Кровавый Король (СИ)

Король обессиленно садится на кресло, укладывая голову на руки перед собой.
— Думаешь, онаво всём виновата? — тихо спрашивает Изекиль.
«Конечно, он так не думает, глупая ты дура! Ты только что увидела его оголённый нерв! Да, даже если она взорвёт нашу землю — он сможет найти этому оправдание!»
— Нет. — Изекиль едва слышно фыркает, подтверждая свои мысли. — Она наслала на меня оберег. Я затылком вижу, как ты смотришь. Не удивляйся. Я вытащил её из воды в день испытания, она отблагодарила защитой. И предугадывая последующий вопрос: «Нет, для меня это не опасно». Это как дополнительная функция защиты для…
— Но ведьмовская защита — это нерушимое колдовство… Тем более Верховной. — Изи не даёт договорить, зная, что даже неловкое слово может пробудить ярость, сидящую в нём.
— По этой причине я и снимаю все подозрения, — тихо произносит Видар.
Но Изекиль знала, что этому была ещё одна причина — ослеплённое сердце короля не могло поверить в предательство. Изи знала это на собственной шкуре. Наверное, поэтому она до сих пор не могла отпустить Себастьяна, не могла поверить, что когда-то он выбрал не её, а страну. Сердце солдата знало, что так правильно, но сердце обычной девчонки ревновало так сильно, что не смогло справиться с этой ревностью, не смогло с ней жить, не смогло исправно служить. Только знала она и то, что Видар — другой. В отличие от Себастьяна, у него никогда не было выбора, он обязан любить свою страну. Но… онмогпойти на что угодно ради той, кто по-настоящему завладеет его сердцем. РодКаина. Родзмеев.
— Нужно послать за ней. Она определит, кто стоит за этой работой, — Изекиль с готовностью поднимается, но едва заметный жест левой рукой короля останавливает её. — Почему нет?
— Потому что я разберусь в этом сам, она… онане нужнамне для этого.
«Упрямый баран!» — но вместо этого ответа Изекиль сдержанно дёргает уголками губ:
— Не дури. У тебя это может занять месяцы, когда как у неё — чуть меньше двух минут. Тем более, что она, скорее всего, уже знает, кому принадлежит отвар и какая ведьма постаралась.
Видар поднимает голову, поворачиваясь к огромной арке. За ней — солнечные лучи заливали зелень ярким тёплым закатным светом. Ведьма, что исчезла из его покоев — делала его слабым, подрывала авторитет… заставляла бояться своего собственного сердца, разума и… души. Демоновой души, что каждый раз рвалась навстречу к ней, что изнывала от боли, когда он не находил её колкого взгляда, что просила её в свои объятия снова и снова.
Она. Не. Нужна. Ему.
— Мы сегодня выпьем или как? — он поворачивается к Изекиль.
На лице больше не было смешанных чувств, лишь скотская мальчишеская ухмылка и озорной блеск в глазах.
«Свела же жизнь с лицедеем», — фыркает про себя Изи, но садится обратно в кресло, принимая бокал из рук короля.
⸶ ⸙ ⸷
Тёплый альвийский ветер обнимал каждую прядь огненных кучерявых волос. Даже ночь не могла скрыть бесовской цвет под плотным покровом. Эсфирь не стремилась прятаться. Она желала простоисчезнуть, раствориться под покровом ночи и оказаться где-то, где смогла бы вздохнуть полной грудью. Где не было бы королей, споров о вечном Балансе, разрушающей магии.
Гладь Альвийского каньона напоминала огромное зеркало. Эсфирь усмехается. Забавно, окажись Каньон тем самым заколдованным зеркалом Видара, с которого он мог считать все людские помыслы. Мысль слыла бредовой, но кое-что всё-таки объединяло воду и Видара — цвет. И то, как одинаково оназахлёбываласьв обоих.
Сидя на помосте, где относительно недавно проходило испытание, она так и ждала, что из глубины вынырнет ундина или навка и начнёт плакаться о своей жизни. А когда посчитает, что её «жертва» вдоволь прониклась сказками, то утащит на глубину обгладывать кости.
Эсфирь аккуратно погружает пальцы в воду. По коже пробегает табун мурашек. Она, превозмогая желание отдёрнуть руку, перебирает пальцами гладь. Вода становится горячей. По Альвийскому Подлиннику, это означало лишь одно — её душа кристально чиста. Парадокс.
 
Тень задумчивости касается линии скул. Когда она нырнула за Видаром — вокруг него вода морозила льдом, но стоило ей коснуться его тела — как всё изменилось. Возможно, так себя вели души. А возможно — они служили Балансом друг для друга. Вечной границей абсолютного первородного зла и…, упаси Хаос, добра.
Ведьма отнимает руку от воды и переводит взгляд на небо. Теперь оно ассоциировалось лишь с ним. Рассыпчатые звёзды — осколки его души. Перламутрово-синее полотно — его глаза, темнеющие от страсти и желания. Пролетающие хвосты комет — озорная мальчишеская улыбка, что оголяла зубы и была самой редкой гостьей на ожесточённом лице.
Она сильно жмурится, пытаясь выгнать живо нарисовавшийся образ под веками.
Он. Не. Нужен. Ей.
Уже завтра король отведёт её к Старожилам. Она узнает, как порвать связь с ним, и эта безумная тяга исчезнет, испарится.
Интересно, а сможет ли она полюбить его, будучи не предназначенной марионеткой?
— Демон, какая чушь! — фыркает Эсфирь, обнимая колени и укладывая щёку на правую руку.
— Поделишься?
Насмешливый голос не заставляет испугаться, дёрнуть плечами или вскочить с места. Иногда Эсфирь казалось — ничто не сможет заставить её чувствовать страх.
Она не поворачивает головы, прекрасно понимая, что тот образ, возникший в голове, намного лучше и чище реального. Образом она могла ослепляться.
— Неужто я понадобилась великому Кровавому Королю? — фыркает Эффи. — Недолго же ты продержался.
— Да, посоветуй, какой лучше камзол мне надеть завтра.
Король усмехается. Она слышит приятное шуршание ткани, а затем проваливается в созвучие запахов сочной ежевики, свежескошенной травы и морозящего ментола. Эсфирь хочет скинуть с себя очередное проявление превосходства над ней, но чувствует большие ладони на плечах и подушечки пальцев на ключицах.
— Убери руки, — сквозь зубы шипит ведьма.
— А то что? — тихо отзывается король, обдавая дыханием затылок.
— А то я превращу тебя в таракана!
— Они живучие, сделаешь услугу, — грудной смех Видара заползает прямиком в сердце, облюбовав там все потайные уголки.
Эсфирь это бесит. Уже завтра. Завтра она узнает, как избавиться от него. Осталось перетерпеть всего лишь каких-то семь часов до утра.
— Что нужно? — фраза выходит даже грубее, чем она ожидала.
Видар присаживается рядом, смотря на гладь воды.
— Вот уж не думал, что найду тебяздесь, — ухмыляется он, припоминая страх ведьмы перед водой.
— Что не убивает — делает сильнее, ведь так? — Эсфирь тоже переводит взгляд на воду.
Демон, как она ненавидела воду. Глубину. Синий цвет. Его.
— А ещё этомоёместо, наэтомпомосте, подэтойплакучей ивой. Итызачем-то тожетут, — тихо произносит Видар, но ведьма его не слышит, она занята бегством от мыслей, от его запаха, от ощущения теплоты его тела на собственных плечах.
«Послушай меня, беги! Беги, от этого зависит твоя жизнь!» — голос молодого принца Видара вырвался из воспоминаний, которые ведьма тщательно прятала.
И, видит Хаос, она неслась подстреленной ланью. Бежала долгие годы своей жизни. Вспоминала этот голос и слепо следовала завету до тех пор, пока ноги не стали еле волочиться по земле, пока она сама не превратилась в ту, завидя которую нечисть кричала так же. Кто бы только мог подумать, что голос, за который она отчаянно хваталась столько лет — окажется голосом её заклятого врага и, что хуже, родственной души? Проклятье какое-то.
— Ты наверняка знаешь, что за ведьма приготовила отвар. — Видар опирается на локти, вытягивая длинные ноги вперёд. Закидывает одну на другую.
— Знаю, — коротко кивает Эсфирь. Препираться с ним и снова разжигать словесные баталии не хотелось. Она иссякла ещё несколько часов назад. Если не столетий. — Но, к нашему несчастью, её нет в живых.
— Это как? — в ярких глазах сверкает раздражение.
— Это по мёртвому.
Видар переводит взгляд на ведьму и выражение её лица кажется глупым, настолько, что его непривычный, жутко заразительный смех застывает над гладью воды.