Звезда заводской многотиражки 3 (СИ)
— Нет-нет, меня вполне устраивают свежие и некрасивые, — Даша помотала головой. Ну да, эпоха фотографирования еды еще далеко. Это в двадцать первом веке если бы он так ответит, то Даша бы тут же схватилась за мобильник и запостила во все соцсети фотографии «ожидание vs реальность», с геометкой и тэгом «никогда сюда не приходите». А сейчас она преспокойно схватила с фарфорового блюдца кусок белого батона, намазанный неровным слоем масла и негусто посыпанный сверху красными икринками.
— С вас три рубля восемьдесят две копейки, — сказал бармен.
— Хм... — я посмотрел на меню и мысленно попробовал сложить все эти копейки друг с другом.
— Четыре процента за обслуживание, — сказал бармен, как будто прочитав мои мысли.
— Как скажете, милорд, — хохотнул я, прекратив подсчеты, и положил на тарелку для денег синенькую пятирублевку. — И не давайте пока нам сдачи, мы все равно будем заказывать еще.
Царственный кивок головой, и купюра исчезла под стойкой.
— Ну что, Даша, отметим мою удачную подработку? — сказал я и приподнял стакан. Даша тоже приподняла и легонько звякнула краем своего стакана об мой. С бокалами это смотрелось бы эффектнее, конечно, но так тоже неплохо.
Вообще-то, если продолжать изображать неведомого контролера неведомой конторы, стоило бы затребовать весы и уточнить, сколько конкретно по госту должно быть в бутерброде хлеба, масла и икры. Но делать этого мне не хотелось. И без того было понятно, что икры тут вдвое меньше, чем полагается, да и хлеб, скорее всего, не тот. И остатки банок икры благополучно уже проданы с черного хода или покоятся на дне бездонной сумки так удачно сэкономившего ценный продукт повара. Но мне не хотелось скандалить и качать права. А хотелось продолжать мило трепаться с Дашей, иногда нашептывая ей на ухо всякие непристойные глупости, от чего на ее щеках начинал играть трогательный румянец.
Из основного зала ресторана раздались многообещающие звуки. Пока еще не очень мелодичные и слаженные — это музыканты только расчехлили свою аппаратуру и настраивались. Значит скоро заиграют что-нибудь романтичное.
Да и пустовавшие столы тоже начали заполняться. Зал заполнили голоса, женский смех и звон приборов.
Я заказал по второму бокалу и по бутерброду с сыром и докинул в свою «кассу» еще рубль. И как раз в тот момент, когда бармен наполнял наши бокалы, в бар вбежал мужчина.
— Шеф, грушевая есть? — жизнерадостно спросил он. — Официант сказал, что у них закончилась, в баре спросить.
— Имеется в наличии, — величественно проронил бармен. — пятнадцать копеек стакан.
— Отлично, набулькай тогда, — сказал мужчина и облокотился на стойку.
— Что с тобой? — спросила Даша и подергала меня за рукав. Я понял, что прослушал ее последние слова, потому что узнал вошедшего. Это был мой отец. Только отец Жана, а не отец Ивана.
— Добрый вечер, Михаил! — сказал я.
— О... — он повернулся ко мне и прищурился. — А я тебя знаю! Это же ты приходил к нам тогда... Ну, когда рассказал про Закорск.
— Все верно, Михаил Ильич, — я кивнул.
— Ох, как же неудобно тогда получилось, — он смущенно отвел глаза. — Я ведь даже спасибо не сказал. Слушай, а чего вы тут сидите? Пойдемте к нам за стол!
— Может не стоит? — попытался отказаться я. Для вида, на самом деле. Потому что эта встреча была сейчас ну очень кстати. Отец был явно в отличном настроении, а значит можно было урвать минутку, чтобы расспросить его про выпускной, кольцо и его тайную любовь.
— Нет-нет, я настаиваю! — воодушивился он. — Девушка, призываю вас в союзники! Что вы тут наедитесь, бутербродами и конфетками? А у нас отличный ужин, стол ломится! Ну не ломайтесь, в самом деле... эээ...
— Иван, — подсказал я.
— Иван, — отец радостно покивал, будто сам вспомнил имя. — Давайте, слезайте с этих ваших табуреток!
— Ваша грушевая, — сказал бармен и подвинул стакан с желтой мутноватой жидкостью. Отец растерянно похлопал себя по карманам.
— А можно ее в счет седьмого столика включить? — спросил он.
— У нас разные кассы, — покачал головой бармен.
— Посчитайте на меня, — сказал я, сползая с высокого табурета и протягивая руку Даше. — И давайте теперь уже сдачу.
Бармен невозмутимо бросил на блюдечко несколько монет. Я не стал их пересчитывать и просто сгреб себе в карман.
Седьмой столик оказался большим, и сидело за ним, не считая отца, семь человек.
«Похоже, у моего отца имелась какая-то тайная жизнь», — подумал я, оглядывая лица. Щелк. Мысленная база данных выдала мне уже довольно долго пылившуюся там информацию.
Биндюгин Николай, приватизировал дрожжевой завод в первых рядах, долго и изобретательно возил в Новокиневск разноцветный алкоголь в бутылках с кричащими этикетками. Паленый, разумеется. Где-то у него был цех-разливайка, но никто не мог найти свидетельства. А в девяносто шестом его убили, топорно обставив все как самоубийство. Сбросили с балкона гостиницы «Новокиневск» с пулей в голове.
Хмырина Наталья, будущая бордель-маман всея Новокиневска, правда, известная под совсем другим именем — Алиса Звонарева. А сейчас — милейшая красотка, блондинка с томным взглядом и пухлыми губами.
— У нас пополнение, — сказал мой отец, решительно втискивая дополнительные два стула. — Это Иван, прошу любить и жаловать. Он оказал мне неоценимую услугу, а я его, редиска такой, не отблагодарил! А девушка...
— Даша! — звонко ответила она сама за себя и ослепительно улыбнулась.
— Вот, точно, Даша! — мой отец похлопал по одному из стульев. — Присаживайтесь, ешьте и пейте все, до чего дотянетесь, а если кто-то будет вас обижать, жалуйтесь мне. Все слышали? Гостей беречь, холить и лелеять! И без этих ваших шуточек чтобы!
Компания весело загомонила, лысоватый Биндюгин заржал знакомым неприятным смехом, который больше всего был похож на утробные звуки, которые обычно издают зомби во всяких сериалах про ходячую мертвечину. Гыыыы... Мозгиии...
И лица такие... самоуверенно-сытые, самодовольные.
Интересные дела... Что у моего отца с ними общего?
А он, тем временем, уселся на свое место и набулькал себе в рюмку коньяка.
Глава тринадцатая. Счастье всем даром?
Ресторанная публика — это какой-то отдельный вид людей. Где бы ты ни был, в каком бы времени и какой бы стране не находился, а эти вот товарищи всегда одинаковые. Громкие, наглые, самоуверенные. С сальными глазами и шуточками.
Меня даже на секунду накрыло ощущением, что я переместился по какому-то волшебству обратно в двадцать первый век и попал на корпоратив для торгпредов какого-нибудь вафельно-карамельного цеха.
— За это нужно выпить!
— А мы не возражаем!
— Давайте я начислю что ли...
— Нет-нет, братан, у нас для этого есть специально обученный человек!
— Эй, официант! А ну-ка ком цу мир, майн либер киндер!
— Воооова, как тебе не стыдно, она же девушка!
— Ой, тогда прошу пародону, мадама! Мммм... гражданочка, а что вы делаете сегодня вечером?
— Вова, не мешай девушке работать!
— А я вроде не мешаю, ручки-то вот они!
Я принимал участие в веселье, соблюдая вежливую субординацию. Смеялся над общими шутками, изредка шутил сам, поддерживал тосты, в общем, был «хорошим мальчиком». Всерьез вроде напиваться эта публика не планировала, впрочем, алковечеринки — процесс непредсказуемый. Вроде бы только что все было чинно-благородно, и вдруг — бабах! — вокруг уже стадо жизнерадостно похрюкивающих свиней.
Ресторанный ансамбль наконец-то перестал наигрывать инструментальную музыку, солист, косящий не то под Валерия Леонтьева, не то под льва Бонифация из мультика, приблизился к микрофону и запел:
— Там, где клён шумит над речной волной
Говорили мы о любви с тобой
Опустел тот клён, в поле бродит мгла
А любовь, как сон, стороной прошла...
Лысоватый Биндюгин тут же потащил блондинистую «Алису», которую здесь все называли даже не Наташа, как ее звали по паспорту, а почему-то Лиля, поближе к эстраде. Вслед за ним потянулись другие пары. Тот мужик, который пытался клеиться к официантке, получил очередной отлуп, вернулся за столик и его глазки, будто залитые маслом, уставились на Дашу.