Море Осколков: Полкороля. Полмира. Полвойны

Ему придется с ней биться.
– В этом жестоком мире у меня оказалось чересчур мягкое сердце. – Она зыркнула по сторонам, на расщелину, сквозь которую прилетела стрела Ральфа, и, плавно пригнувшись, проскользнула под ней. – Это моя извечная, главная слабость.
Ярви прошаркал по булыжникам назад, рукоятка ножа пропиталась потом. Сзади доносились крики, отголоски боя. У других полон рот своих забот на подходе к кровавому порогу Последней двери. Он быстро глянул через плечо и увидел, что разломанные эльфийские стены сходятся к краю обрыва. Молодые деревца раскинули ветви в пустом приволье, над бегущей далеко внизу рекой.
– Не передать, как мне приятно иметь возможность сказать тебе «пока» на прощание. – Шадикширрам улыбнулась. – Пока!
Безусловно, она вооружена лучше, чем он. Выше, сильнее, у нее больше опыта, больше умения. Не говоря о решительном преимуществе в числе рук. И, вопреки своим заверениям, она вряд ли сверх меры томилась мягкосердечием.
На все найдется свой способ, говорила мать, но как найти способ победить Шадикширрам? Ему, тому, кто провел сотню позорных поединков на площадке и не выиграл ни одного боя?
Она с интересом подняла брови, будто произвела тот же подсчет и пришла к тому же ответу.
– Пожалуй, ты у меня просто-напросто прыгнешь вниз.
Она сделала еще шаг, медленно оттесняя его назад. Солнце блеснуло на острие меча, когда она пересекла луч света, упавший сквозь развалины. Ему некуда отступать: позади раскрывался необъятный простор, затылок холодил терпкий, влажный ветер. Далеко под ним, кусая прибрежные скалы, неистовствовала река.
– Прыгай, калека.
Он снова попятился и услышал, как в пустоту посыпались камешки. Грань земной тверди обрывалась у самых его каблуков.
– Прыгай, – заорала Шадикширрам, с ее губ брызнула слюна.
И Ярви краем глаза заметил движение. Бледное лицо Анкрана выплыло из-за покосившейся стены. Прижимая язык к дыре в оскаленных зубах, он подкрался с занесенной дубиной. Всего на миг Ярви не сумел удержать на месте свой взгляд.
Шадикширрам наморщила лоб.
Мгновенно, как кошка, она крутанулась, извернулась, уйдя от лопаты из лосиной кости – та просвистела у самого плеча. И без особых усилий, почти беззвучно, сунула меч точно в грудь Анкрана.
Он судорожно втянул воздух, тараща глаза.
Шадикширрам выругалась, вытягивая меч обратно.
Жалость – это слабость, повторял отец. Сжалился – проиграл.
Быстрее молнии Ярви налетел на нее. Он вогнал ей в подмышку свою руку-коготь, пригвоздил меч, шишковатой кистью шарахнул по горлу, а правую руку стиснул в кулак и врезал, впечатал, вбил в нее этот кулак как можно сильнее.
Они храпели, перхали и исходили слюной, визжали, скулили, раскачивались, ее волосы лезли ему в рот. Зарычав, она изогнулась, а он повис на ней и бил, бил, не разжимая кулак. Она рванулась и высвободилась; локоть, с тошнотным хрустом, попал ему прямо в нос и отбросил голову назад – и тут же земля огрела его по спине.
Кто-то где-то кричит. Не здесь. Звенит сталь.
Вдалеке идет бой. Наверно, происходит что-то важное.
Надо вставать. Нельзя подводить матушку.
Надо быть мужчиной. Дядя заждался.
Он попытался стряхнуть головокружение, перекатился, и небо полыхнуло зарницами.
Его рука хлестнула пустоту. Внизу чернеет река, на камнях кромка белой пены.
Будто море внизу утеса Амвенда. Море, которое затянуло его с головой.
Воздух с хрипом ворвался в легкие, когда он пришел в себя. На четвереньках он отодвинулся подальше от осыпающегося края обрыва. В голове колотило, ноги не слушались, во рту солоно от крови.
Анкран скорчился на земле – с широко раскинутыми руками. Ярви всхлипнул, подполз и потянулся к нему. Но дрожащие кончики пальцев остановились, не касаясь пропитанной кровью рубахи. Перед Анкраном отворилась Последняя дверь. Ему уже ничем не помочь.
Шадикширрам лежала на щебне подле его тела, и пыталась сесть, и не могла, и от этого выглядела донельзя удивленно. Пальцы ее левой руки запутались в фигурной гарде меча. Правой рукой она зажимала бок. Потом отлепила руку. На ладонь натекла полная горсть крови. Ярви растерянно опустил глаза на свою правую руку. В ней по-прежнему был нож. Скользкое лезвие, пальцы, запястье и всю руку по локоть залило красным.
 
– Нет, – взревела она. И попробовала поднять меч – но он для нее был уже слишком тяжел.
– Не сейчас. Не так. – Ее окровавленные губы скривились, когда она взглянула на Ярви. – Не ты.
– Здесь, – ответил Ярви. – Я. Как ты говорила? В бою нужны обе руки. Но заколоть в спину хватит и одной.
И в этот миг он понял, что вечно терпел поражение на боевой площадке не потому, что ему не хватало силы, мастерства или даже руки. Ему не хватало воли. И где-то на «Южном Ветре», где-то в непроторенных льдах, где-то здесь, на древних развалинах, он наконец ее обрел.
– Ведь я командовала военным флотом императрицы, – прокаркала Шадикширрам, ее правый бок весь потемнел от крови. – Я была возлюбленной… герцога Микедаса. У моих ног лежал весь мир.
– Все давно кончилось.
– Твоя правда. Умненький… мальчик. Я слишком добра… – Ее голова запрокинулась, и глаза уставились в небо. – Доброта… меня и…
Полуразрушенный эльфийский чертог усыпали тела.
Баньи походили на чертей издали. Вблизи они смотрелись жалкими. Тощие и низкорослые, будто дети, вязанки лохмотьев. Их священные обереги из китовой кости оказались плохим щитом против неумолимой стали Ничто.
Один из них еще дышал и рукой потянулся к Ярви, не выпуская из другой руки стрелу, засевшую в ребрах. Его глаза наполняла вовсе не ненависть – одно лишь недоумение, страх и боль. В точности как у Анкрана, когда Шадикширрам его убивала.
Значит, и они – обычные люди, как все. Те, кого Смерть, беря под руку, провожает в Последнюю дверь.
Этот все пытался вымолвить слово, когда к нему подошел Ничто. Одно и то же слово, снова и снова – и тряс головой.
Ничто поднес к губам палец.
– Шшшш. – И пронзил банью в сердце.
– Победа! – истошно взревел Ральф, спрыгивая с последнего пролета на землю. – В жизни не встречал такой мастерской работы мечом!
– А я такой меткости лучника! – сказал Ничто, заключая Ральфа в сокрушительные объятия. Теперь, объединенные бойней, они стали лучшими друзьями.
Сумаэль встала под сводами арки, держась за плечо. Кровь расчертила полосами ее руку до самых пальцев.
– Где Анкран? – спросила она.
Ярви покачал головой. Он боялся заговорить – иначе его бы вырвало. Или из глаз полились бы слезы. Или и то, и то сразу. От боли и гаснущей ярости. От облегчения, что остался жив. От скорби, что его друг не остался. Скорби, что с каждой секундой наваливалась все сильнее.
Джойд повалился на отбитую глыбу эльфийской кладки и выпустил из рук изрубленный щит. Сумаэль положила ладонь на его дрожащее плечо.
– От всего сердца признаю – гетландцы лучше всех! – брызгал пеной Ральф.
– А я как раз начал в этом сомневаться! – Ничто хмуро огляделся. – Я ждал встречи с Шадикширрам.
Ярви посмотрел на изогнутый клинок, оказавшийся в руке будто случайно.
– Я убил ее.
Наверно, ему полагалось пасть на колени и возблагодарить богов за столь невероятную победу. Но кровавая жатва порубленных мечами и утыканных стрелами в этом месте мертвого прошлого казалась не совсем тем, за что следовало благодарить.
Поэтому он сел рядом со всеми и начал отковыривать из-под носа присохшую кровь.
В конце концов он – король Гетланда, так или нет?
Довольно уже стоять на коленях.
 
Огненное погребение
 
Мертвые пылали.
 
Обнимавшее их пламя рождало странные тени, плывшие по стенам стародавних эльфийских развалин. К алому небу поднимались размытые клубы дыма – подобающие почести, оказанные Матери Войне за победу. Так заявил Ничто, а мало кто был с нею на столь же короткой ноге, как он. Ярви казалось, что, если внимательно присмотреться, в огне до сих пор можно разглядеть кости – девятерых погибших баньи, трех погибших вольных моряков, Анкрана и Шадикширрам.