Женские истории в Кремле

Вечером возле ее дома произошло невероятное по тем временам событие. К подъезду подъехали три черных «ЗИЛа». В среднем сидел сам «хозяин». Всем своим видом он давал понять, что намерения у него крайне серьезные и просто так от него не отделаешься. Это было начало тяжелых и сложных отношений. Булганин ежедневно приглашал чету то к себе, то на дачу. Все это сопровождалось бесконечными пьянками. Сам Николай Александрович это дело очень любил. Слегка подвыпив, он начинал рассказывать Ростроповичу о том, как любит его жену, о том, что она его «лебединая песня», и намекал на то, что его время обладания этой женщиной еще не пришло. Булганин вел себя так, будто Ростропович и не был мужем Вишневской. Он постоянно говорил ему о том, что любое желание Галины может быть исполнено, так как он ее обожает. На одном из таких увеселительных мероприятий встал вопрос о Квартире. Мстислав попытался убедить Булганина в том, что скоро построится кооперативный дом, где у них уже оплачена жилплощадь. Он сказал, что потратил на эту покупку всю Сталинскую премию. Николай Александрович попытался было убедить Ростроповича воспользоваться его услугами: «Я вам в любом доме квартиру устрою, какую только пожелаете!» Мстислав вежливо отказался, говоря о том, что эта квартира им честно заработана, и она его собственность — так спокойней. Вероятнее всего, Булганин часто сожалел, что вся эта история случилась не несколькими десятками лет раньше, когда у власти был Сталин и можно было с легкостью избавиться от соперника. Николай Александрович иногда пускался в воспоминания и рассказывал о похождениях Берии, который насиловал несовершеннолетних девочек. После того как Берия выбирал жертву, кегебешники просто хватали ее на улице, заталкивали в машину и привозили «хозяину». Больше всего возмущало в этих рассказах то, что такие негодяи десятилетиями правили страной. Булганин был выходцем из той же среды. Наследник Сталина, сумевший несколько смягчить политический режим учителя, внешне выгодно выделялся среди других членов правительства. Он имел действительно интеллигентный вид, довольно приятные манеры, в его осанке чувствовалась «голубая кровь». Общаясь с Галиной, он всегда был подчеркнуто вежлив, но излишне напорист и даже нагловат. Иногда он даже мог внушить жалость к себе со стороны Мстислава и тот, несмотря на обстоятельства, начинал мягко отзываться о Булганине: «Ведь он очень милый человек. Только зачем он за тобой ухаживает? Если б не это — я с удовольствием с ним дружил бы!». Конечно же, не дружбы с Ростроповичем искал Николай Александрович и, вероятнее всего, если бы была такая возможность, он бы вообще избавился от этого юноши, который так лихо опередил его. За глаза Булганин называл Ростроповича «мальчишкой» и не скрывал раздражения. Ростропович, в свою очередь, называл его «кукурузой» и тоже нервничал.
Сначала Ростроповичу даже льстило, что он вышел победителем в поединке с самим «хозяином». Но вскоре двусмысленность его положения стала пугающей. Круг знакомых Мстислава резко расширялся. Его считали счастливчиком и норовили поздравить при встрече. Никто и не думал осуждать чету за столь необычную связь с Булганиным. В рабском подхалимаже и лживом восхищении с ними искали знакомства. И все это делалось для того, чтобы через них решить свои насущные'проблемы: звание, квартира, установка телефона. Мстислав в такой ситуации не выдержал. Он вдруг ощутил себя униженным и подавленным. После очередной попойки, под хмельком, раздевшись до трусов, влез на подоконник и пригрозил выброситься вниз, если Галина не предпримет никаких попыток усмирения престарелого ухажера. Высота, конечно, там была небольшая, метра четыре, но ноги переломать можно было запросто. От необдуманного поступка его отговорила жена, крикнув на весь дом: «Куда ты прыгать собрался? Я беременна!..» Таким образом он узнал о том, что у них будет ребенок. Забыв про все на свете, пьяный от счастья Ростропович схватил книгу Шекспира и с упоением стал читать великие сонеты. Он хотел, чтобы Галина прониклась гениальностью этих произведений и зародившаяся в ней новая жизнь наполнилась прекрасным высоким смыслом.
 
С тех пор он с этой книгой не расставался. Каждый день заканчивался чтением сонетов. Отношения с Булганиным надо было как-то сводить к минимуму, но это было слишком опасное решение. Чтобы избавиться от Булганина, нужна была серьезная причина. И что бы они ни предприняли в тот момент, они рисковали нажить себе всесильного врага. Под разными предлогами Галина стала отказываться от приглашений домой или на дачу. Тогда Булганин пошел другим путем. Он попытался воздействовать на Вишневскую через Министерство культуры. Потянулась череда приглашений петь на приемах в Кремле. Срывались репетиции, спектакли, а если Галина отговаривалась тем, что устала, этого вообще не хотели слушать. В министерстве были убеждены, что оказывают ей большую честь, а значит, ни о какой усталости не может быть и речи. После звонков из министерства следовали приглашения от самого Булганина. Вскоре Галине надоели эти бесконечные звонки-приглашения, надоело подбирать слова для отказов, и она, «…стоя в вонючем коридоре коммунальной квартиры, в ярости орала в телефонную трубку: “Что вы валяете дурака! Звоните по нескольку раз на день, будто не понимаете, что мы не можем бывать у вас дома! Мне надоели сплетни вокруг меня! Я не хочу петь на ваших приемах. Почему? Потому, что мне противно! Я не желаю во время пения видеть ваши жующие физиономии… Меня это унижает! И хотя по вашим понятиям, это большая честь, я прошу вас раз и навсегда избавить меня от подобной чести…”» Булганин выслушал тираду Галины и, перезвонив через какое-то время, извинился и тут же пригласил их вечером на ужин. Все началось сначала за исключением правительственных приемов: туда ее больше не приглашали никогда. Для Галины Вишневской Булганин сделал еще одно доброе дело: избавил ее от необходимости общения с Василием Ивановичем Серовым, который неоднократно предлагал Галине Павловне заняться написанием доносов. На одном из обедов у Булганина Вишневская решила пожаловаться ему на шефа КГБ. Николай Александрович был возмущен. «Что?! С ума они сошли, что ли? Федька! — позвал адъютанта. — Соедини меня с Васькой Серовым!» Разговор с председателем КГБ был далеко не лицеприятным. Обрывки грубых фраз доносились и до обедающих, но после этого Галину оставили в покое. В этот период ее жизни это была большая поддержка. В конце концов даже слухи о ее высоких связях делали людей в общении с ней более осмотрительными. Булганин оказал чете Ростропович-Вишневская еще одну услугу, и сделал это, сам того не подозревая. В 1956 году был достроен дом, где Мстислав купил квартиру. Молодые впервые ощутили себя хозяевами собственного жилья. Квартира была большая: четыре комнаты, ванная, кухня. После тесноты коммуналок она была просто дворцом. У них не было ничего — ни мебели, ни посуды, но они были счастливы. Через три месяца должен был родиться их первенец — и произойдет это событие в их собственном доме. Новоселье справляли, устроившись по-турецки на полу. За несколько часов до этого Галина купила в свой дом первые вилки, ножи и тарелки. Кроме них в квартире поселилась домработница Римма. С большим трудом удалось купить столовый гарнитур. Как часто бывало в жизни у Галины, радость не шла отдельно от печали. Не успели молодожены привыкнуть к мысли о том, что у них есть собственная квартира, как выяснилось, что ордер на нее им никто не даст, несмотря на то, что деньги были заплачены заранее. По законодательству Советского Союза норма жилплощади на одного человека — 9 квадратных метров, а у них оказалось 100 квадратных метров на двоих. Мстислав пытался решить этот вопрос в райсовете, Моссовете, но везде он слышал решительный отказ. Он пытался убедить чиновников в том, что намеревается иметь много детей и, в конце концов, заполнит все лишние метры. Но чиновники и слушать его не хотели. Предлагалось немедленно освободить квартиру и въехать в двухкомнатную в том же доме. Галине Вишневской не хотелось обращаться к Булганину, но все получилось само собой. Под Новый год Ростропович и Вишневская были приглашены в Кремль, но Галине вот-вот надо было рожать, и поэтому они решили остаться дома.