Одноколыбельники

Крепко Вас целую.
  В.В. Розанову  
  Феодосия, 18-го апреля 1914 г., пятница  
Милый Василий Васильевич,
5-го мая у Сережи начинаются экзамены на аттестат зрелости. Он занимается по 17-ти часов в день, истощен и худ до крайности. Подготовлен он приблизительно хорошо, но к экстернам относятся с адской строгостью. Если он провалится, его осенью могут взять в солдаты, несмотря на затронутое легкое, болезнь сердца и узкую грудь. Тогда он погиб.
Директор здешней гимназии на Вас молится, он сам показывал мне Вашего «Великого Инквизитора», испещренного заметками: «Поразительно», «Гениально» и т. д. Мы больше часу проговорили, я дала ему «Уединенное», в тот же вечер он должен был читать в каком-то собрании реферат о Вашем творчестве. Так слушайте: тотчас же по получении моего письма пошлите ему 1) «Опавшие листья» с милой надписью; 2) письмо, в котором Вы напишите о Сережиных экзаменах, о Вашем знакомстве с папой и – если хотите – о нас. Письмо должно быть ласковым, милым, «тронутым» его любовью к Вашим книгам, – ни за что не официальным. Напишите о Сережиной болезни (у директора уже есть свидетельства из нескольких санаторий), о его желании поступить в университет, вообще – расхвалите.
О возможности для Сережи воинской повинности не пишите ничего.
Директор с ума сойдет от восторга, получив письмо и книгу, Вы для него – Бог.
Судьба Сережиных экзаменов – его жизни – моей жизни – почти в Ваших руках.
С<ереже> я ничего не говорю об этом письме, – не потому что не уверена в Вас – напротив, совершенно уверена!
Но он в иных случаях мнителен и сейчас особенно – из-за этих чертовских занятий.
Папа еще перед смертью – за день! – говорил о Сережиных занятиях, здоровье, планах, говорил очень заботливо и нежно – и обещал весной написать директору.
Обращаюсь к Вам, как к папе.
Всего лучшего, с безумным нетерпением жду ответа и заранее ликую.
Имя Сережи: Сергей Яковлевич Эфрон. Имя д<иректо>ра: Сергей Иванович Бельцман.
 Бельцман!!! 
Ради Бога, не перепутайте!
_________
Мой адрес: Анненская ул<ица>, дача Редлих.
Адрес д<иректо>ра:
Феодосия, директору Мужской Гимназии
Сергею Ивановичу Бельцман.
Р. S. Директор сам знал папу и очень трогательно о нем говорил. Я просидела у него часа 3, ела апельсины, говорила об «Уединенном» и пересмотрела всех кукол его трехлетней дочери – счетом 60. Это все искренно и с удовольствием. Он ужасно милый.
  Из записной книжки 1914 г.  
  Коктебель, 19-го июня 1914 г., четверг  
Сережа кончил экзамены. В местной газете «Южный Край» такая заметка: «Из экстернов феодосийской мужской гимназии уцелел один г-н Эфрон». В его экзаменационной судьбе принимал участие весь город.
Хочется записать одну часть его ответа по истории: – «Клавдий должен был быть великим императором, но, к несчастью, помешала семейная жизнь: он был женат два раза – первый на Мессалине, второй – на Агриппине, и обе страшно ему изменяли».
Это все, что он знал о Клавдии. Экзаменаторы кусали губы.
  Экз<амен> по Закону, – 12-го июня 1914 г.  
Свящ<енник>: «К<а>к отнеслись стражи к Воскресению Христову?»
С<ережа?: – «Пали ниц».
Свящ<енник>: «А потом?»
С<ережа>: – «Пришли в себя».
Свящ<енник>: – «Гм…расскажите нам жизнеописание кого-н<и>б<удь> из Отцов церкви, – кого Вы лучше знаете».
С<ережа> молчит.
Свящ<eнник>: «Что такое Сретение Господне?»
С<ережа> молчит.
Директор, ласково: «Ну, Эфрон, вспомните!»
Молчание.
Свящ<eнник>: «Кто встретил Христа во храме?»
С<ережа>: «Первосвященник».
Свящ<eнник>: «Нет!»
С<ережа>: «Священник».
Свящ<енник>: «Знаете ли Вы молитву: “Ныне отпущаеши”?»
 
С<ережа> быстро: «Ныне отпущаеши…»
Свящ<енник>: «Дальше?»
Молчание.
Свящ<енник>: «Что такое чревоугодие?»
Долгое молчание, затем мычание, и ответ:
– «Угождение чреву».
Свящ<енник>»: «Нет. Это когда чрево почитают к<а>к Бога».
С<ережа> изумленно молчит, делает мертвенное лицо и просит позволения сесть. Порывисто дышит. Все молчат, ожидая последнего вздоха. Директор предлагает закончить экз<амен> – Тройка.
  Феодосия, Троицын день 1914 г. (25го мая, воскресение)  
Ах, Алины воспоминания детства! (…) Отцу – 21 год (говорю о будущей зиме, когда Аля сможет кое-что помнить, – ей пойдет третий год). Красавец. Громадный рост; стройная, хрупкая фигура; руки со старинной гравюры; длинное, узкое, ярко-бледное лицо, на котором горят и сияют огромные глаза – не то зеленые, не то серые, не то синие, – и зеленые, и серые и синие. Крупный изогнутый рот. Лицо единственное и незабвенное под волной темных, с темно-золотым отливом, пышных, густых волос. Я не сказала о крутом, высоком, ослепительно-белом лбе, в котором сосредоточились весь ум и все благородство мира, как в глазах – вся грусть.
А этот голос – глубокий, мягкий, нежный; этот голос, сразу покоряющий всех. А смех его – такой веселый, детский, неотразимый! А эти ослепительные зубы меж полоски изогнутых губ. А жесты принца! <…>
  «Есть такие голоса…»  
  Сергею Эфрону  
 Есть такие голоса,
 Что смолкаешь, им не вторя,
 Что предвидишь чудеса.
 Есть огромные глаза
 Цвета моря.
 Вот он встал перед тобой:
 Посмотри на лоб и брови
 И сравни его с собой!
 То усталость голубой,
 Ветхой крови.
 Торжествует синева
 Каждой благородной веной.
 Жест царевича и льва
 Повторяют кружева
 Белой пеной.
 Вашего полка – драгун,
 Декабристы и версальцы!
 И не знаешь – так он юн —
 Кисти, шпаги или струн
 Просят пальцы.
 Коктебель, 19 июля 1913 
  «Как водоросли Ваши члены …»  
  Сергею Эфрон – Дурново  
 Как водоросли Ваши члены,
 Как ветви мальмэзонских ив…
 Так Вы лежали в брызгах пены,
 Рассеянно остановив
 На светло-золотистых дынях
 Аквамарин и хризопраз
 Сине-зеленых, серо-синих,
 Всегда полузакрытых глаз.
 Летели солнечные стрелы
 И волны – бешеные львы.