, кажется, про вопросы все-таки не лгали.
– А если я не смогу честно и утвердительно?
– Тогда ничего не получится. И все будет зря. И тогда… Тогда Максу придется сделать то, что он пообещал. Так что ты должна со всем соглашаться, но делать это искренне. Если не можешь сказать «да» просто так, то должна найти причину, которая поможет так ответить. Причину говорить в слух не надо. Только сам ответ.
Потрясающе! То есть, чтобы они сейчас не сделали, формально, у них на все это будет мое согласие, да? Хороши подлецы, ничего не скажешь.
– Ясно. Я поняла. Спрашивай.
Закрываю глаза.
Поначалу ничего не происходит. Наоборот – секунды темноты, тишины и молчания томительно тянутся одна за другой, пока жду непонятно чего. И каждая из них подогревает мое воображение, которое вдруг становится слишком ярким.
Сперва оно рисует, как мой двойник встает на колени прямо около границы круга, но не пересекая ее. И мягкая ткань длинной юбки синим пятном растекается на каменный пол вокруг ее фигурки. Затем Нарисса берет протянутый Максом тот самый кинжал и делает им надрезы на своих ладонях. Смешивает полившуюся кровь и обмазывает той все лезвие оружия. После чего перехватывает кинжал обеими руками за рукоять так, как держат кол, который хотят вогнать в грудь. Склоняется надо мной, и свечи в подземелье начинают светить еще ярче.
Все это время она что-то шепчет. Но я не слышу голос. Я вообще ничего не слышу. И мне до невозможного хочется раскрыть глаза и убедиться, что все именно так, что ее губы двигаются, пока руки с занесенным оружием зависают надо мной.
Хочу. Но не могу.
Мои веки больше не принадлежат мне. Тело не подчиняется. Я не ощущают ни себя, ни мира: ни холода камня, на котором лежу, ни мягкости ткани длинного платья, что укрывает мои ноги… Ни-че-го.
На краткий миг я успеваю захлебнуться от ужаса из-за этой беспомощности. Да только и это чувство тут же гаснет, словно пламя у свечи. Раз – и нет его больше. Но и безразличия нет. В груди пульсирует какое-то особенное любопытство. Предвкушение. Чего именно, не знаю, но просто не могу дождаться, когда же Нарисса наконец-то опустит руки и тонкое серебристое лезвие, уже напитанное её кровью, легко войдет в мою грудь смертельной иглой.
Неожиданно все-таки слышу тихий выдох и легкий хлопок. А щёк едва-едва касается дуновение теплого ветра, которое сперва прокатывается по мне волной, а после – тянет за собой и уводит в никуда.
И это «никуда» ослепительно прекрасно.
Будто радуга в черном от грозы небе. А я – часть ее, что несется на лучах света в бесконечном пространстве. Каждый луч натянут тетивой и звучит тонкой и нежной музыкой. Сквозь чудесную мелодию слышу чей-то голос.
– Дитя другого мира, хотела ли ты уйти оттуда, откуда пришла?
Знаком ли мне голос, мужской он или женский – я не разбираю. Да и не это имеет смысл. А лишь вопрос, на который нужно дать ответ.
«Да» рождается само собой. Мне не нужно даже придумывать причин для него. Потому что я действительно не хотела жить в том мире.
Единственный ребенок в семье, которая просуществовала ровно год после моего рождения. Сбежавший к другой женщине равнодушный ко мне отец, разочарованный тем, что я не сын. Не простившая себе, мне и ему этот побег мать, поспешившая выйти замуж второй раз и сбагрившая меня на руки бабушке, заинтересованной в своей собаке куда больше, чем в родной внучке…
Я росла придорожной травой и всегда чувствовала себя ненужным мусором. Желание сбежать от этого появилось слишком рано. И я убегала, ныряя в крайности, как в омут – с головой. Сперва в книги и знания, а, став подростком постарше, в сомнительные компании и компьютерные игры. Благодаря первым я успешно поступила в институт. Благодаря вторым – так же успешно из него вылетела.
Позже, в погоне за лучшей жизнью, сменила один город на другой, перебравшись из глубинки в столицу. Там таких, как я, всегда было много, и за место под солнцем нужно было бороться. А так как это получалось у меня по-разному, лучшая жизнь наступала куда медленнее, чем хотелось бы. Но зато та, что имелась, стала куда более изматывающей из-за суетливой работы «девочкой-на-подхвате» в популярной фотостудии.
Но именно там я познакомилась с косплеерами и ролевиками. А, попав в их тусовку, решила, что это лучшее, что случалось со мной. Ведь с ними я могла постоянно убегать от мира, в котором не находила себе места, в другие вселенные: придуманные и от того куда более прекрасные.