Обычный день
Мать Эллен Джейн подбежала к двери.
– Эллен Джейн, – встревоженно воскликнула она, – что случилось? Ты не упала?
Эллен Джейн заплакала.
– Вероника сделала такое… ужасное… – завопила она.
– Вероника? – удивилась мать Эллен Джейн. Она подошла к кухонной двери и распахнула ее. – Вероника, что случилось с Эллен Джейн? – спросила она.
Эллен Джейн второпях искала выход. Им с Рычуном срочно нужно было сказать о Веронике что-то очень и очень плохое.
– Она ужасно меня напугала, мама, – пожаловалась Эллен Джейн.
– Но как, Эллен Джейн?
– Вероника рассказала мне о своем брате, – медленно проговорила Эллен Джейн. – Ее брат – ужасный человек, и она пригрозила, что он придет и заберет меня. Он в тюрьме.
Кухонная дверь распахнулась, ударившись о стену, и Вероника крикнула:
– Эллен Джейн, ты обещала, что никогда не расскажешь!
Эллен Джейн смотрела только на мать.
– Он в тюрьме, потому что убил людей и ограбил банк, и еще наделал много всего ужасного.
– Мисс Куртейн, – умоляюще попросила Вероника, – пожалуйста, не верьте ей.
– Да, он убивал и дрался с полицейскими, и вытаскивал деньги у прохожих из карманов, целый миллион, – не умолкала Эллен Джейн.
– Вероника, – строго велела мать Эллен Джейн, – сколько в этом рассказе правды?
– Все правда! – крикнула Эллен Джейн. – Вероника сама во всем призналась, давным-давно, и заставила меня пообещать, что я никому не скажу, а иначе, если ты узнаешь, ее тоже посадят в тюрьму.
– Вероника, – произнесла мать Эллен Джейн, – нам лучше обсудить это на кухне.
Вероника молча отступила, давая матери Эллен Джейн пройти первой. Дождавшись, когда за Вероникой захлопнется дверь, Эллен Джейн обхватила льва за шею и, тихонько хихикая, жарко зашептала что-то ему на ухо.
Хорошая жена
Мистер Джеймс Бенджамин налил вторую чашку кофе, вздохнул и потянулся за сливками.
– Женевьева, – сказал он, не давая себе труда обернуться, – миссис Бенджамин позавтракала?
– Она еще спит, мистер Бенджамин. Я поднималась к ней с подносом десять минут назад.
– Бедняжка, – проговорил мистер Бенджамин и взял поджаренный ломтик хлеба.
Он снова вздохнул, выбросил газету, как недостойную внимания, и с радостью увидел, что Женевьева несет почту.
– Есть письма для меня? – спросил он больше ради того, чтобы удовлетворить потребность в человеческом общении, даже если речь шла просто о почте, чем желая получить ответ. – Что-нибудь для меня?
Женевьева была слишком хорошо воспитана, чтобы читать имена адресатов на конвертах, и просто сказала:
– Все здесь, мистер Бенджамин. – Как будто он мог заподозрить ее в воровстве важных писем.
Конечно же, как всегда третьего числа каждого месяца пришли счета из универмагов. Последние покупки датировались десятым числом предыдущего месяца, когда миссис Бенджамин впервые скрылась в своей комнате. Счета были пустяковыми, и мистер Бенджамин отложил их вместе с рекламой нижнего белья, посуды, косметики и мебели. Возможно, миссис Бенджамин взглянет на них позже. Пришел и отчет из банка, и мистер Бенджамин раздраженно отбросил его в сторону кофейника. Было три личных письма: одно ему, от друга из Италии, восхваляющего чудесную погоду, и два – для миссис Бенджамин. Первое – мистер Бенджамин открыл его не задумываясь – от ее матери. Оно гласило:
«Дорогая, спешу лишь коротко сообщить, что мы уезжаем десятого. Я все еще надеюсь, что ты сможешь поехать с нами. Мы будем ждать от тебя весточки до самой последней минуты. Багаж тебе не понадобится – мы все купим в Париже, и, конечно, на корабле можно обойтись малым. Поступай, как знаешь. Мы очень рассчитывали на твой приезд и не понимаем, отчего ты передумала в последнюю минуту, но, конечно, раз Джеймс так утверждает, я полагаю, у тебя нет выбора. В любом случае, если появится хоть малейшая возможность того, что вы с Джеймсом присоединитесь к нам позже, дай мне знать. Я пришлю тебе наш адрес. А пока береги себя и помни, что мы всегда думаем о тебе, любовь моя.
Мистер Бенджамин отложил письмо, чтобы ответить на него, и открыл другое, также адресованное его жене. От давней школьной подруги, как он решил – имени он не знал. Второе письмо гласило:
«Хелен, дорогая, я только что увидела твое имя в газете – ты замужем. Как прекрасно! Кто же этот счастливчик? Мы всегда говорили, что ты первая выйдешь замуж, и вот вышла последней. Без мужа пока только Смити, но мы никогда ее и не считали. Мы с Дагом просто умираем от желания увидеть тебя, и теперь, когда мы снова нашли друг друга, я буду ждать от тебя вестей. Сообщи, как только вы с новоявленным мужем соберетесь с силами нанести нам визит. Ждем вас в любые выходные. Дайте нам знать, на каком поезде приедете. Прими мою горячую любовь и поздравления.
Это письмо не требовало ответа, однако господин Бенджамин все равно отложил его, налил себе третью чашку кофе и спокойно выпил, рассматривая рекламу универмага поверх ужасов утренней газеты. Допив кофе, он встал, собрал рекламные проспекты, газету и сказал стоявшей у двери Женевьеве:
– Спасибо, Женевьева, я закончил. Миссис Бенджамин проснулась?
– Я только что отнесла ей поднос с завтраком, мистер Бенджамин, – ответила Женевьева.
– Хорошо, – кивнул мистер Бенджамин. – Я уезжаю в контору на поезде в одиннадцать пятнадцать, Женевьева. Я сам поеду на вокзал и вернусь около семи. Вы с миссис Картер позаботитесь о миссис Бенджамин, пока меня не будет?
– Конечно, мистер Бенджамин.
– Хорошо.
Прихватив бумаги, мистер Бенджамин решительно повернул к лестнице, оставив позади завтрак, кофеварку и совершенно лишенный любопытства взгляд Женевьевы.
Лестница вела прямо к комнате его жены за тяжелой дубовой дверью с латунными ручками и петлями. Ключ всегда висел на крючке рядом с дверным проемом, и мистер Бенджамин в третий раз вздохнул, минуту подержав его, взвешивая, в руке. Он вставил ключ в замок, и после ошеломляющей тишины в первую долю секунды внутри задребезжала посуда, когда его жена отодвинула поднос с завтраком, ожидая визитера. Вздохнув, мистер Бенджамин повернул ключ и распахнул дверь.
– Доброе утро, – произнес он, избегая смотреть на жену и подойдя к окну, из которого открывался тот же вид на сад, как из столовой, на те же самые цветы, на ту же улицу, и на те же ряды домов. – Как вы себя чувствуете?
– Очень хорошо, спасибо.
Глядя на газон под новым углом, мистер Бенджамин решил, что траве требуется стрижка и сказал:
– Нужно позвать того парня, который стрижет газон.
– Я записала его имя в маленькую телефонную книжку, – ответила жена. – Рядом с номерами прачки и бакалейщика. – Звякнула переставленная кофейная чашка. – Давно записала, – добавила она.
– Прекрасный сегодня день, – сказал он, все еще глядя в окно.
– Великолепный. Поедете играть в гольф?
– Я не играю в гольф по понедельникам, – напомнил он, внезапно оборачиваясь.
Как только мистер Бенджамин посмотрел на нее, даже не имея такого намерения, сразу же понял: ничего сложного в этом нет. В утренние часы жена всегда была одинаковой. Для всех в доме она существовала как образ, наполовину состоящий из воспоминаний, а здесь, в комнате, оставалась такой, как обычно, только лишенной всякого влияния на что-либо, и осознать это было тяжело. Иногда она встречала его в синем пижамном жакете, с яйцом на подносе, иногда укладывала гребнями локоны на затылке, не давая им упасть на плечи, иногда сидела на стуле у окна или читала книги, что он привозил ей из библиотеки, но, по сути, она была той же самой женщиной, на которой он женился, и, возможно, той же самой женщиной, которую он когда-нибудь похоронит.
Ее голос, когда она говорила с ним, был тем же, что и в течение многих лет, хотя недавно она приучилась произносить слова тихо и бесцветно; сначала она не хотела, чтобы ее слышали Женевьева и миссис Картер, а теперь просто привыкла – крики на него не действовали, он уходил прочь.