Порочные занятия (ЛП)

Голос мужчины затихает, и я представляю, как профессор Сегал прожигает его глазами. Глазами, которые могли бы заставить меня кончить, если бы он смотрел достаточно долго.
Я обвожу языком головку, профессор запускает пальцы в мои волосы и одобрительно поглаживает по голове. Я буквально мурлычу от молчаливой похвалы.
Когда обхватываю его губами, готовая взять на всю длину, пальцы в моих волосах напрягаются. Я отодвигаюсь и смотрю на руку, позволяя его толстому влажному члену покачиваться в воздухе.
Он покачивает ладонью верх-вниз. Уверенна, это просьба сбавить темп.
Мои глаза расширяются. Он это не всерьез.
Ни за что, черт возьми, я не смогу продолжать это до конца пламенной речи доктора Ксандера. Он уже по полной программе дает лекцию по экономике и давно ушел в отрыв, как делает это в аудитории перед группой.
Я щелкаю зубами, чтобы показать свое раздражение, но теперь профессор Сегал барабанит пальцами по бедру.
На универсальном языке нашего общения это значит: «Если ты заставишь меня ждать еще секунду, я буду шлепать тебя, пока зад не станет цвета космоса».
Послав доктору Ксандеру мысленную просьбу сворачивать свою мини-лекцию и уходить, я сжимаю губами ствол и начинаю слегка посасывать.
Его пальцы поглаживают мои волосы, и гордость заливает все в груди от этого одобрительного жеста.
Но когда поднимаю руку, чтобы обхватить его, он дергает меня за волосы.
— Черт, — я шиплю сквозь зубы.
— Что это было? — говорит доктор Ксандер.
Желудок сжимается в комок. Вот он.
Момент, когда доктор Ксандер наклонится и найдет под столом меня, ублажающую нового профессора.
Блять.
Все уже знают меня, как девушку, сосавшую банан. Если нас поймают сейчас, то слухи разойдутся по университету, и меня точно отчислят.
А потом папа появится из неоткуда и скажет, что всегда был прав. Что я такая же, как и остальные женщины. Мои мысли несутся галопом, как стая диких жеребцов, как вдруг голос профессора прерывает мои размышления.
— У меня постоянно проблемы с этим стулом, — отвечает он так, будто ужасно раздражен офисной мебелью.
— Отдел технического обслуживания должен его заменить, — доктор Ксандер необычайно полон надежды. — Если Вы пожелаете, я мог бы…
— Я напишу им о проблеме сам, — отвечает профессор, нетерпеливо касаясь моей головы. — Давайте продолжим заниматься тем, чем занимались.
Доктор Ксандер делает паузу, и я представляю его растерянность, ведь они не занимались ничем, кроме обсуждения экономики.
Это было адресовано мне. Негодяй хочет, чтобы я продолжала, но не торопилась.
Так что я облизываю, касаюсь, тихонько причмокиваю, обхватываю губами его ствол, но не сосу. Когда челюсть начинает ныть, я спускаюсь дорожкой поцелуев вниз к его яичкам и губами уделяю им внимание.
Профессор делает долгий, довольный вздох. Кто бы мог подумать, что он так любит, когда ему посасывают яйца?
Но, поласкав их, по моим подсчетам, около десяти минут, челюсть снова дает о себе знать, и я перехожу к стволу, вылизывая его снизу вверх. Чтобы язык не занемел, провожу им вокруг головки члена.
Дыхание профессора ускоряется, как и мой пульс. То, что я делаю, работает. Голос доктора Ксандера едва ли прорывается сквозь шум крови в ушах.
Я определенно заставлю профессора Сегала кончить.
Ускоряя движения, я стимулирую чувствительное место, где головка переходит в крайнюю плоть.
Его пальцы в волосах напрягаются, так, наверное, жокей тянет поводья в попытках остановить мчащуюся лошадь. Он хочет, чтобы я замедлилась. Я хочу, чтобы он кончил. Ускоряюсь и лижу, не обращая внимание на боль, напряжение, и наказание, которое ждет меня за поведение.
Профессор Сегал вот-вот кончит по моей команде.
Я кладу руку на его бедро, чтобы удержать равновесие и все естество внутри напрягается от твердости мускулов под ладонью.
Он так близко, я намерена выжать все до капли.
— Спасибо. Я думаю, материала достаточно, чтобы провести лекцию, — говорит профессор напряженно.
Я удваиваю напор. Этот сукин сын хочет спокойненько кончить, не глядя другому человеку в лицо.
 
Ха.
Не со мной.
— Вы уверены? — говорит доктор Ксандер. — Вы выглядите напряженным.
Я обхватываю губами его головку и, опускаясь вниз, беру почти на всю длину. В другой раз я могла бы начать двигать головой, но не хочу удариться о стол. Вместо этого я втягиваю щеки и нежно сжимаю его яйца.
Профессор Сегал издает сдавленный горловой звук и прячет его за кашлем. Теплая жидкость ударяет в заднюю стенку моего горла. Сглатываю вокруг члена, пока он кончает, и продолжаю массировать.
К моменту, когда он перестает кончать, у меня в ушах звенит, а челюсть, кажется, вот-вот развалится. Член обмякает во рту, и я отодвигаюсь.
— Спасибо, профессор, — говорит доктор Ксандер, поднимаясь со стула.
— Да-да, — отвечает он слишком расслаблено для человека, который только что прослушал лекцию о криптовалютах. — Не забудьте, что теперь Вы — мой должник.
— Конечно, — шаги удаляются к двери. — Я передам профессору Экхарту ваши пожелания.
Профессор Сегал только ворчит.
Дверь со скрипом открывается, но профессор замирает, пока она не захлопывается со щелчком. Он отъезжает на кресле назад и смотрит на меня, подняв брови.
— Ты испортила мой план.
— Какой план? — я спрашиваю невинно.
— Я хотел, чтобы ты проглотила после того, как он уйдет.
— Извини, — говорю я без капли сожаления.
Его губы кривятся в улыбке.
— Хочешь, чтобы я вернул должок?
Возбуждение растекается по венам, и я представляю его стоящим передо мной на коленях, пока я зарываюсь пальцами в его роскошные волосы. Отгоняю эти мысли. Профессор Сегал не становится на колени перед женщинами.
Это точно уловка.
Он впивается в меня взглядом, в глазах пляшут огоньки.
— И?
Он протягивает эту гласную в точности как герои мрачных романов, которые я так много читала и это выводит из равновесия. Требуются все усилия, чтобы судорожно не вздохнуть, когда я киваю.
— Что же, хорошо, — он отступает на шаг, давая мне выползти из-под стола. — Проси.
Моя ноющая челюсть падает на пол.
— Что?
— Ты услышала меня с первого раза, — говорит он.
Да, я услышала, но надеялась, что он это не серьезно.
— Проси.
Зубы клацают сами собой.
— Ты шутишь? — рычу я. — После часа…
— Сорока восьми минут.
— После сорока восьми, мать их, минут, лизания и сосания, после трех дней минета подряд я должна умолять?
Он просто стоит и смотрит на меня сердитым взглядом, тем, который подсказывает, что я испытываю его терпение. Тем, который говорит, что я вот-вот по уши влипну.
— В качестве альтернативы я могу пороть тебя, пока тушь с лица не стечет.
Ни.
За.
Что.
— Пожалуйста, — я говорю сквозь зубы.
— Пожалуйста, что?
— Пожалуйста, позвольте мне кончить, — выдавливаю я. — Сэр.
Он садится обратно на кресло.
— Поцелуй мой ботинок.
— Что? — слово вылетает прежде, чем успеваю подумать.
— Мы оба знаем, что у тебя фут-фетиш.
Он поворачивает стул в сторону и вытягивает правую ногу.
Мои щеки горят от унижения. Я настолько низко пала? Готова ползать на четвереньках и целовать мужчине ноги потому, что отчаянно хочу, чтобы меня вылизали?
Его хмурый взгляд становится мрачнее, и дрожь ужаса устремляется к низу живота. Черт, за все время своего жалкого существования я никогда так не заводилась.
Черт.
Каждый сантиметр кожи охвачен огнем, а каждый шаг по направлению к профессору сотрясает тело.
Зубы непроизвольно сжимаются, когда я опускаю голову и прижимаюсь губами к кончику его ботинка.
Ноздри наполняются запахом кожи и полироли, напоминая об игровой комнате и кровати с балдахином. Вспыхивают воспоминания о том, как он вынуждал кончать снова и снова, пока тело не отключилось, и внутренние мышцы сжимаются от ярких картинок.