Ищущий убежища

— Этот каменщик должен быть где-то здесь, так? — обронил коронер через плечо.
Тяжело дыша после погони за длинноногим коронером, Томас кивнул головой:
— Сержант сказал, что его зовут Сенвульф — мастер-каменщик из Линкольна.
Они остановились у подножия башни, где трудились около дюжины мужчин. С помощью переброшенной через шкив веревки несколько человек поднимали каменные блоки на головокружительную высоту парапета, где, в ста сорока футах от земли, работали каменщики. Другие вручную выгружали из повозки с запряженными в нее быками новые необработанные камни, еще несколько человек занимались обтесыванием камней, придавая им нужную форму. С полдюжины стариков стояли поодаль, наблюдая за строительством, однако, поскольку работы продолжались вот уже три четверти века — с тысяча сто четырнадцатого года, когда епископ Уильям Варелваст повелел заменить старое здание саксонской церкви, — зрелище вряд ли представляло для них особый интерес.
Джон подошел к ближайшему мужчине.
— Где я могу найти Сенвульфа из Линкольна? — требовательным тоном спросил он.
Мастеровой покачнулся на пятках и оперся железным долотом и тяжелым молотком о землю. На нем был тяжелый кожаный фартук, покрывавший его от шеи до колен, весь в царапинах от инструментов и осколков камня.
— А кому он понадобился?
Мужчина был средних лет, его задубелое лицо было почти таким же, как и надетый на нем фартук, однако в ярких голубых глазах блестел огонь.
— Королевскому коронеру, — коротко ответил Джон.
Каменщик положил инструменты на землю и медленно выпрямился во весь рост. Мастера-каменщики никогда не заискивали ни перед кем, они принадлежали к категории мастеровых, услуги которых всегда были в цене. Они хорошо зарабатывали, и за их спинами стояла мощная гильдия. Однако упоминание о короле вызвало у мастерового уважение и внимание.
— Тогда вам никого больше искать не надо, коронер. Сенвульф — это я… и я знаю, какое дело привело вас ко мне.
Джону пришлась по душе его прямолинейность, он ощутил в собеседнике открытость и стремление помочь, нехарактерное для большинства людей, которые готовы были бы пуститься на любые уловки и ухищрения, лишь бы не иметь дела с законом и его представителями.
— Тогда поведайте мне все, что вам известно о человеке, который лежит ныне мертвый в Вайдкоуме, — сказал коронер, прислоняясь спиной к большому неотесанному каменному блоку и складывая руки на груди, готовый выслушать историю каменщика.
— Да тут и рассказывать-то нечего, сэр. Я просто услышал, о чем кричал городской глашатай сегодня утром, когда появился на соборном дворе. Он много чего хотел знать, ну, и о человеке, которого убили подле Вайдкоума. Я так думаю, это тот самый мужчина, которого я видел двенадцать дней назад в Хоунитоне.
Коронер ободряюще кивнул головой, и его длинные пряди рассыпались по плечам серой туники.
— А почему вы считаете, что это тот самый человек?
Ну, он светловолосый был, примерно такого возраста, как сказал глашатай, хотя я понимаю, что этого мало. Ага — и еще, — он был смуглый от загара, и в ножнах на ремне у него висел изогнутый магометанский меч.
Во что он был одет?
Когда я его видел, на нем был плащ из кротовой шкуры, а под плащом то ли зеленая туника, то ли накидка, я не разглядел. Красный полотняный капюшон на голове. Вот, и еще необычные сапоги для верховой езды, с высокими голенищами.
Точно вам говорю, это наш покойничек, — горячо зашептал на ухо коронеру Томас, прятавшийся в тени хозяина.
Игнорируя подсказки писаря, Джон продолжил расспросы:
И где же вы его видели тогда?
Мы с ним обменялись парочкой слов, не очень вежливых. Не понимаю, как только дело до драки не дошло.
Джон инстинктивно насторожился. Вот еще один возможный подозреваемый, подумал он. Хотя довольно странно, что едва ли не в первых своих словах каменщик признался в ссоре с погибшим, учитывая, какую смерть тот нашел на своем пути.
— Я на своем пони ехал из Солсбери, у меня был контракт с тамошним собором. Так вот, контракт закончился, и я договорился, что три месяца буду работать здесь. В последнее утро переезда я остановился выпить эля и перекусить на постоялом дворе в Хоунитоне, милях в пятнадцати от Эксетера по восточной дороге. Ну и вот, сижу я, отдыхаю на скамеечке рядом с таверной, ем мясо, пью эль, и тут он выводит свою кобылу из конюшни и садится на нее. На крыльцо даже хозяин постоялого двора вышел, чтоб ему доброго пути пожелать. Наверняка он там ночевал.
 
Джон поскреб щетину на темном подбородке.
— И из-за чего же между вами возникла ссора?
Каменщик почти с нежностью провел пальцем по огромному камню, прикасаясь к материалу, с которым работал всю жизнь.
Ну, садится он, значит, на свою кобылу и тычет ее шпорами в живот. Зверюга срывается с места, как стрела из лука, и обливает меня грязью и лошадиным дерьмом с ног до головы. Испоганила хлеб, который я ел, перепачкала всю одежду.
Может, это случайно получилось? — предположил Джон.
Случайно, как же! Обыкновенное легкомыслие мальчишки, который не испытывает ни малейшего уважения к старшим.
И что же вы сделали? — встрял в разговор писарь.
— Я закричал на него и помахал вслед кулаком. Тут он оглядывается, разворачивает лошадь и подъезжает ко мне. Я думал, он собирается извиниться… не тут-то было! Он начинает оскорблять меня за то, что я, мол, ору на него, и всякие жесты показываю.
Джон потерял интерес к их перепалке — не настолько серьезной она была, чтобы привести в конечном счете к убийству. Вместо этого он принялся выуживать новую информацию о всаднике:
— Вы не помните, как его звали — или откуда он прибыл, куда направлялся?
Сенвульф отрицательно покачал головой.
— А с чего мне было любопытствовать? Сидел себе на солнышке, потягивал эль, смотрел, как мир вокруг шевелится, — пока он не облил меня дерьмом.
Неподалеку от них раздался грохот: большущий блок песчаника вырвался из веревочной петли лебедки и обрушился на землю. К счастью, поблизости от места падения людей не оказалось, иначе работы у коронера прибавилось бы. Сенвульф, отвечающий за рабочих на земле, изрыгнул в их адрес проклятие и вполголоса добавил еще несколько нелестных слов.
— Олухи неуклюжие! Да, не тот народ пошел, что в былые времена.
Джон не позволил отвлечь себя от расследования.
— Вы говорите, он был на коне.
— Да, серая кобыла, не очень высокая, в черных яблоках. И еще — у нее пятно черное, как кольцо, вокруг одного глаза было, а вокруг другого — нет. И жутко грязные копыта! — добавил он с сарказмом.
— Вы очень наблюдательны, — уважительно произнес Джон. — Что-то еще, может, припомните?
Каменщик наморщил лоб в раздумьях.
— Да я слишком разозлился, чтобы что-то видеть. И вообще, я боялся, что он замахнется на меня плеткой, которой погонял лошадь, но, слава Богу, он вовремя опомнился.
— И почему же это? — спросил Джон.
— А потому, что я стащил бы его с лошади и отделал как следует, будь он даже хоть трижды джентльменом, — вызывающе ответил Сенвульф. — Короче, он пробормотал что-то себе под нос, развернул лошадь и отправился восвояси. Больше я его не видел. Я хозяина таверны спросил, кто он такой, но тот не знал ничего, сказал только, что тот человек этот остановился у него на ночлег по пути из Саутгемптона, но куда направлялся, ему неведомо.
Джон в задумчивости почесал подбородок.
Вы сказали «джентльмен»? Почему вы решили, что он джентльмен?
Хорошая одежда, причем сшитая явно не в здешних местах. Да и речь не похожа на разговор простого солдата. Хотя на английском он говорил не хуже меня, могу поклясться, что он из нормандцев.
Джон, в родословной которого смешались две крови, не знал, следует ли слова каменщика воспринимать как комплимент или совсем наоборот.
Можете еще что-нибудь важное припомнить?
При нем была пара мешков, привязанных к седлу, и еще две плетеные корзинки на шее лошади, у коленей всадника. Помнится, я подумал, что он возвращается домой после долгого отсутствия с подарками и безделушками, которые собирал по всему свету.