Я Распутин (СИ)

Нет, надо «распутинские» методы развивать. Шел бы нахрапом, отодвинул стража ворот и все, внутри. Ну да ладно, оставил «Слово» с программой, просил передать Льву Николаевичу для ознакомления, карточку с адресом. Не ответит завтра – приеду еще раз, только с подготовкой.
Извозчик, ухмыляясь в бороду, распахнул полость:
– Прикажете обратно, барин?
– В «Славянский базар», тридцать пять, – назвал я единственный известный мне московский ресторан из числа приличных.
Еще я помнил «Тестов» и «Яр», но насчет первого был не уверен, существует ли, а второй служил для загородных загулов. А мне-то всего и надо поесть по человечески, у иоаннитов стремно, пока они там все не вычистили.
Ух! Вот это да! Я не ожидал, что главный зал ресторана такой высоченный, этажа три, не меньше. Да и окна в три яруса, точно три этажа. Ну и все остальное под стать – колонны, капители, фонтан посередине, купидончики… Пригляделся – а между окон второго яруса бюсты русских писателей, культурное место! Да, питерскому студенту такое не по карману было, так хоть сейчас оттянусь.
Метрдотель, почтительно кланяясь, провел меня мимо черного резного буфета во всю стену, уставленного закусками, до небольшого столика – от кабинета я отказался, что там делать одному? Рядом немедленно материализовался официант во фраке и начал нараспев предлагать блюда из меню – расстегаи, скоблянку, дичь…
– Ты, милай, не суетись. Что из не мясного есть, грибочки, рыбка там?
– А как же-с, собственный аквариум со стерлядью, желаете по-монастырски?
Я пожелал. Ну и по мелочам. А пока сервировали стол, огляделся по сторонам. Публика штатская, и, похоже, по преимуществу купеческая – по обрывкам долетавших до меня разговоров стало ясно, что обсуждали удачные или неудачные сделки, расклады на бирже и тому подобное. Офицеров, заполнявших питерские рестораны, видно не было, но вот что меня удивило – за парой столиков сидели в одиночестве дамы. По нынешним временам это из ряда вон, женщине в общественное место можно только в сопровождении мужчины. Вот, кстати, и еще одно направление – эмансипация и равноправие, половина населения России сразу за меня будет.
– Добрый день, Григорий Ефимович, позвольте составить вам компанию?
Рядом стоял невысокий шатен, молодой, хорошо одетый, ухоженный, но… точно незнакомый. Я удивленно поднял бровь.
– Алексеев, Борис Александрович, товарищество «Владимир Алексеев».
Держался он спокойно, не было в нем эдакой скользкой ловкости, с которой всякие жучки, что сейчас, что на сто лет позже, начинают втираться в доверие. Я указал на стул сбоку.
– Алексеев? Константину Сергеевичу не родня ли? – наудачу спросил я, вспомнив настоящую фамилию Станиславского и то, что он как раз был из московского купечества.
– Седьмая вода на киселе, – улыбнулся Борис, – мы из разных ветвей, четвероюродные, кажется… но приятно, что такой человек знает наших московских знаменитостей.
– Какой такой? – следовало определиться с самого начала.
– Ну как же, вы не думайте, что мы тут не ведаем, что в столице происходит. И про царскую семью, и про покушение на градоначальника, и про «Небесную Россию» читаем, знаете ли.
Тем временем на стол начали выставлять закуски с подноса. Я сделал приглашающий жест рукой, но Алексеев вежливо отказался, спросив только бокал вина у официанта.
Разговор поначалу касался московских впечатлений, например, Борис объяснил мне, что «Славянский базар» – единственное в Москве место, где замужняя дама может позавтракать или пообедать в одиночестве, не опасаясь за свою репутацию. Понемногу и весьма умело он сворачивал на «Небесную Россию» и я, кажется, сообразил, в чем дело. В программе же указано было, что мы принимаем христиан всех конфессий, а московское купечество – оплот старообрядцев – сейчас как раз ищет возможности влиять на политическую жизнь страны. Рога-то им с Декабрьским восстанием пообломали, все затраты в песок ушли, вот они и начали прощупывать другие направления. Тоже хороший ресурс, денежный, во многом совпадаем. Так что я уверил собеседника в полной искренности программы и мельком сообщил, что дня на два, на три уеду в Сергиев Посад на богомолье, а потом буду разбираться с делами общины. Борис просил обязательно с ним связаться по возвращении, оставил карточку (даже с номером телефона!) и откланялся. Надо полагать, сообщит старшим и, если они действительно заинтересованы, меня ждет встреча с московскими тузами.
 
Прощупав мои воззрения вдоль и поперек Борис, как только подали горячее, откланялся со словами «Не буду мешать».
Знал, знал он, что разговаривать, имея перед собою стерлядь по-монастырски никак невозможно – это же ум отъесть можно! Рыбка, свернутая на тарелке кольцом так, что держала себя ртом за хвост, оказалась выше всяких похвал, я и не заметил, как она вся растаяла во рту и внезапно закончилась.
Счет принесли – три рубля с копейками, немало для позднего завтрака. Впрочем, тут некоторые хитрованы, как рассказал тот же Борис, заходили хлопнуть рюмку водки, а к ней закуски с буфета, как тут называли шведский стол, шли бесплатно. Я еще посидел немного, поглядел, как расходится публика – наступала дневная пауза, вечером ресторан снова будет полон. Да, эти три царских рубля сколько будет на наши деньги? Тысяч пятнадцать, двадцать? Три студенческих стипендии, не разбежишься… Там хрущевка на окраине, тут дворцы… сижу вот в знаменитом кабаке, понтуюсь перед олигархами, а мог бы Вику обхаживать… Или не мог?
Что-то меня развезло, наверное, от выпитой мадеры – организм гришкин принимал ее на ура. Гнать эти мысли, гнать, иначе разнюнюсь, а нюнить нельзя, я на такие высоты взлетел, что нужно молотить крыльями, чтобы не упасть. И такой воз на себя взвалил, что без уверенности не вывезти. Так что пищи, но тащи, Гриша.
Сергиев Посад впечатление произвел совсем обратное ожидаемому. В XXI веке я тут не был, но нас, историков, возили по разного рода местам вроде «Золотого Кольца» и везде хотя бы «туристский центр» был приведен в порядок, дороги подновлены, все покрашено-побелено. В самом крайнем случае – стояли леса и ограждения и висели объявления «работы по реставрации объекта культурного наследия федерального значения ведет ООО такое-то, окончание работ тогда-то». А тут… И сама лавра выглядела запущено, как будто с момента осады поляками на нее денег не нашлось, и городишко вокруг нагнетал уныние. Как там гоголевский городничий говорил, «возле того забора навалено на сорок телег всякого сору. Что это за скверный город! только где-нибудь поставь какой-нибудь памятник или просто забор – черт их знает откудова и нанесут всякой дряни!» И точно, везде валялись старые доски или колья, груды мусора, бегали не сильно упитанные собаки и даже снег не мог прикрыть всю неприглядность картины. И вот это вот все надо привести к нормальной жизни, не слишком ли ты замахнулся?
Но потом постоял на службах, послушал об основателе обители Сергии Радонежском и душой успокоился. То ли прежний Гришка вылезает, то ли я сам во все это втягиваюсь понемногу, но в последнее время посещение церквей действует на меня умиротворяюще. Даже невзирая на разговоры со здешними насельниками.
Первый было наехал на меня из-за размера креста, но шедший сзади монах секретарского вида сопоставил синий шелковые сюртук, очки, распахнутую шубу с читанным в газетах и шепнул иерею на ухо. Хорошая штука популярность – тот сразу утих и дальше мы общались вполне культурно, без наездов. После обещания крупного пожертвования – так и вовсе стали чуть ли не лучшими друзьями.
 
Потом подтянулись и другие монахи. Всех интересовало мое отношение к патриаршеству – надо полагать, круги от вброшенной идеи добрались и сюда. Проговорил почти на автомате всю программу партии и заметил, что попы местные четко делятся на три группы – кто побойчее да помоложе поддерживают, кто постарше и уже имеет вес и положение – сомневаются. Ну и болото, как всегда, как же без него – куда ветер подует, туда и пойдут, этих почти половина. Но слушали внимательно, а напоследок даже накормили обедом в трапезной, на стерлядь по-монастырски тут не расщедрились, но все равно было очень вкусно. Жаль только, что ни настоятеля, ни его заместителя я не застал – у митрополита Московского и Коломенского дел и так было выше крыши, а наместник, архимандрит Товия, человек преклонного возраста, болел.