Хармс Даниил
ДАНИИЛ ХАРМС
*АНТОЛОГИЯ САТИРЫ И ЮМОРА РОССИИ XX ВЕКА
Серия основана в 2000 году
В текстах произведений Даниила Хармса
сохранена особенная орфография и пунктуация автора
На форзаце воспроизведена афиша театра «Эрмитаж»
работы художника В. Добровенского
Редколлегия выражает признательность В. И. Глоцеру
за огромную помощь в создании настоящего тома
*Редколлегия:
Аркадий Арканов, Никита Богословский, Владимир Войнович,
Игорь Иргеньев, проф., доктор филолог, наук Владимир Новиков,
Лев Новоженов, Бенедикт Сарнов, Александр Ткаченко,
академик Вилен Федоров, Леонид Шкурович
Главный редактор, автор проекта
Юрий Кушак
Оформление переплета Лев Яковлев
© Хармс Д. И. (наследника). Текст, 2003
© Кушак Ю. Н. Составление, 2003
© Глоцер В. И. Предисловие, 1991, 2003
© ООО «Издательство «Эксмо», 2003
Ему было совсем просто
извлекать смешное из нелепости
Чудачества этого человека начались, можно считать, еще на школьной скамье, когда вместо простой русской фамилии — Ювачёв — он взял себе весьма странный псевдоним, который охочие до разгадок литературоведы не раз пытались и еще будут пытаться расшифровать по-своему: Хармс. Даниил Хармс. Имя было подлинное, а в соединении с необычайной фамилией выстреливало как цирковой номер.
К тому же свой псевдоним он много раз менял, варьировал, и это в самом деле походило на фокус: Хармс — Шардам — Дандан — Хормс — Хаармс и так далее.
Он любил изумлять, удивлять, эпатировать. И делал это легко, весело, празднично, как будто действительно показывал фокус.
Недаром С. Маршак, услышав стихи Хармса, счел его незаменимым волшебником для детей и вовлек в детскую литературу.
Конечно, что-то волшебное было заложено прежде всего в самих строчках поэта, и дети это чувствовали лучше, чем кто бы то ни было.
Между тем детским писателем Хармс стал если не поневоле, то во всяком случае потому, что всё, что он писал «для взрослых», никак не могло быть напечатано в его время.
В этом заключалась трагедия его жизни и литературной судьбы, трагедия писателя. «Меня, — писал Хармс в 1937 году, — интересует только «чушь»: только то, что не имеет никакого практического смысла.
Меня интересует жизнь только в своем нелепом проявлении».
Литература, содержанием которой была «жизнь… в своем нелепом проявлении» и которая «не имеет никакого практического смысла», конечно же, не могла считаться нужной. Хармс это прекрасно сознавал. Его занимала абсурдность существования, действий, поступков отдельного человека или группы людей, помноженная на абсурд самой жизни, действительности, бытия. Он даже не так уж много придумывал, сочинял эту «чушь», замешивая ее на фантастическом, чудном, странном, — он лишь остроумно фиксировал на ней свое внимание. Ему было совсем просто извлекать смешное, веселое из нелепости, «чуши», которая составляла суть его мыслимых и немыслимых историй.
И когда ни о каком абсурде как литературном направлении никто и не помышлял, — он вместе со своим другом Александром Введенским, каждый по-своему, прокладывал это направление.
Да. он ощущал себя новатором в литературе и поэтому чувствовал себя одиноким. «Нет уважения ко мне писателей. Нет между ними подлинных искателей», — записал он в 1933 году.
Садясь или по крайней мере усаживая себя за стол ежедневно, он писал очень короткие — в треть, в половину страницы, реже — на несколько страничек (и лишь однажды — повесть, равную рассказу) вещи — и обычно никому их потом не показывал. Поэтому не странно, что он сам разговаривал со своими стихами, рассказами и сценками, как со своими детьми. «Мои творения, сыновья и дочери мои. Лучше родить трех сыновей сильных, чем сорок, да слабых…»
Аресты, голод, нужда — ничто не могло отвратить его от любимой работы за столом. «Довольно кривляний, — восклицал он в дневнике: — у меня ни к чему нет интереса, только к этому. Вдохновение и интерес — это то же самое». Он должен был себя в этом уверять, утверждать, потому что годами не видел никакой внешней поддержки.
Теле все и шло до 1941 года, когда, как он и предчувствовал, о нем, уже дважды арестовывавшемся, вспомнили. 23 августа он был в третий и в последний раз арестован и в начале февраля 1942 года погиб в тюрьме. За месяц до гибели ему исполнилось 36 лет.
Чудом — и одновременно подвигом близких (и в первую очередь его друга, Я. С. Друскина) — можно считать сохранение многих его рукописей. Они дошли до нас, и теперь, спустя десятилетия, выходят в свет. Дети Хармса, «сыновья и дочери» ни на кого не похожего писателя.
Вместо автобиографии
Даниил ХАРМС
«Теперь я расскажу
как я родился…»
Теперь я расскажу, как я родился, как я рос и как обнаружились во мне первые признаки гения. Я родился дважды. Произошло это вот так:
Мой папа женился на моей маме в 1902 году, но меня мои родители произвели на свет только в конце 1905 года, потому что папа пожелал, чтобы его ребёнок родился обязательно на новый год. Папа рассчитал, что зачатие должно произойти 1-го апреля и только в этот день подъехал к маме с предложением зачать ребенка.
Первый раз папа подъехал к моей маме 1-го апреля 1903 года. Мама давно ждала этого момента и страшно обрадовалась. Но папа, как видно, был в очень шутливом настроении и не удержался и сказал маме «с первым апрелем!»
Мама страшно обиделась и в этот день не подпустила папу к себе. Пришлось ждать до следующего года.
В 1904 году, 1 — го апреля, папа начал опять подъезжать к маме с тем же предложением. Но мама, помня прошлогодний случай, сказала, что теперь она уже больше не желает оставаться в глупом положении, и опять не подпустила к себе папу. Сколько папа не бушевал, ничего не помогло.
И только год спустя удалось моему папе уломать мою маму и зачать меня.
Итак моё зачатие произошло 1-го апреля 19<0>5 года.
Однако все папины рассчёты рухнули, потому что я оказался недоноском и родился на четыре месяца раньше срока.
Папа так разбушевался, что акушерка, принявшая меня, растерялась и начала запихивать меня обратно, откуда я только что вылез.
Присутствовавший при этом один наш знакомый студент Военно-медицинской Академии заявил, что запихать меня обратно не удастся. Однако, несмотря на слова студента, меня всё же запихали, но, правда, как потом выяснилось, запихать-то запихали, да в торопях не туда.
Тут началась страшная суматоха. Родительница кричит: «Подавайте мне моего ребёнка!» А ей отвечают: «Вашь, говорят, ребёнок находится внутри вас». «Как! — кричит родительница. — Как ребёнок внутри меня, когда я его только что родила!» «Но, — говорят родительнице, — может быть вы ошибаетесь?» «Как! — кричит родительница — ошибаюсь! Разве я могу ошибаться! Я сама видела, что ребенок только что вот тут лежал на простыне!» «Это верно, — говорят родительнице, — но, может быть, он куда нибудь заполз». Одним словом, и сами не знают, что сказать родительнице.
