Остров дракона (СИ)

Первая игра завершилась довольно быстро. Даркланд (или по-эльфийски Джинфиор) под водительством де Баталья легко сокрушил доргримцев торговца. В течение игры фритониец еще несколько раз одергивал толстяка, указывая на ошибки и требуя изменить ход. Ведомые же капитаном черные фигуры наперебой творили несуразные заклятия. Сначала фритониец заявил, что палач может прикончить любую вражескую фигуру на расстоянии, окромя владыки, и в одно мгновение избавил толстяка от госпожи. После выяснилось, что служитель Нунсара обладает способностью телепортироваться едва ли не через всю карту, а мастер клинка ходит два раза подряд, Тамир, обладает умением возрождаться после смерти, притом дважды. Буквально за три хода статуэтки де Баталья захватили все четыре лежавших на поле драгоценных камня. Это означало, что даркландцы подчинили себе все магические стихии: огонь, воздух, воду и землю. Бо не ведал, что в этом случае происходило по истинным правила тшахира, однако точно не потеря стороной противника половины фигур, кои капитан нахально сгреб с поля.
— Заакха! — воскликнул фритониец, когда загнанного в угол Саира Аллида — последнюю оставшуюся в распоряжении торговца фигуру — сразил мастер клинка.
После завершения партии купец вздумал подняться, но после того, как усатый слуга выразительно повел арбалетом, принял решение остаться на месте.
Де Баталья встал и вновь направился к рундуку. За новой бутылкой, как подумалось торговцу. Однако фритониец притащил отнюдь не сосуд с вином. Перед Бо очутились: желтый лист пергамента, перо и золотая чернильница.
— Пиши, — повелел маркиз.
— Что писать? — вскинул брови торговец.
— Я… как тебя там… Джо Хартсон по прозвищу Толстозадый… сим заверяю, что должен выплатить сеньору маркизу Селестино Луиджи Дель… — фритониец замолк, увидев, что толстяк не собирается брать перо в руку.
Лицо капитана исказила гримаса злобы, в темных глазах разгорался огонь ярости, посему торговец поспешил пояснить:
— Я не умею писать.
— Значит, я напишу за тебя! — де Баталья притянул перо и бумагу к себе.
Несколько долгих минут, фритониец с тщанием выводил на пергаменте завитые буквы, время от времени мокая перо в чернильницу. От усердия маркиз даже высунул язык. В комнате застыла мрачная тишина, нарушаемая лишь скрипом пера да тяжелым дыханием слуги.
— Все, — с облегчением выдохнул капитан, сыпанув на пергамент белесой пылью из стоявшего подле него серебряного пенала.
— На, прочти, — маркиз протянул бумагу толстяку.
Бо дюже захотелось смять або разорвать мерзкий лист, одначе он сумел себя перебороть. Зело помог ему в этом продолжавший тускло поблескивать в слабом свете лампадки оголовок арбалетного болта.
Торговец умел читать по-людски и эльфийски, писал Бо только на человеческом языке. Фритонийская буквица, коей изукрасил пергамент де Баталья, предсталяла собой несуразную смесь людских литер с эльфийскими рунами. Впрочем, понять, писанину маркиза оказалось несложно. По крайней мере, цифру «два» Бо распознал без усилий.
— Тут написано, что я должен два динара?! — возмущенно вскинулся купец.
— Вестимо, два, — нахально ухмыльнулся капитан. — Ты поставил один и я поставил один. Получается два.
— Нет! — торговец с опаской покосился на подобравшегося Энрико. — Твой динар остался у тебя, и я должен тебе только один динар.
— Два динара! — звучно хватил кулаком по столу де Баталья. — Мой корабль, мои порядки! Признавай долг или полетишь за борт!
Толстяк ничего не ответил. Он не отводил взгляда от нацеленного на него стального жала. Бо надсадно с присвистом выдохнул и бессильно уронил голову. Идея прыгнуть в море ныне не мнилась ему столь уж скверной. По крайней мере, сие действие избавило бы его от постоянной угрозы словить стрелу по очередной нелепой прихоти капитана.
— Сыграем еще, — спустя долгую минуту, предложил маркиз.
Толстяк вперил в него иступленный взор. Ныне Бо ощущал себя узником, над коим измываются палачи, каждый раз в последнюю секунду, перенося казнь на следующий день. Ему даже захотелось, чтобы Вислоусый уже наконец нажал на спусковой рычаг самострела.
 
— Пожалуй, я откажусь, — процедил в ответ Бо.
Фритониец нахмурился.
— Энрико! — возвысил голос капитан.
Слуга непонятно зачем, верно, для показной угрозы, приложил арбалет к щеке. Оное действие не имело никакой необходимости, поскольку со столь близкого расстояния не промахнулся бы даже стреляющий от бедра слепец.
— Ладно, — с нескрываемой неохотой согласился купец.
— Что ладно? — не понял де Баталья.
— Сыграем, — обреченно склонил голову толстяк.
— Отлично! — фритониец улыбнулся, обнажив белые зубы.
Вторая партия выдалась для Бо несколько более удачной. Он быстро освоил способности своих фигур, этому в немалой степени способствовали злобные окрики маркиза и его слуги, указывавшие на его ошибки.
Толстяк не сомневался, что, одержал бы победу, если бы капитан соблюдал правила. Однако де Баталья продолжал выдумывать своим статуэткам соверешнно небывалые умения. Теперича у палачей откуда-то взялись луки, стрелявшие без малого на пять клеток, у госпожи Мааны выросли крылья, а малефики научились превращать скалы в каменных великанов, воевавших на стороне Даркланда.
В завершении второй игры маркиз, предвкушая очередную победу, раздобрился. Фритониец притащил от рундука второй кубок и самолично нацедил торговцу вина. Бо не стал отказываться.
Они доигрывали четвертую партию, когда на палубе ударила извещавшая о наступлении ночи рында.
— Ты проиграл, — важно объявил де Баталья, посчитав оставшиеся на карте фигуры. — Можешь катиться в свою бергогу. Я напишу долговую расписку за тебя.
Бо лишь недовольно хмыкнул, поднялся и устало побрел к выходу. За спиной шуршал пером маркиз.
На море уже легла тьма. Небо усеяли бисеринки звезд. Тонкий месяц луны источал серебристое сияние. Скрипели снасти, корабль слабо покачивался на волнах, будто бредущий из чулана объевшийся сметаной старый кот.
Палуба пустовала, не считая кого-то из гномов, правившего штурвалом на юте да троицы карликов, посапывавших возле опрокинутого бочонка. От спящих на добрую лигу разило ромом али грогом. Торговец еще не научился различать сии пойла по запаху.
Бо прошествовал к баку и спустился по лестнице. Дверца его каморы была приоткрыта, но внутри помещения властвовал непроглядный мрак. Торговец вошел внутрь и начал шарить среди ящиков в поисках походной сумы, в коей находились кремень с кресалом.
— Тебе помочь, Толстозадый? — неожиданно зашипела темнота.
В глубине комнаты возникла какая-то возня.
— Ты что творишь? — тихо захрипел тот же голос.
— Дык лусину запалить хосю, — огрызнулся другой.
Второй из скрывавшихся во тьме говорил с заметным присвистом, Бо знал, что среди команды подобным образом вещает не имевший передних зубов гуллрокец.
Звучно клацнули друг о друга камни, вспыхнула искра, и комнатушку озарил слабый желтый огонек, дрожащий на кончике щепки, что держал гном со шрамом от ожога во всю макушку.
Бо предстала троица дюжих карликов, не понятно как втиснувшихся в столь узкое помещение. В отблесках пламени круглые физиономии подгорных жителей смотрелись зловеще и таинственно.
Между беззубым и обгорелым, боком вклинился Сивый, чья седая борода сердито топорщилась, а маленькие глазки недобро щурились.
— Хилмо нам все про тебя рассказал, Толстозадый, — зло начал седой. — Мы теперича знаем, что ты — редкостный жулик, мошенник и прохиндей, кой и дня не может прожить без того, чтобы кого-нибудь облапошить. Но знай, отродье безбородое, с нами такие фокусы не пройдут. Ежели хоть одна вещица пропадет из энтой комнаты, мы с тебя шкуру спустим.
 
Бо обвел гномов долгим взглядом. Карлики сбились в кучу и в случае драки вряд ли моглидвигаться расторопно. В то же время вступать в схватку с членами команды казалось не лучшей идеей. Хотя, насколько мог судить толстяк, моряки сцеплялись друг с другом по любому поводу, а частенько даже без оного, и никаких наказаний со стороны капитана за подобное поведение не следовало.