Солнечный щит (ЛП)

— Твой пес воняет, — сказал Веран.
— И ты вонял бы, если бы жил в каньоне.
— Наверное. Дипломатический взгляд на мир. Ты стала бы убедительным политиком. Поменяемся работой?
Я представила его тут, как его мягкость и жизнерадостность превратятся в усталость и настороженность.
— Нет, — быстро сказала я. — Но только из-за того, что ты стал бы жалким бандитом.
— Точно, — он поправил руки. — Ах, а ты начала бы международные войны ради веселья.
— Я предпочла бы лежать и есть печенье с вареньем, — сказала я.
— Без грязи на них.
— Именно.
— Почему печенье с вареньем?
— Я как-то украла тарелку еще горячих с подоконника в Горьких источниках, когда мы проходили там с ворами скота. Мы с Розой наелись ими. Вкуснее я ничего не ела.
Он повернул голову, и ухо лежало на руках. Он смотрел на меня. Выражение его лица было забавным, тихим, как звук дождя за окном. Печенье с вареньем, наверное, не впечатлило бы его. Чтобы не видеть этот нежный взгляд, я посмотрела на Утцибор.
— Там Роза потеряла ногу, — я кивнула на поляну справа от дома. Я рассказала ему о товарищах из лагеря утром во время езды.
Он повернул голову.
— Это точно было ужасно.
— Ага. Она потеряла сознание. Я держала ее, пока они отпиливали ногу. Я все еще… — я замолчала, теребя край банданы. — Думаю много об этом.
— У тебя бывают кошмары?
— Не знаю. Иногда, наверное, — я поправила шляпу. — Но Розе было хуже всего. Она потеряла ногу.
— То, что кто-то страдал сильнее, не значит, что тебе не было больно.
О, тут можно было сказать что-нибудь едкое о том, что он был маленьким философом, мудрым и благородным. Но я не смогла выдавить слова. Они замерли за банданой, и я смотрела туда, где мы сидели в грязи. Чудо, что земля там не осталась красной. Ее кровь осталась в почве?
Я кашлянула.
— Надеюсь, она в порядке.
— И я, — сказал он.
Мы снова притихли. Доб и его группа двигались вдоль берега реки к дому.
— Ларк, — сказал он.
— Что?
— Если можно спросить, как ты оказалась в Феринно, когда тебя продали в Моквайе?
— Меня продали не в Моквайе.
— Ты сказала, порт Искон.
— Да, это было в моих бумагах.
— Это не алькоранское название, — сказал он. — По крайней мере, я не слышал о таком портовом городе. Берег Алькоро слишком каменистый, чтобы выдержать что-то еще, кроме порта Джуаро и порта Аннетаксиан.
— И если ты не слышал, этого места нет.
— Я серьезно. Искон на моквайском — красные деревья. Это название первого цвета года. Исконнси.
— Но моего отца звали Палто.
— Да, и… как это произошло? Как алькоранец продал тебя в моквайском порту, а ты оказалась тут?
Я смотрела на дом, не могла понять, что было важно, а что ничего не значило. Чем больше я об этом думала, тем беспокойнее становилось — не то, что я оказалась в другом месте, но что я не так понимала то, что знала о своей жизни. Это не должно было меня удивлять. Наверное, многое было не так — корица, косы, счастье.
Я только задумалась, как услышала знакомый шелест. Небо покраснело, и в нем росло облако черных тел. Они летели из брешей в камнях, словно живой поток. Они кружили, становились громче и гуще, ловили невидимых насекомых в воздухе. Веран поднял голову с рук.
— Ого, — сказал он.
Я ощутила запах, волну аммиака, от которой желудок сжался. Но вместо обычных видений о пиле, отделяющей голень Розы от колена, я перевела взгляд в сторону. Рот Верана был приоткрыт, он глядел на облако летучих мышей. Его ладони дрогнули и перевернулись. Жест казался странным, пока он лежал. Напоминал благоговение.
Я посмотрела на летучих мышей, улетающих из пещер с такой силой, что напоминали циклон, будто ветер поднял пыль. Их облако пронеслось над нашими головами, они ловили насекомых, летающих над тополями.
— Они потрясающие, — сказал тихо Веран.
Я не думала о них иначе, как о способе определить время, еще и вонючем. Но, чем больше я смотрела на их танец, будто поток воды в воздухе, тем больше соглашалась с ним.
— Ага, — сказала я.
Он смотрел на летучих мышей, а они полетели к уходящему солнцу. Потом он посмотрел на дом и прищурился в тусклом свете.
 
— Что они делают? — спросил он.
Доб и его группа бросили лошадей в реке. Они пешком подбирались к той стороне дома, где были привязаны мулы и осел.
— Наверное, ждут темноты, чтобы украсть мулов, — сказала я.
— Тот что-то делает.
Сначала было сложно понять — небо было ярким, и маленькая вспышка в руках Доба могла быть отражением заката. Но вспышка росла. Дымилась.
— Что…
— Он разводит костер? — Веран приподнялся. — Зачем?
Мы оба поднялись на ноги. Крыс вскочил, насторожив уши.
Один из группы Доба пошел к мулам. Доб разбежался и бросил пылающий сверток на сухую крышу дома.
Веран прыгнул вперед, а потом тут же отпрянул. Он сжал пальцы.
— Ч-что нам делать?
— Погоди. Дай подумать…
— Нужно забирать Тамзин!
— Мы даже не знаем, там ли она! — я схватила его за руку, чтобы он не побежал по склону. — И мы не можем бежать туда, пока Доб нападает. Мы окажемся в перестрелке.
— Но… но…
Огонь поднялся на крыше, а потом стал растекаться там. Внутри раздался крик. Доб и его товарищи побежали к двери в дальней части дома, сжимая оружие в руках. Летучие мыши в небе улетали от горящей крыши к равнинам.
Веран тряхнул меня за руку.
— Ларк!
— Они подожгли с одной стороны, чтобы отвлечь, — сказала я. — Они ограбят дом и бросят гореть.
— Огонь расходится! Нужно забрать Тамзин!
— Но если мы забежим, пока они бьются…
Другой крик, а потом звон посуды. Часть крыши искрилась, от нее поднимался черный дым. Она быстро горела.
Быстрее, чем они ожидали.
— Проклятье, — я подняла бандану. — Хорошо. Прикрой рот. Опусти голову. Крыс, останься. Останься.
Мы вышли из-за деревьев и побежали по склону. Слева четвертый бандит уводил мулов и осла к реке, крича им двигаться.
— Какой план? — выдохнул Веран, не отставая.
— Свет, не знаю, — я только поняла, что у него ничего не было в руках, ему было нечем защищаться. Но потом бандит с мулами крикнул, глядя на нас. Нас заметили, и было поздно прогонять Верана. — Попытайся найти Тамзин, — сказала я, сдвигая щит с предплечья к кулаку. — Смотри в окна. В дальней части кладовая для зерна…
— С той стороны, что горит?
Не было времени отвечать. Мы добрались до двери, она открылась, и оттуда выбежал Доб с облаком дыма, в его руках было полно еды и вещей изнутри. Мы с Вераном были слишком близко, чтобы укрыться или отпрянуть, мы смогли лишь остановиться. Доб — тоже, в его глазах был гнев над бесцветной банданой.
— Что за…
Внутри раздался рев, из двери вырвалась одноглазая путница, будто бык из загона. Ее повязка съехала, было видно белый глаз, и ее плечо и рукав были в крови. Доб отвернулся от меня, бросил награбленное на землю и схватил мотыгу. Он взмахнул ею, толком не целясь, а женщина не замедлилась, направляя меч к его шее. Его мотыга задела ее меч, а потом и голову.
О, камни, это было ужасно, полетели кровь и зубы. Я пригнулась с мечом и щитом, словно могла закрыть нас от кружащейся путницы, ее голова была разбита, как тыква. Она рухнула на землю, окруженная красным. Доб на миг застыл от шока, глядя на то, что сделала его мотыга, словно не ожидал, что рабочий инструмент мог так покалечить человека. Веран шумно дышал за мной.
Крики — я оглянулась, увидела, что четвертый бандит бежал от реки, где оставил мулов. Из проема вышел другой, сжимая сверток вещей и отмахиваясь от дыма.
— Доб, Берту сбили! И я не смог открыть последнюю дверь… — он замер, глядя на пострадавшую женщину, Доба, меня, Верана и четвертого бандита, бегущего сзади. Доб опомнился и повернулся к нам, с его мотыги капала кровь.
 
Он бросился.
— Как же ты надоела!
Я поймала удар щитом — ох, мотыга била сильнее меча, и ее было сложно отразить. Она не отлетела от скругленного края, а пробила зеркальную поверхность. Боль пронзила мои костяшки от удара. Я скрипнула зубами и запахнулась на его открытый бок, но его товарищ прыгнул с банками и бросил их в мою голову. Я пригнулась, банки и крышки задели меня по лбу и упали к ногам. Пахло соленьями, кровью, дымом и аммиаком. Мой меч попал по чему-то мягкому, но вскользь, и тут же вырвался в воздух.