Море Осколков: Полкороля. Полмира. Полвойны

– Если мне достанется не слава, а… другое, – произнес Анкран, – сумеешь как-нибудь помочь моим?
Ярви кивнул.
– Клянусь, помогу. – И то правда, какая разница: не исполнить две клятвы или одну? Проклятым больше одного раза не станешь.
– А если мне выпадет другое… – Просить Анкрана убить дядю казалось завышенным требованием. Он пожал плечами. – Пролей по мне реку слез!
Анкран сумел улыбнуться. Выдавил нетвердую ухмылку, с просветом, где не было передних зубов, – но тем не менее ему удалось. И на тот миг это было наивысшей, достойной восхищения доблестью.
– Матерь Море выйдет из берегов.
Потянулась тишина, и колотушка в груди у Ярви нарезала ее на мучительные мгновения.
– Что, если умрем мы оба? – прошептал он.
Прежде чем он дождался ответа, раздался скрежет Ничто:
– Эбдель Арик Шадикширрам! Добро пожаловать в мою светлицу!
– Как и ты, она отжила свое. – Ее голос.
Ярви прижался к щели в стене, до боли в глазах всматриваясь в проход.
– Все мы мельчаем в сравнении с прошлым, – отозвался Ничто. – Некогда ты была адмиралом. Потом стала капитаном. А сейчас…
– Сейчас я – ничто, так же, как ты. – Ярви увидел ее под тенью привратного свода – глаза блеснули, когда она заглянула в проем. Пытаясь понять, что тут, внутри, и кто. – Пустой кувшин. Сломанный корабль – из моих пробоин вытекла вся надежда. – Он знал, что его ей не заметить, но все равно отпрянул за потрескавшийся эльфийский камень.
– Сочувствую, – крикнул Ничто. – Потерять все – очень больно. Мне ли не знать?
– И сколько, по-твоему, стоит сочувствие ничего ничему?
Ничто усмехнулся.
– Ничего.
– Кто еще с тобой? Лживая сука, которая любила залазить выше моих мачт? Угодливый слизняк, с клубнем брюквы заместо руки?
– Мое мнение о них выше твоего – но нет. Они ушли вперед. Я здесь один.
Шадикширрам зашлась хохотом и прильнула, подаваясь в проход – Ярви заметил высверк обнаженной стали.
– Нет, ты не один. Но скоро будешь.
Он вгляделся в очертания башни, увидел изгиб Ральфова лука, натянутую тетиву. Но Шадикширрам была слишком хитра, чтобы подставляться под выстрел.
– Я чересчур милосердна! В этом моя вечная, губительная ошибка. Надо было прикончить тебя еще много лет назад.
– Попробуй сегодня. Прежде мы дважды встречались в бою, но на сей раз я…
– Собакам моим доскажешь. – И Шадикширрам пронзительно свистнула.
Сквозь арку хлынули люди. Или похожие на людей существа. Баньи. Дикие, лохматые тени, белизной зияли лица, сверкали бусы из янтаря и кости, скалились зубы, гремело оружие из заточенных камней, моржовых бивней, китовой челюсти. Они верещали тарабарщину, выли и улюлюкали, словно звери, словно черти – как будто сводчатый проем превратился во врата преисподней, и та изблевала из себя содержимое на погибель всему живому.
Несшийся первым захрипел и осел, со стрелою Ральфа в груди, но остальные затопили развалины, и Ярви отшатнулся от смотровой щели, будто получив пощечину. Позыв удрать был всемогущим, неудержимым, но на его плече лежала ладонь Анкрана, и он стоял, трепеща как листок, и сдавленно поскуливал с каждым выдохом.
И все же стоял.
Раздались вопли. Удары, выплески стального лязга, ярости, боли. Не понять, кто и отчего – и это было едва ли не самым невыносимым. Страшно орали баньи, но куда страшнее был голос Ничто. Бурлящий стон, шелестящий хрип, царапающий рык. Клекот последнего, сиплого вздоха.
А вдруг – это он так смеется?
– Идем на помощь? – шепотом спросил Ярви, при этом сомневаясь, что сможет переставлять ноги.
– Он велел ждать. – Свернутое лицо Анкрана побелело, как мел. – Будем ждать?
Ярви повернулся к нему и краем глаза увидел спрыгнувшую со стены тень.
Он был скорее мальчишкой, нежели воином, навряд ли старше годами, чем Ярви. Служил на «Южном Ветре» матросом. Ярви помнил, как он хохотал, качаясь на снастях, но так и не узнал его имя. Сейчас, похоже, знакомиться уже поздно.
– Вон там, – выдавил он и Анкран повернулся как раз тогда, когда со стены соскочил еще один. Тоже моряк – здоровый, бородатый, и в руке его булава, тяжелое оголовье утыкано железными шипами. Чудовищный вес этого орудия притягивал взгляд, Ярви задумался: что, после яростного взмаха, останется от его черепа? Моряк улыбнулся, будто угадал его мысли, затем прыгнул на Анкрана, и оба упали и покатились, сплетясь и рыча.
 
Ярви помнил про неуплаченный долг, знал, что должен ринуться на помощь другу, выручать соплечника, но вместо этого развернулся навстречу парню, словно тут, как на плясках после жатвы, разбивались на пары, и некое чутье велело обоим пригласить партнера по росту.
Они закружились, и впрямь как в танце. Выставив перед собой ножи, они то и дело пыряли воздух, словно пробовали, какой стороной сподручнее резать. Оба кружили, кружили, не обращая внимания на рев и сопение Анкрана и бородатого моряка – поединок тех, не на живот, а на смерть, растаял в неодолимой жажде прожить еще хотя бы пару мгновений. За слоем грязи и задиристой ухмылкой, он, тот парень, выглядел весьма напуганным. Почти таким, каким Ярви себя ощущал. И они кружили, все кружили, метались взглядом от сверкающего лезвия к…
Парнишка рванулся вперед, нанося колющий удар, и Ярви отдернулся, зацепился за корень и едва сохранил равновесие. Мальчишка бросился снова, но Ярви, рубя в никуда, ускользул в сторону, и парень запнулся о стену.
Неужто и впрямь один из них обязан убить другого? Оборвать навсегда все, чем тот был? Все, чем тот мог бы стать?
Видимо, так. Вот только трудно понять, что в этом такого славного.
Парень опять сделал выпад, его нож вспыхнул перед глазами Ярви, отражая луч солнца. Повинуясь какому-то дремучему навыку, оставшемуся с боевой площадки, Ярви, охнув, поймал его своим, лезвия проскребли друг о друга. Парень врезался в него плечом, и Ярви отшвырнуло к стене.
Они рычали и отплевывались друг другу в лицо, так близко, что Ярви разглядел темные поры на носу противника, красные жилки в белках вспученных глаз. Так близко, что Ярви мог бы высунуть язык и лизнуть его.
Они хрипели, надрывали до дрожи все мускулы, и Ярви понял, что он слабее. Попытался вдавить палец мальчишке в нос, но тот поймал его согнутое запястье и выкрутил. Снова заскрежетали лезвия, и обратную сторону ладони обожгло порезом. Ярви почувствовал, что кончик ножа проехался по его животу, через одежду почувствовал, какой он холодный.
– Нет, – прошептал он. – Пожалуйста.
Потом что-то оцарапало Ярви щеку, и давление пропало. Парнишка отшатнулся, поднимая к горлу дрожащую руку, – из горла торчала стрела, влажный наконечник смотрел наружу, по шее за ворот сбегала полоска крови. Лицо парня порозовело, щеки затрепыхались, когда он упал на колени.
Сквозь щель в расколотой эльфовой стене Ярви увидел Ральфа, на корточках, наверху башни – тот накладывал на тетиву новую стрелу. Лицо парня подернулось лиловым и он то ли проклинал Ярви, клохча и захлебываясь, то ли умолял помочь, а может, молил богов о милости – но из его рта выходила лишь кровь.
– Мне жаль, – прошептал Ярви.
– А будет еще сильнее.
В пяти шагах, у разрушенного свода, стояла Шадикширрам.
– Я-то думала, ты – умненький мальчик, – сказала она. – Но на деле вышло сплошное разочарование.
На ее кружевах засохла грязь, волосы разметало по лицу спутанными клубками, заколки исчезли, глаза, как в бреду, горели во впалых глазницах. Но длинное, изогнутое лезвие меча сверкало убийственной чистотой.
– Всего лишь последнее в длинном списке. – Она пинком опрокинула на спину умирающего подростка и перешагнула через его ноги, колотящиеся в предсмертных судорогах. Подошла вольготно, вразвалку – без суеты и спешки. Точно как раньше прогуливалась по палубе «Южного Ветра». – Но, похоже, я сама навлекла на себя наказание.
 
Ярви бочком попятился, пригибаясь, тяжело дыша, глаза обшаривали разбитые стены в поисках выхода. Но выхода не было.