Птицы (СИ)
— И что?
— Как это «и что»?! — воскликнула Арабелла. — Она ведь выходит на прогулку с коляской только по вечерам, а только за сегодня это уже был второй раз. В общем, я решила проследить за ней.
Финч решил, что ослышался.
— Что ты сделала?!
— Да, — гордо сказала Арабелла. — Ты все равно тут лежал. Нельзя было бросать расследование. Я пошла за ней, и знаешь, что узнала?
— Что? — недовольно спросил Финч. — Что плохо расследовать тайны без меня?
— Уж кто бы говорил! — кольнула в ответ Арабелла. — Ты ведь без меня пошел к мистеру Франки!
— Так что ты узнала?
Арабелла снова уселась на кровать.
— Мадам Клара знакома с тем жутким бродягой… — сказала она, — ну, с тем, носатым, в полосатом шарфе! Она знакома с Рри!
— Знакома с Рри?
— Вот и я удивилась. Мадам Клара пошла на пустырь. И там был он: что-то выкапывал из-под снега и ел. Она оставила коляску, подошла и заговорила с ним. После чего обняла и что-то ему дала. В общем, я пригляделась и поняла, что она дала ему сырую рыбу. И Рри откусил от нее кусок и стал жевать, даже не почистив от чешуи и не зажарив! Странно, скажи? А потом мадам Клара его снова обняла и вернулась домой.
— Да, — покивал Финч. — Все это очень странно.
— А еще дядя Сергиус весь вечер ведет себя подозрительно, — добавила Арабелла. — Он точно что-то замышляет. Я видела, как он поднялся на седьмой этаж, немного потоптался у дверей квартиры мадам Клары, но, так и не позвонив в звонок, спустился обратно. Я так и не поняла пока, что Второй Человек в черном от него хотел.
— Второй?
— Ну да, — сказала Арабелла. — Ты что, все забыл? Первый — это Гораций Горр. А второй — тот старик из кабаре «Пересмешник» с вороньей тростью. Я думаю, мы узнаем, кто он такой, через мистера Горра. — И она погрустнела: — Вот только я не представляю, как искать этого самого мистера Горра.
— Зато я представляю, — сказал Финч. У него действительно появилась идея. — Надеюсь только, что это не вымышленное имя. Было бы обидно тратить столько усилий на вымышленное имя, которое ни к чему не приведет…
— Только тебе сначала нужно поправиться полностью! — строго напомнила девочка.
— Мне сначала нужно поесть… — проворчал он. — Только не рыбную котлетку со снотворными пилюлями — я и так весь день проспал.
— Я тебе принесу!
Арабелла соскочила с кровати и потопала к двери. На пороге она вдруг остановилась и обернулась.
— Кстати, — сказала девочка. — Кто такая мисс Коллн?
— Что? — не понял Финч.
— Ты называл ее имя во сне, когда лежал на подоконнике. Какая-то мисс Коллн.
— Я… — Финч вздрогнул. По непонятной причине ему вдруг стало невероятно страшно. — Я не знаю.
Арабелла кивнула и выскочила за дверь.
Финч закрыл глаза и потер веки, пытаясь понять, о ком говорила Арабелла.
Когда он их открыл, то в тот же миг замер от ледяного ужаса. За окном в снегу висела в воздухе громадная черная фигура в цилиндре и с зонтиком.
Финч моргнул. За окном был лишь снег. За окном был лишь вечер.
Глава 7. Фогельтромм
Тик… так…
Едва слышно тикали часы на столе. Им подыгрывал стук одного колотящегося детского сердца.
Финч глядел в окно. За ним сплошной стеной шел снег — вот только это больше не был снег, под которым хотелось бы прогуляться.
Мальчик смотрел на падающие белые хлопья и вспоминал свой последний день в школе. Человек с зонтиком, превратившийся в ворон на аллее… Это был он? Он явился сюда?
Чем дольше Финч об этом думал и чем дольше глядел в окно, тем крепче в его голове завязывался узелок мысли, что никого он на самом деле не видел.
«Наверное, все это последствия того, что я надышался ядом гремоловов. Да, наверное, все дело в этом…»
Внутри тем не менее ворочалось скользкое и очень липкое ощущение, как будто он себя старательно убеждает, потому что…
Дедушка порой говорил, что люди могут быть сколь угодно слепы, они до конца будут отрицать очевидные вещи, которые им не нравятся и которых они не понимают, даже если сунуть им их под самый нос.
Дедушка… мысли Финча переключились с пугающей фигуры за окном, которой на самом деле, возможно, там никогда и не было, на вещи более реальные.
Их с Арабеллой план удался, все прошло не без неожиданностей, но, можно сказать, успешно. У них было имя…
Неимоверно хотелось сразу же отправиться по следу этого имени, но Финч понимал, что придется дождаться утра.
Арабелла пошла к себе, и он остался в квартире один. Сна не было ни в одном глазу — еще бы: он ведь только проснулся! Да и кто знает, вдруг, если он сейчас заснет, ему снова привидится какая-нибудь жуть…
«Чем же заняться?»
Мальчик выпутался из одеяла и направился в гостиную. Сняв с полки тяжелый альбом с фотокарточками, он сел в дедушкино кресло и закутался в плед. Финч так часто делал, когда на душе было неспокойно.
Открыв альбом, он привычно начал рассматривать фотокарточки, на которых был запечатлен молодой дедушка. К страницам крепились темные, очень старые фотокарточки, на них можно было различить лишь высвеченное вспышкой дедушкино лицо да кисти рук. Все остальное сливалось с фоном. Едва-едва угадывались очертания швейных механизмов, стоявших за спиной дедушки — это было старое дедушкино ателье…
Финч перевернул несколько страниц и нашел фотокарточки, с которых на него смотрели мама и папа. Стоило ему лишь взглянуть на них, как внутри тут же образовалась пустота.
Дедушка почти не рассказывал ему о родителях. Для него все, что их касалось, было очень болезненной темой, а Финч не хотел, чтобы дедушка нервничал, ведь у него от этого могло остановиться сердце. Поэтому старался и не расспрашивать
И все же кое-что Финч знал. Как говорил дедушка, самое главное. Его родители были хорошими людьми, очень любили друг друга и могли спорить часами.
Маму звали Веро́никой, а отца Филлиппом. Филлипп был сыном дедушки, а Веро́ника была сиротой.
«Эта искрящаяся Веро́ника», — говорил о ней дедушка со светлой грустью в голосе. По словам Корнелиуса Фергина, у Веро́ники была очень каверзная улыбка, которая сводила всех кругом с ума, и все постоянно гадали, что Веро́ника задумала. Неунывающая, веселая и совершенно непунктуальная — такой была мама Финча. Дедушка шутил, что Филлипп готов был придушить ее шарфом за хронические опоздания на свидания. Разумеется, любя.
«Мой занудный Филлипп», — говорил о своем сыне дедушка с неизменной тоской в голосе.
Филлипп был полной противоположностью Веро́ники. Молчаливый, тихий и чудаковатый — многие называли его, как и Финча, «отсталым». А еще он был вечно хмурым, и мало кому удавалось вытащить из него улыбку. Помимо прочего, он обладал некоей чертой, за которую Веро́ника готова была столкнуть его со скалы. Разумеется, любя. Дело в том, что он патологически не понимал ее опозданий, и это не смотря на то, что у нее всегда была уважительная причина! Филлипп был единственным, кто мог по-настоящему разозлить Веро́нику, и тогда она принималась бегать повсюду, хлопать дверьми и возмущенно восклицать «Ну уж нет!» или «И слышать ничего не желаю!»
Как ни странно, именно в эти моменты она становилась еще прелестнее, хоть сама и не знала об этом, а Филлипп, глядя на нее, наконец улыбался.
Дедушка говорил, что Финч очень похож на маму, а от папы у него только его рассеянность и привычка ходить повсюду с трагичным видом…
Финч очень скучал по родителям, хоть и совсем их не помнил. Он разглядывал эти фотокарточки и представлял себе жизнь Филлиппа и Веро́ники: как они пили кофе, читали газеты, говорили, смеялись и плакали. Он часто представлял себе свою жизнь, если бы они не исчезли.