Дом Монтеану. Том 1 (СИ)

— Это было нашей фишкой с Русó все столетия.
— То есть ваше тело адаптируется и приближается к человеческому? Это один из последних симптомов перед смертью. Мой отец отказался от крови и даже стал выглядеть как человек. Он потерял свой запах вампира и все свои способности.
— Видимо, так. Я всё же умираю.
— Ох, боже мой. Об этом кто-нибудь ещё знает? — хмурясь, спрашивает Сав, глядя на нас.
— Нет. Мы сказали только тебе.
— Никому больше ни слова об этом, Ваше Высочество. Нельзя. Я теперь многое пониманию и буду искать другие методы лечения. Но странно то, что вы не пахнете гнилью, хотя очевидно, что вы гниёте изнутри. Видимо, это всё же сила вашей крови так вас защищает. Она даёт вам возможность выжить. И я могу вас обрадовать, что вы отреагировали первый раз сегодня. Очень слабо, датчики показали лишь едва заметное колебание, но оно есть. Значит, надежда тоже есть.
— Что?
— На каком моменте?
Мы оба со Станом подаёмся вперёд.
— Момент поцелуя. Там случилось что-то важное для вас обоих. Но больше это повлияло на вашу судьбу, Ваше Высочество. Это помнит ваша кровь, а не разум. Там-то и кроется тайна вашего исцеления.
Откидываюсь на диван, и пот скатывается по моему виску. Я безумно устала, но сейчас, зная о том, что в моём прошлом какой-то поцелуй разбудил мою кровь, а не смерть моей семьи, вызывает безумное разочарование в себе. Разве это не мерзко?
Глава 9
Молчание зачастую имеет свою цену, которая спасает и помогает понять, какой план наступления выбрать, чтобы выиграть войну. Иногда оно показывает самые слабые стороны противника. А иногда оно всё убивает. Иногда ты просто не знаешь, что сказать.
— Ты теперь будешь всегда молчать? — недовольно спрашивает Стан.
— А о чём ты хочешь поговорить? О твоих порновидениях или о том, что ты врал мне, Стан? — огрызаюсь, не поворачиваясь к нему.
— Я хочу поговорить. Не важно о чём. Думаешь, мне нравятся мои порновидения? Это не я, чёрт возьми! — Он злобно ударяет по рулю, и машину дёргает в сторону, но я никак не реагирую на вероятную аварию, потому что Стан быстро выравнивает машину, и мы едем дальше.
— Ладно, не ты. Ты доволен?
— Нет, я недоволен. Я не хочу потерять тебя из-за этого дерьма, Русó. Ты мой друг. Я знал, что не стоит ничего говорить. Выжил бы, а вот ты нет.
— Я спрашивала тебя. Тогда, когда мы были в темнице, я спрашивала тебя, чувствуешь ли ты что-нибудь. Ты ответил, что нет, всё окей. Ты в порядке. Я в порядке. Мы в порядке. Ты соврал мне! — Я поворачиваю голову к Стану.
— Мне было страшно потерять тебя. Мы и так были наказаны, Русó. Мы получили по тридцать плетей с металлическими наконечниками за нарушение правил. Ты была вся в крови, тебе было больно, и я чувствовал это. Я защищал тебя.
— Ты врал мне. Ты хоть представляешь, как мерзко я себя чувствовала там? Мне было не больно от ран, это ерунда, мне было больно понимать, что я чёртова извращенка, которая возжелала своего кровного родственника! Тебя!
— Ну, прости меня. Прости за то, что я заставил тебя спасти меня и совершить со мной ритуал связи. Прости за то, что я поцеловал тебя, потому что внутри меня была твоя кровь, которая спасла меня и вернула к этой грёбаной жизни. Прости за то, что я не сразу сообразил, что облажался. Прости за то, что я постоянно соревновался с тобой. Прости, Русó! Тебе этого достаточно? — Стан злобно смотрит на меня, а затем отворачивается и сжимает пальцами руль машины.
— Я не понимаю своих эмоций. У меня их нет. Но… я… мне неприятно, оттого что ты врал мне. Ты же тогда, после нашего заточения, уехал, Стан. Ты бросил меня и поехал развлекаться. Ты избегал меня.
— Да потому что эти видения меня изводили, Русó! Они выворачивали меня наизнанку, и это было физически больно! Больно, слышишь? Больнее, чем наказанье плетьми или дыба. Больнее! Ты даже не представляешь, что это такое. Это словно… Словно тебе изнутри дробят кости металлическим молотком, причём в разных местах твоего тела. Это как будто тебе вены вырывают с корнем, и ты не можешь дышать. Это было больно и страшно. Разумом я понимал, что это ненормально. Я не люблю тебя таким образом, я люблю тебя безумно, как друга, как свою сестру, но не любовницу. А вот моя кровь… она сошла с ума. Она свихнулась, и мне нужно было время.
 
— Ты мог мне сказать, Стан.
— И напугать тебя, отвернуть от себя, вызвать внутри тебя омерзение к себе? Ни за что. Я слишком люблю тебя, Русó. Слишком, чтобы потерять из-за нашей глупости. Я люблю, — тихо повторяет Стан. — Я не могу даже думать о том, что потеряю нашу связь и дружбу. Мы всегда были одним целым. Мы вместе выживали. Вместе взрослели. Вместе боялись. Помогали друг другу. Мы… мы это нечто большее, чем дружба. Мы большее, но не любовники.
Я облизываю губы и качаю головой, потому что мне нечего сказать. С одной стороны, я понимаю чувства Стана и его страх, а с другой мне очень обидно. Обидно, оттого что он ничего не рассказал мне, и мы снова не пережили эту боль вместе.
— Но ты вернулся и повёл меня по борделям, придурок, — фыркаю я.
— Да я был не в себе, Русó. Я признаю, что флиртовал с тобой, искал способ как-то решить свою проблему, но не трогать тебя. Я не возбуждался, когда был рядом с тобой, а в своих видениях весь горел. Это как раздвоение личности. И это не я повёл тебя по борделям, а ты меня. Это было твоё решение сбежать и поиграть в плохую девочку. Я просто был рядом, чтобы тебя не трогали. Я защищал тебя.
— Господи, мы трахались в одной комнате, Стан!
— Да, я в курсе, но это для меня ни черта не значило, ясно? Я не хочу тебя, пойми это, Русó. Не встаёт у меня не тебя. Я хочу трахнуть тебя. Ты меня не возбуждаешь! Да на хрен всё!
Опять повисает долгая пауза. Честно, кажется, я совсем больная, но мне хочется рассмеяться сейчас. Я держусь, потому что знаю, что тогда Стан очень обидится.
— А в видениях? Что там происходит?
— Там всё иначе. Я даже чувствую себя иначе. Это не я, клянусь тебе, Русó. Не я. Может быть, это твоя кровь тянется к тебе же. Я не знаю, у меня есть только эта версия. Ты оживила меня своей кровью. А ты чистокровная и самая сильная из нас…
— Была, — вставляю я.
— Это не важно. Ты сильная. И твоя кровь тоже сильная. Вспомни, ритуал соединяет двоих и всегда притягивает их друг к другу. Ты притягиваешь сама себя, Русó, это мой вариант.
— То есть я трахаю сама себя? — присвистываю я.
— Ну… нет… там есть член. В тебе. И… хм… ещё кое-что.
— Что? Что ещё ты не рассказал мне про меня?
— Это не просто секс. Это занятие любовью, Русó. Это нечто такое, что взрывает тебя изнутри. Это очень эмоционально и глубоко. То, о чём нам рассказывали родители, когда мы встречаем своего возлюбленного. Это такая сила, Русó. Я её чувствовал, особенно первые дни. Она невозможно сильная. Хотя я был там, но это никак не влияло на моё тело. А когда возвращался в реальность, я был… спокоен, то есть у меня не было эрекции. Ничего. А там, в этих видениях, я был безумен. Я не мог утолить свой голод, как будто только проснулся, и мне нужно есть, поглощать тебя и получать всё больше и больше. Как наркотик. Я никогда в жизни такого сам не испытывал. А там… там всё было реальным. Сильным.
— Что это такое? — изумлённо шепчу я.
— Не знаю. И с этим жить сложно, Русó. Очень сложно. У тебя не было такого после нашего поцелуя?
— Нет, меня сильно лихорадило, и словно мне постоянно ломали кости. Я думала, что это из-за нехватки питания и страха за тебя. Ну, может быть, ещё из-за странного влечения к тебе. Но видений не было, да и лихорадка прошла за пару недель, когда моё тело исцелилось.
— Значит, всё дело в твоей крови. Она же всё помнит, Русó. У неё тоже есть память, и я храню это внутри себя. Я чёртов твой ящик Пандоры, — фыркает Стан и глушит мотор.
— Но я никогда такого не переживала. Правда.
— Может, это… твои фантазии?
— И ты живёшь моими фантазиями? Я никогда о таком не мечтала. Как я могла мечтать о том, чего не знаю?