Когда-то там были волки

Владельцы — пожилая пара, Шеймус и Клэр. Шеймус безутешен: убитая корова — одна из лучших племенных особей, жившая на ферме много лет. У нее остался теленок, которого теперь придется растить без матери. У меня возникает впечатление, что хозяин оплакивал бы так любого из своих питомцев.
— Это ваша земля? — спрашиваю я, оглядывая пригибаемую ветром траву.
— Наши земли заканчиваются далеко к западу, — признается Шеймус.
— А ограда где-нибудь есть?
— Конечно, нет, эта пустошь никому не принадлежит.
Я поворачиваюсь к нему.
— Хотите совет? Отгоните скот на свою территорию и поставьте забор. Мы же предупреждали об этом несколько месяцев назад, и не раз. А теперь Фонд спасения волков должен возмещать вам ущерб?
Я качаю головой и направляюсь к машине. За моей спиной Эван извиняется перед фермером и объясняет ему меры предосторожности — снова. Мне стыдно за свой выпад; бедняга потерял животное, к которому привязался. Впрочем, он мог предотвратить несчастье, однако даже пальцем не пошевелил.
Я вижу приближающийся пикап Дункана и спешу дойти до своей машины, пока он не подъехал. Он стучит мне в окно, когда я уже завожу мотор. Я неохотно опускаю стекло, понимая, что живот уже округлился. Надеюсь, что пальто скроет это.
— Привет.
— Волк? — спрашивает он.
— Да.
— Что будем делать?
— С чем?
— С волком.
Я хмурюсь.
— Ничего, Дункан. Это всего лишь одна корова. Хозяевам за нее заплатят. Будут еще нападения. Тебе нужно приучить жителей к этой мысли, а не потакать их жалобам.
Я поднимаю стекло.
Новость об убитой корове быстро, если не сказать мгновенно, облетает окрестные фермы. И, словно идет война, ответный огонь следует незамедлительно. Тишина заканчивается.
Сначала, еще не успев ничего увидеть, я улавливаю запах. Мне он внушает отвращение, зато хищников привлекает. Я знаю, что это физиологическая реакция, но меня все равно охватывает ужас, и больше всего хочется развернуться и рвануть в противоположном направлении. Но я продолжаю идти вперед и наконец вижу источник вони.
Коттедж, где находится наша база, весь покрыт ярко-красной глазурью. Кто-то с диким восторгом, иначе не назовешь, разбрызгал по стенам и окнам полукруглые дорожки крови. Я пугаюсь, а ведь именно так и было задумано, и это меня злит, впрочем, как и все здесь происходящее.
Я тянусь к телефону, хотя еще только рассвело. Связи нет. Тут никогда нет связи. Приходится выйти в поле, чтобы поймать сигнал, но голос Дункана все равно периодически пропадает. Мне удается донести до него, что ему нужно приехать.
Дункан является полусонный. Я не подумала предупредить его, чтобы он не брал с собой Фингала, и теперь пес носится от одной кровавой лужи к другой, дрожа от радости.
— Кто-то постарался на славу, — бормочет Дункан. Я жду, пока он хромает вокруг дома, делая телефоном фотографии. — Внутрь вламывались?
— Нет.
— Уверена? Оборудование на месте?
— Ничего не взяли. И дверь была заперта.
— Тебя просто пытались напугать.
— Ясен перец, Дункан.
— Предоставь это мне. Ты держишься?
Я киваю, и он прыгает в машину. Фингал не откликается на зов, поскольку истерично лакает кровь животных, поэтому я подбегаю к нему и осторожно оттаскиваю за ошейник.
— Пойдем, чудище.
Пес восторженно тявкает и сам забирается в кузов пикапа.
— Я позвоню, если будут новости, — обещает Дункан.
Он смотрит на меня, и мне приходится сознательно останавливать себя от прикосновений к раздувшемуся животу. Беременность долгое время не бросалась в глаза. Теперь, когда я в голом виде, мое состояние совершенно очевидно. Но я уверена, что в толстых шерстяных джемперах и свободном пальто ничего не заметно. Выгляжу я неряшливо, но нельзя сказать, что это для меня нехарактерно.
— Спасибо, — отвечаю я.
Когда приезжают коллеги, мне удается отскрести только входную дверь, и по всему телу бегут реки пота.
— Что за паскудство, — произносит Зои. — Меня сейчас стошнит.
— Кто это сделал? — спрашивает Эван.
 
— Этого можно было ожидать, — замечает Нильс.
— Да? И никто меня не предупредил? — удивляется Зои.
— Ну, не конкретно такого.
— Здесь побывал какой-то зверь? — спрашивает она.
— Ты имеешь в виду, кроме… — Эван указывает на кровь.
— Да, живой.
— Тут была собака Дункана, — говорю я ей.
Зои стонет и чешет руки.
— Так и знала, у меня сыпь. Я не приспособлена для этой дикости. — Она вбегает внутрь, вероятно, чтобы взять антигистаминные препараты против аллергии на шерсть животных. Из-за двери она кричит: — Я не выйду, пока все не будет вымыто. А может, и тогда не выйду. Я теперь буду здесь жить.
— Вот удивила, — бормочет Эван и подходит ко мне. — Давай я все сделаю, босс. Мы с Нильсом тут управимся, а ты иди внутрь и начинай работать.
Я качаю головой и продолжаю скрести стены.
Эван понижает голос:
— Думаю, в твоем положении не стоит этого делать.
Я замираю.
— Что?
— Больше никто не знает. Просто у меня три сестры и целая куча племянниц и племянников.
Не то чтобы я держу это в большом секрете, просто изо всех сил пытаюсь не думать об этом, а значит, и не говорить. Поэтому никто, кроме миссис Дойл — а теперь еще и Эвана, — не догадывается.
Я отдаю ему губку и молча вхожу в коттедж. На мгновение я останавливаюсь, положив руку на плотную выпуклость живота. Внутри целая вселенная.
Когда стены отмывают, насколько возможно, я отправляю Эвана и Нильса в лес искать стаи и скачивать последние данные с джипиэс-ошейников. Нужно узнать, который из волков убил корову. Стая Танар занята охотой на пятнистого оленя с огромными рогами очень далеко от фермы Шеймуса и Клэр. Сомневаюсь, что это были они. Стая Гленши находится ближе всех к пустоши, но, пока волчата молодые, в полном составе держится около логова и, скорее всего, останется там еще на несколько месяцев. Нужно придумать, как надеть на детенышей ошейники. Сведения с ошейника Номера Десять показывают, что она осталась со стаей, чего я не ожидала. Я могла бы поспорить на деньги, что корову уложила именно она. Тем временем стая Абернети счастливо укрывается в своем лесу, расположенном на севере. То есть загадка так и не получает объяснения.
Следующее нападение гораздо хуже, чем первое.
Приближается Хеллоуин. Улицы увешаны гирляндами в виде цепочек и паутины. Фонари из тыкв с вырезанными гротескными гримасами стоят на крыльцах и углах домов. Бесовские фигуры пялятся из окон, и костлявые руки высовываются из-под земли. Шотландцы любят свои легенды о чудовищах и наслаждаются кошмарами и страшилками.
Я еду по городу и останавливаюсь около толпы людей на дороге. Моя первая мысль: это уличная вечеринка. Но когда они расступаются, пропуская меня, я замечаю что-то висящее на знаке с названием города, и это не похоже на другие побрякушки, украшающие улицы к празднику. Какое-то серое пятно. Высунутый язык. В животе у меня все ухает вниз.
Отрубленная голова старого Номера Четырнадцать, серого волка, пережившего всевозможные перипетии и приведшего свою семью из загона в безопасное место, висит в петле; все четыре лапы отрублены и прилажены на стрелки, указывающие направление.
Я перестаю быть женщиной, человеком, животным, чем бы я ни была. Я превращаюсь в ярость, одетую плотью.
Вечером с полей приходят голодные духи, ища убежища от приближающейся зимы. Угости их едой и позволь погреться, чтобы умиротворить их жажду мщения. Тонка граница между этим миром и тем светом. Таковы поверья, лежащие в основе Самхей-на, гэльского праздника урожая, знаменующего собой начало темного времени года, наступление холодов. В сумерках в поле за городом зажигается огромный костер. Жители со всего Кернгормса съезжаются сюда, одетые в жутковатые костюмы. Раньше они убивали корову; я почти чую в воздухе запах крови, оставшийся от этого примитивного языческого обычая. Я брожу между ряженых тел, обуреваемая собственным голодом.