Ты здесь? (СИ)

Новая сигарета вновь оказывается меж её пальцев. Нервный щелчок; ветер медленно рассеивает дымку, теряясь меж блестящих волн. Слеза дрожаще скатывается по коже, достигает подбородка и падает вниз — тихий всхлип Айви будто ядром пробивает во мне дыру.
— Я так и не сказала тебе, — она утирает лицо, вновь затягиваясь, — о той поездке. Никак не могла набраться смелости. Прокручивала в мыслях, представляла, как станет легче, когда правда наконец выплывет наружу. Но до сих пор не могу заставить себя в нее поверить. Цепляюсь, цепляюсь, цепляюсь за ускользающую надежду, которую сама же и выдумала, чтобы спасаться от принятия, но… это так подло с моей стороны. Нечестно держать тебя в неведении. Походит на то, что я просто закрыла глаза, уши и ору на весь мир о том, что все хорошо, все наладится, что мы обязательно найдем способ быть вместе. Найдем решение, ведь не бывает так, что нельзя не найти лазейку даже в самом хитроумном плане. Только жизнь — это не дурацкая партия в шахматы, и мат способна ставить только она. Боже… я просто… я…
— Все в порядке, Айви.
— Нет, Лео, — качает головой, — не в порядке. Я не в порядке. Я только-только обрела смысл, только начала двигаться, чувствовать себя действительно живой, любимой, любить сама — без остатка, до того, что даже тактильность стала не важной — и вот я снова должна потерять, отпустить, научиться двигаться дальше, чтобы через время заставить себя увидеть тебя в ком-то другом. Это несправедливо! Почему мы просто не могли встретить друг друга при жизни? Почему мы должны прощаться, когда наконец обрели покой? Мне плевать на баланс! Плевать на природу, на миры, на всю эту чепуху про проводников! Я не готова, Лео! Слышишь? Не готова принимать все это! Ты только посмотри на меня сейчас! Я в отчаянии! Она сказала, что если просить с умом, то меня услышат. Так разве я много прошу — дать нам шанс быть вместе?
— Я ничего не понимаю…
— Потому что не знаешь.
Дождь бил по щекам, заставляя ткань капюшона липнуть к мокрой голове. Небо было темное, беспросветное, а воздух настолько тяжелый и удушающий, что каждый вдох глухо падал вниз, не давая выдоху своевременно покинуть пределы легких. Порог ветхого дома на окраине я переступала с крайне тревожным чувством, не в силах успокоиться — навязчивые мысли боролись за первенство, как в самых красочных боях без правил. Ни тяжелее, ни легче.
Скрип двери неприятно коснулся слуха, взгляд же зацепился за весьма бледное лицо женщины, украшенное косметикой. Её глаза — чернеющая бездна, что сливалась со зрачком и будто не имела края, вглядывались в меня в течении нескольких долгих секунд, за которые я успела даже пожалеть о спонтанном решении посетить чужой дом. Сидящая поодаль фигура старика издала хриплый смех, что перешел в широкую и беззубую ухмылку на покрытом морщинами лице.
— Тата, такая ты невежда.
Хозяйка проигнорировала реплику, все еще смотря на меня так, будто я представляла угрозу, нежели искала помощи. Из-за холода, вкупе с тем, что одежда промокла насквозь, дрожь явственно лихорадила нервные окончания, и я вздрогнула, когда пухлая и горячая рука спешно схватила меня за плечо. Женщина пугливо озиралась по сторонам.
— Заходи, коль пришла. Вижу, путь проделала неблизкий.
Я сделала неуверенный шаг — мысли закружились в урагане переживаний. Все еще лихорадило, до того, что ноги едва ли не споткнулись на ровном полу — доски скрипнули под ступней, и звук отголоском смешался с закрывающейся дверью позади. Внутри было довольно уютно: темнота в коридоре, еле видимый свет из дальней комнаты, блики от огней скакали по фоторамкам. Благовония в воздухе создавали особую симфонию запахов, смешиваясь с древесной нотой от горящих в камине поленьев и трав, развешанных в нескольких углах дома. Я покорно последовала за хозяйкой, не зная, что и сказать для начала — так много вопросов и так сложно было произнести вслух хотя бы один.
Но этого не потребовалось — как только женщина жестом пригласила меня сесть напротив широкого стола, на котором расположились разного рода флаконы, какие-то камни-обереги, ленты и свечи, на выдохе она снова слишком прямо и остро заглянула в мои глаза, не поселяя хотя бы и толику того доверия, что производила на фотографиях сайта.
 
— Выглядишь подавленной. Чувствую, что энергия у тебя совсем истощилась, от того и происходящее наполняет душевными муками. Упрямица! Нельзя тягаться с судьбой!
Я спокойно наблюдала за тем, как веер из трав бесцеремонно коснулся моей головы, и нота смеха, на секунду раздавшаяся внутри меня самой, чуть не соскользнула с губ — усилием воли я заставила себя и дальше наблюдать за сеансом непонятно чего. Происходящее напоминало по большей части сюр: я ведь никогда не питала любовь к людям, похожих на меня саму. И дело не в том, что они вызывают внутреннее отторжение, скорее, дело в том, что мне до сих пор сложно мириться с тем, что имею.
— Ты хорошая: света в тебе больше, чем тьмы. Но пока пытаешься обмануть то, что обмануть нельзя, не будет тебе счастья. Баланс у природы един, каждое закономерно своему — и мальчик не исключение, — женщина откинулась на кресло, и под пристальным взглядом захотелось вжаться в угол комнаты, нежели выдерживать его секунду дольше.
Смысл сказанного дошел не сразу и реакция вызывала в ней легкую ухмылку. Растерянность больно обожгла кончики пальцев.
— П-простите?
— Тот мальчик, — улыбка тонкой тенью тронула женское лицо, — ради которого ты здесь. Думала, поди, я шарлатанка? Я сразу поняла, что ты из наших — заметить Иезекииля, этого дряхлого деда с извечным занудством, может не каждый. У призраков нет возможности привлекать внимание тех, кто не обладает даром — они словно пустой звук, даже ветер имеет возможностей больше, чем те, кто стоит между миров. И какое сказание ни сыщи, все так и останется на своих местах. Ты ведь за этим здесь, милочка?
Я кивнула, не в силах отлепить язык от сухого нёба. Дрожащие руки впились в жесткую ткань растянутого свитера. Слезы, собирающиеся в уголках глаз, душили, но я попыталась отогнать от себя бессилие и собрать остатки самообладания воедино, потому что плакать перед медиумом — да еще и знающей всю мою историю непонятно каким образом — последнее, что вообще хотелось делать. Сердце, что находилось в тот момент в плену надежды, с силой ударило по груди.
— Вы абсолютно правы, — подняв взгляд, произнесла я. — Вы оказались единственной в этой области. Меня мучает множество вопросов, но…
— Интересно, — на долю секунды женщина задумалась. — Сама же их видишь, а спрашивать про очевидные вещи собираешься меня.
— Нельзя?
Веер из трав снова соприкоснулся с моей головой.
— В незнании есть доля твоей вины, но смысл-то в этом каков? Твой дар не силен, отторгаем даже сейчас, когда малая часть тебя его все же приняла. Я понимаю, мы все рождаемся с этим, мучаемся, учимся жить. Он еще может уйти, а может стать сильнее — только за тобой выбор. А с мальчиком, что духом бродит в стенах дома… тяжелая судьба. Вы оба на пути спасения, так что не трать силы — отпусти. Он все равно скоро покинет тебя.
— Что? — ногти с силой впились сквозь свитер в кожу.
— Почти три года прошло, да? — она склонила голову; в свете от свечей тени на её коже танцевали вальс. — Умер осенью, в день, когда родился.
— Какое это имеет значение?
— Все взаимосвязано, — взгляд женщины сместился на портреты на стене. — У каждого свой равный срок, секунда в секунду, так, как было до перехода. Ни больше, ни меньше — баланс. Думаешь, духи навечно связаны с миром, в котором имеют лишь форму и голос? Все сущее исчезает, как и несущее. Знаки подсказывают, вот только тебе упорно не хочется в них верить, да? Роль медиумов тяжела. Мы видим то, что даже зоркий глаз простых людей не может развидеть. Я тоже много раз задавалась вопросом: «Почему после смерти духи не находят покой, а тащат свое существование меж миров дальше?», но ответ неизвестен. Кому-то свыше так нужно. А нам — проводникам — остается только теряться в догадках и жить с этим, минуя людей, готовых поживиться подобным. Твоя приобретенная мудрость — не из-за возраста, деточка, ведь медиумы способны видеть не только духов, но и души чужих. Кто-то находит этому применение, кто-то мирится со своим даром и живет дальше.