Ведьмы Плоского мира

Саймон молча покачал головой. Где-то над ними лопнул книжный переплет, и их осыпало дождем страниц.
Ужас может пробраться в мозг через любой орган чувств. Его вызывают прозвучавший в запертой темной комнате тихий, исполненный значения смешок, вид половинки гусеницы в вашей ложке салата, странный запах из комнаты жильца и вкус слизняка в сыре с цветной капустой. Осязание обычно не принимает в этом участия.
Однако с полом под ногами Эск что-то происходило. Она опустила глаза, и ее лицо перекосилось гримасой ужаса, потому что пыльные доски паркета внезапно стали рыхлыми и зернистыми на ощупь. А еще сухими. И очень, очень холодными.
Между ее пальцев сыпался мелкий серебристый песок.
Она схватила посох и, прикрывая глаза рукой, махнула им в сторону возвышающихся перед нею фигур. Автору было бы приятно сообщить, что пронизывающая вспышка ослепительно-белого огня мгновенно очистила маслянистый воздух. Но этого не произошло…
Посох в руке Эск изогнулся и, словно змея, ударил Саймона в висок.
Серые Твари заколыхались и исчезли.
Реальность вернулась и попыталась сделать вид, будто никуда не отлучалась. На библиотеку волна за волной, точно плотный бархат, опустилась тишина. Давящая, отдающаяся эхом тишина. Чувствуя себя довольно глупо, несколько книг тяжело шлепнулись вниз.
Пол под ногами Эск снова стал деревянным. Она как следует топнула по нему, чтобы убедиться наверняка.
По половицам растекалась лужа крови, и посреди нее неподвижно лежал Саймон. Эск какое-то время смотрела на него, затем подняла глаза и вгляделась в замерший воздух, после чего перевела взгляд на посох. У посоха был весьма самодовольный вид.
Вдали послышались голоса и торопливые шаги.
В ладонь Эск мягко скользнула рука, похожая на маленькую кожаную перчатку, И голос за ее спиной очень тихо произнес:
— У-ук.
Она повернулась и увидела перед собой доброе, вытянутое лицо библиотекаря. Он выразительным жестом приложил палец к губам и осторожно потянул ее за руку.
— Я его убила, — прошептала она. Библиотекарь покачал головой и снова потянул Эск за собой.
— У-ук, — объяснил он. — У-ук. Он увлек упирающуюся Эск в боковой проход в лабиринте древних полок. Не прошло и пары секунд, как из-за угла вылетела группа старших волшебников, привлеченных исходившим отсюда шумом.
— Книги опять подрались…
— О нет! Нам понадобятся века, чтобы снова отловить все заклинания. Они умеют находить места, где прятаться…
— Кто это тут на полу? Наступила тишина.
— Он без сознания. Судя по всему, на него упала полка.
— Кто это?
— Тот новый парнишка. Ну, о котором говорят, что у него есть мозги.
— Упади эта полка чуть левее, мы могли бы убедиться в этом сами.
— Вы двое, отнесите его в лазарет. А вы начинайте сгонять книги в кучу. Куда запропастился проклятый библиотекарь? Ему следовало бы сто раз подумать, прежде чем накапливать здесь Критическую Массу.
Эск искоса взглянула на орангутана. Тот в ответ пошевелил бровями, вытащил с полки рядом с собой пыльный том заклинаний для садоводов, выудил из находящегося за ним тайника мягкий коричневый банан и съел фрукт со спокойным наслаждением обезьяны, точно знающей, что все эти проблемы касаются исключительно людей.
Эск посмотрела на посох у себя в руке, и ее губы сжались в тонкую линию. Она знала, что она здесь ни причем. Посох сам бросился на Саймона, тая убийство в своей сердцевине.
* * *
Саймон лежал на жесткой кровати в узкой комнате. Его лоб был накрыт намоченным в холодной воде и сложенным втрое полотенцем.
— Сколько он тут? — спросил Напролоум.
Тритл пожал плечами.
— Три дня.
— И ни разу не пришел в себя?
— Нет.
Напролоум тяжело опустился на край кровати и устало потер переносицу. Саймон никогда не отличался особенно здоровым видом, но сейчас его лицо страшно осунулось.
— Такой блестящий ум… — заметил Напролоум. — Его объяснение фундаментальных принципов магии и материи — нечто потрясающее.
Тритл кивнул.
— А как легко он впитывает знания… — продолжал Напролоум. — Я всю жизнь был практикующим волшебником, но магию так до конца и не понимал, пока он не объяснил мне ее. Так логично. Так, э-э, очевидно.
 
— Все так говорят, — мрачно отозвался Тритл. — Говорят, это все равно, что у тебя с глаз сняли повязку и ты впервые увидел свет солнца.
— Ага, — подтвердил Напролоум. — Из таких, как он, выходят настоящие чудесники, это точно. Ты был прав, что привез его сюда.
Они задумчиво замолчали.
— Вот только… — начал Тритл.
— Только что?
— Только что именно ты понял? — договорил Тритл. — Вот что меня беспокоит. Ну, ты можешь объяснить понятое тобой?
— Что объяснить? — лицо Напролоума озабоченно вытянулось.
— То, о чем он постоянно рассуждает, — настаивал Тритл с ноткой отчаяния в голосе. — Да, я знаю, он все говорит правильно. Но о чем он говорит?
Какое-то время Напролоум смотрел на него, открыв рот, после чего начал объяснять:
— О, это очень просто. Видишь ли, магия заполняет Вселенную, и каждый раз, когда Вселенная изменяется, то есть нет, каждый раз, когда мы прибегаем к помощи магии, Вселенная изменяется, причем во всех направлениях одновременно, понимаешь, и… — Он неопределенно помахал руками, пытаясь разглядеть в глазах Тритла хоть искру понимания. — Другими словами, любой сгусток материи, например апельсин, мир или.., или…
— ..крокодил, — подсказал Тритл.
— Да, крокодил.., что угодно.., в своей основе имеет форму морковки.
— Этого я что-то не припоминаю, — перебил Тритл.
— Я уверен, что он выразился именно так, — возразил Напролоум, обливаясь потом.
— Нет, лично я помню тот кусок, где он вроде как намекал, что если достаточно долго идти в каком-либо направлении, то рано или поздно увидишь свой затылок, — не сдавался Тритл.
— Он точно имел в виду твой затылок, а не чей-то чужой?
Тритл немного подумал.
— Я положительно уверен, что он сказал “свой собственный затылок”, — заявил он. — По-моему, он утверждал, что может это доказать.
В воцарившемся молчании они обдумали это высказывание.
Наконец Напролоум снова заговорил — очень медленно и осторожно:
— Я смотрю на это так. Перед тем как услышать его рассуждения, я был как все остальные. Ну, понимаешь, что я имею в виду? Меня смущали и сбивали с толку всякие мелочи жизни. Но теперь, — он оживился, — несмотря на то, что я по-прежнему смущен и растерян, это происходит на гораздо более высоком уровне, и, по крайней мере, я знаю, что меня озадачивают действительно фундаментальные и важные явления Вселенной.
Тритл кивнул.
— Я, конечно, не рассматривал это с подобной точки зрения, — признался он, — но ты абсолютно прав. Поистине он раздвинул границы невежества. Во Вселенной столько неведомых нам вещей.
Некоторое время оба наслаждались ощущением странного тепла, вызванным мыслью, что они гораздо более невежественны, чем обыкновенные смертные, которым неведомы только самые заурядные вещи.
— Я надеюсь, что с ним ничего не случилось, — снова заговорил Тритл. — Температура пришла в норму, но, создается такое впечатление, что он просто не хочет просыпаться.
Две служанки внесли в комнату тазик с водой и свежие полотенца. Одна из них держала еще и довольно потрепанную метлу. Они начали менять на кровати больного мокрые от пота простыни, и оба волшебника удалились, продолжая обсуждать широкие горизонты незнания, открытые миру гением Саймона.
Матушка подождала, когда их шаги затихнут вдали, и сорвала с головы платок.
— Черт бы его побрал. Эск, покарауль у двери.
Она убрала полотенце и прикоснулась рукой ко лбу Саймона, проверяя температуру.
— Спасибо, что пришла, — сказала Эск. — Ведь у тебя сейчас столько дел…
— Гм-м.
Матушка поджала губы, приподняла веки Саймона и нащупала пульс. Приложив ухо к его похожей на ксилофон груди, она послушала сердце и на какое-то время замерла, исследуя его сознание. Ее брови нахмурились.