Восставший из Ада: Расплата (ЛП)
С виду эта коробка была обычной музыкальной шкатулкой-ребусом, такой же, как и его певчие птички. Но он добавил в неё кое-что еще. Она открыла дверь в ту часть Aда, которую называют Пустошью, и где находился лабиринт Сенобитов. Судя по всему, этa вещь сотворила чудовищную магию. Я знаю, что вы видели, как одна из этих дверей открылась. Сам я никогда этого не делал. Я только читал описания того, как Лемаршан смог воссоздать в своём творении красоту и мелодию...
Письмо утратило связность, какую только можно было назвать после этого, поскольку Лэнсинг снова поддался капризу своих произвольных мыслей.
В письме была еще только одна важная вещь, да и та небрежно обронена на последней из семи маниакальных страниц.
У демонов есть и другие способы переступить порог, - заметил Лэнсинг, - помимо решения какой-то устаревшей головоломки.
И судя по тому, как он это слышал, один из этих способов должен был очень скоро стать очевидным. Если его информация верна, то пороги будут вскрыты любыми доступными средствами. И это не займет много времени, прежде чем множество любопытных, но предположительно злых душ, будут использовать их. Послание было ясным: мир изменится очень быстро, если только Кирсти не захочет этому помешать.
II
Следующие несколько часов Кирсти бродила по дому, ее мысли были еще более хаотичными, чем в последнее время. В конце концов, она решила сдержаться. Обычно она не принимала подобных маниакальных посланий, но Лэнсинг знал о ней такие вещи, которые она не смогла проигнорировать. Она позвонит Лэнсингу и выяснит, существует ли он на самом деле. И если окажется, что это еще один звонок в преисподнюю, она знала, как исчезнуть. Это была единственная жизнь, которую она знала на протяжении трёх десятилетий.
Она набрала номер, указанный на бланке.
Записанный на пленку голос женщины, лет пятидесяти, не давал никакой информации.
- Здравствуйте, вы позвонили в кабинет доктора Джозефа Лэнсинга. Если вы хотите оставить сообщение, пожалуйста, нажмите кнопку...
Кирсти повесила трубку. Только положив трубку, она поняла, что вся взмокла от пота, а её сердце бешено колотится. Теперь она чувствовала себя немного нелепо. Ну и что с того, что совершенно незнакомый человек прислал ей смутно апокалиптическое письмо? Оно не содержало никакой срочной информации, и она не чувствовала никакой угрозы. И уж, конечно, ничто не объясняло, почему она так разволновалась. Может быть, кто-то нашел ее и, похоже, знает о ее прошлом? Было ли это вызвано тем, что она набрала номер человека, приславшего ей письмо, которое так взволновало ее, как будто, позвонив этому незнакомцу, она каким-то образом придала всей его истории правдивость, которой она не заслуживала, или, что еще хуже, сделала себя уязвимой в каком-то смысле, который она еще не понимала?
Она попыталась отвлечься от Филиппа Лемаршана и головоломки, занявшись какой-нибудь рутинной работой в своей квартире. Нужно было оплатить счета и разобраться с различными неотвеченными корреспонденциями. Но ее разум как будто был не здесь. Она не могла сосредоточиться на цели, стоящей перед ней. Ее мысли возвращались к тому дому на Лодовико-Стрит, который разрушил всю её жизнь.
Это была любовь, которая беспокоила ее, любовь, которая указала ей дорогу в Aд. Она искренне надеялась, что ей никогда больше не придется идти по этой дороге, но письмо Лэнсинга поставило эту надежду под сомнение. И вот теперь ее мысленный взор снова и снова возвращался на Лодовико-Cтрит, к последнему мужчине, которого она любила без всяких условий, - к своему отцу. Человеку, чья жизнь была потеряна там, при обстоятельствах, которые она все еще не могла понять. Это был Ларри Коттон, женатый на красивой и ужасной женщине по имени Джулия. Джулия никогда не любила своего мужа. Кирсти видела, с каким презрением его собственная жена относилась к Ларри всякий раз, когда Джулия бросала на него взгляд. Но сам Ларри никогда не обращал на это внимания. Он боготворил Джулию. Она не могла сделать ничего плохого. Когда она заболела и отказалась говорить Ларри, что с ней не так, он в отчаянии обратился к Кирсти. Неужели она не сможет когда-нибудь поговорить с Джулией и, может быть, вытянуть из нее правду?
Кирсти сделала так, как просил ее отец. Но она не нашла никакой правды. Хотя ее отец сказал Кирсти, что его жена бледна и болезненна, когда Кирсти её увидела она точно не выглядела больной. Джулия была раскрасневшаяся, вспотевшая и взволнованная. Она выглядела, как женщина, которая занималась сексом: подозрение, которое еще больше подкреплялось пальтом незнакомца, висевшим в пределах видимости с порога, где стояла Кирсти. Джулия была не в настроении для любезностей.
Кирсти с особенной ясностью вспомнила, что произошло, когда она уходила от Джулии и от места, которое она называла домом; как сильно у нее было ощущение, что за ней наблюдают, и как она оглянулась назад и каким-то образом поняла, что это не Джулия наблюдает за ней из одного из верхних окон, а ее тайный любовник, кем бы он ни был.
Только позже она узнала гнусную правду: любовником, которого Джулия принимала в доме в тот день, был ее родной дядя, брат Ларри, Фрэнк Коттон, человек, чьи подвиги - как исследователя всего экстремального и запретного - как считалось, положили конец его жизни. В каком-то смысле это было правдой. В погоне за опытом, превосходящим все, что когда-либо знала его плоть, брат Ларри купил у преступника в Марокко - человека по имени Кирхер, который был ответственен за ослепление двухмесячного ребенка и убийство матери младенца, легендарную в нечестивых кругах шкатулку, известную как Конфигурация Плача.
Затем он принялся открывать ее и быстро осознал ошибочность своего выбора. Это было не место эротических злодеяний, которое он надеялся обнаружить; вместо этого он открыл дверь в Пустоши Aда, и он, благодаря шкатулке, стал пленником ее повелителей, ордена Гэша, садистской секты демонов, известной как Сенобиты.
Кирсти обнаружила все это только позже, когда случайно вызвала этих тварей своими собственными пальцами. Их было четверо, их тела были изрезаны и зашиты до неузнаваемости, раны украшены и выставлены напоказ, как будто они были прекрасными вещами.
Кирсти стала бы их добычей, как и Фрэнк, если бы не раскрыла тайну жизни Фрэнка Коттона после смерти. Фрэнк сбежал от своих тюремщиков с помощью Джулии, которая вскормила его живой кровью тех немногих обнадеживающих любовников, которых она соблазнила на Лодовико-Cтрит, пообещав немного прелюбодеяния за ланчем. В конце концов, Фрэнк и Джулия забрали жизнь Ларри, а затем и его кожу, пытаясь навсегда спрятать Фрэнка от его мучителей. Но, как умная невинная девочка из детской сказки, Кирсти обманом вынудила Фрэнка выложить самую важную информацию в невидимом присутствии этих мучителей: его собственное имя. Не имело значения, чье лицо он украл, чтобы спрятаться. Это был Фрэнк Коттон.
- Тише, - сказал он ей, размахивая ножом с выкидным лезвием. - Все в порядке. Фрэнк здесь. Твой дорогой старый дядя Фрэнк.
Еще мгновение - и он лишил бы ее жизни, но его внимание отвлек звон колокола. Он понял его происхождение в тот же миг, как он начал звучать. Она чувствовала горький запах того адского места, откуда он исходил. Они быстро приближались. И когда они это сделали, они забрали его. Все это было ужасным, жестоким зрелищем, которое всегда, сколько она себя помнила, вызывал у нее кошмары о доме на Лодовико-Cтрит.
В том, что она решила делать дальше, не было никакой логики. Но потом, она по горькому опыту поняла, что в мире, из которого она сбежала, нет ни капли логики. Поэтому в таком мире имело смысл вернуться на Лодовико-Cтрит и обыскать старый дом.
III
Неделю спустя Кирсти обнаружила, что стоит в районе, который едва узнавала. Сначала она подумала, что ошиблась в подсчете домов или что-то, что когда-то было резиденцией Коттона, было так тщательно отремонтировано, что она не заметила его. Но она снова и снова ходила взад-вперед по улице, изучая дома и брусчатку под ногами, ища какой-нибудь крошечный знак, который показался бы ей знакомым. Но там ничего не было. Дом буквально исчез без следа; само его существование, или любые свидетельства его существования, стерлись во всех отношениях. Объяснение могло быть только одно: какая-то сила, ангельская или адская, выцарапала то место, где былa схизма[3] Aда. В тот момент, когда она приняла это - не как возможность, а как Евангелие - ее глаза пересчитали Лодовико-Cтрит, и она увидела свидетельство того, где был снесен её старый дом. Улица была грубо перестроена, так что камни мостовой почти совпадали. Трещина в земле, где дом был вырван с корнем и унесен, была бы незаметна, если бы она не осуществила более метафизические расчеты.