Побег (ЛП)

Она не знала, как долго они ехали, когда машина остановилась. Час? Два часа? Двадцать минут? Время перестало иметь какое-либо реальное значение без привычных рамок, придающих ему четкую ценность.
Дверь открылась, и на нее подул прохладный ветерок с запахом бензина с близлежащего шоссе. Они находились в пустынном месте, окруженном деревьями и полями. При воспоминании о его жестокой шутке о том, что он похоронит ее в поле с цветами, ее охватила тревога. Дорога была пуста, лишь вихри тумана висели над щебнем. В руке Луки оказалась еще одна игла.
Вэл начала бороться и царапаться.
— Прекрати, Вэл, — Лука, впервые заговорил раздраженно. — Не сопротивляйся. Я бы не хотел причинять боль, а тебе нужно беречь силы. Они потребуются, когда придет время охоты. Тогда ты сможешь драться сколько угодно.
Она ударила ногой, попав ему в руку, отчего шприц отлетел в сторону. Они оба смотрели, как он разбился на улице. Лука посмотрел на него, потом на Вэл, затем сомкнул пальцы на ее шее и силой привел ее в относительно покорное положение.
— Вот, — сказал он, забираясь в машину и прижимая ее к сиденьям своими бедрами, а сам стал шарить в кармане в поисках еще одного шприца. Вэл закричала, выгибаясь под ним, и он поморщился, шипя сквозь зубы, пока искал. Она издала отчаянный крик, когда он щелкнул пальцем по шприцу, чтобы избавить жидкость от пузырьков воздуха, а затем резко вдавил иглу в ее шею с большей силой, чем нужно. Крик Вэл превратился в хныканье. — Так-то лучше.
Лука слез с нее, слегка задыхаясь и отбрасывая волосы с глаз.
— Черт, — пробормотал он, глядя на нее. — От тебя слишком много шума.
Наркотики подействовали быстро, поднимаясь у нее внутри, как пузырьки в шампанском. Мысли Вэл становились все более и более разрозненными, а ее непрочная хватка за реальность ускользала и скатывалась по крутому и каменистому склону ее собственного страха.
Вэл понимала, что должна бороться — бороться так, как будто от этого зависит ее жизнь, потому что это почти наверняка так и было, но сейчас она уже не слишком уверена в этом и больше прислушивалась к своему телу, которое хотело лишь откинуться на теплое сиденье и расслабиться.
Когда ее глаза закрылись, она отстраненно отметила свой страх, затаившийся в глубинах ее сознания, теперь уже отдаленный, но все еще прокладывающий направление ее мыслей по пути, слишком темному, чтобы по нему ступать. Там ее подстерегала опасность, а также насилие. Нет, эта бархатная темнота казалась бесконечно предпочтительнее.
Лука тихо рассмеялся.
— Сладких снов, Валериэн.
***
Гэвин раздумывал, сообщить ли семье о своем возвращении домой, но в конце концов решил не делать этого. Он не видел их уже много лет, а благодаря Вэл все они считали его мертвым. Идея ожесточенного соперничества заставляла его кровь бурлить в предвкушении, равно как и мысль о том, чтобы ошеломить свою высокомерную сестру-лебедя.
Анна-Мария годами расхаживала по дому как королева, пытаясь использовать свое тело, чтобы раззадорить его, как тореадор, размахивающий красным флагом перед быком. Его сестра так и не поняла, что его привлекало не только завоевание, но и предшествующие ему маленькие победы. Постепенное укрощение. Исправление. Воспитание.
Как гроссмейстер, он сыграл тысячи шахматных партий, видел весь спектр человеческих эмоций, узнал, как люди реагируют на поражение. Он знал, как распознать взгляд, этот фаталистический блеск, который говорит о том, что человек знает о собственном неумолимом поражении.
Гэвин видел этот самый взгляд в глазах Вэл, когда она целовала его, пока ее сопротивление не начало таять… а потом она укусила его, что доставило ему больше удовольствия, чем он хотел признать. Непокорность была специей, которая в небольших дозах прекрасно ложилась на язык. Возможно, сейчас она действительно ненавидела его, но это не все, что она к нему чувствовала.
Тело Вэл предавало ее, как всегда. Она дрожала в его объятиях, как будто ее били мелкие разряды. Он почувствовал эту дрожь и заметил, как она отказывалась смотреть ему в глаза, если ее не принуждали. Но она разглядывала его, когда думала, что Гэвин не смотрит; все то же невольное восхищение, что и в юности. И несмотря на свой гнев на нее, он должен признать, что сравнивать ее с любой другой женщиной — все равно что сравнивать спирт с выдержанным вином. Когда Гэвин встретил ее, она была молодой и зеленой, неискушенной и полной обещаний. Теперь, когда она вступила в пору своего расцвета, Вэл созрела и превратилась в темное и пьянящее вино, которое он хотел перекатывать на языке.
 
«Нет», — решил он, тяжело выдохнув. Гораздо забавней разыгрывать роль призрака, и незаметно предлагать свою помощь. Вэл, при всей ее беспомощности, нуждалась в твердой и направляющей руке, чтобы победить. Если его братья и сестры узнают, что он жив, ей придется очень нелегко. Они точно знали, на что он способен, как и сама Вэл, и поэтому повысили бы ставки до предела.
Если она думала, что чертов Лука спасет ее, то жестоко ошибалась. Его младший брат жил ради охоты, и он одинаково хорошо владел и ножом, и пистолетом. Единственным спасением оставалось его умение создать шум из ничего: если под ногами вдруг появится какая-нибудь ветка, Лука обязательно наступит на нее и насторожит любое маленькое и испуганное существо, прячущееся поблизости.
Гэвин слегка обеспокоило то, как быстро Вэл позволила себя схватить. Он проверял, сможет ли она выстоять против его братьев и сестер. Кровь была единственным наследием, которое оставалось после того, как тело превращалось в прах и тлен. Она никак себе не помогла, выставив себя такой уязвимой — если только не хотела, чтобы ее схватили.
Но нет. Вэл не посмела бы вернуться к Луке. Она понимала последствия и приняла свое наказание вполне добровольно. При воспоминании о роскошных волосах, пропущенных сквозь пальцы, и влажном тепле ее рта он напрягся. Через карман Гэвин легонько погладил себя, переводя дыхание.
На самом деле, это похищение может пойти ей на пользу. Его братья и сестры явно ее недооценивают, как и она сама. Под шелковистыми лепестками его маленького цветка скрывались шипы. Если она прольет немного крови, это пойдет им на пользу.
А если нет, то это сделает он. Проклятый Лука. Он слишком долго крутился рядом с их сестрой. Ее влияние и порочность начали отражаться на нем. И если Гэвин знал своих братьев и сестер, а он знал, то влияние это не единственное, что заразило его младшего брата.
Несмотря на ноющую жесткость в штанах, он убрал руку.
Нет никаких сомнений в том, куда Лука везет Вэл. Их семейный дом граничил с лесом, а густые заросли деревьев и открытые поля служили идеальным местом для охоты.
Гэвин надеялся, что Валериэн будет хорошо вести себя с его родственниками. Первое впечатление — это важно, и, если все пойдет так, как он задумал, она будет видеть их часто.
На его ладони лежало несколько холодных предметов, извлеченных из кармана и согревающих кожу. «Мат в три хода, — подумал он с язвительной улыбкой. — И на этот раз сбежать не удастся».
Будь то на шахматной доске или вне ее, Валериэн Мари Кимбл будет принадлежать ему.
Навсегда.
***
Сознание вернулось к Вэл неожиданно, как разбитое вдребезги зеркало. Ее мутные сны сверкали смертельно острыми гранями битого стекла, когда на нее обрушились резкие запахи — дешевого чистящего средства и несвежего ковра. Их специфические ароматы были далеки от прелого, затхлого запаха смертельного леса, по которому она бежала в своих кошмарах, когда армия безликих людей преследовала ее со средневековым оружием.
 
Судя по дешевой мебели и ворсистому ковру с уродливым графическим рисунком, она находилась в мотеле. Причем весьма сомнительном. Кто-то — Лука — положил ее на грязный матрас, как труп на поминках, ее руки больше не были связаны, а лежали скромно сложенные на животе. Она вскочила, дыхание сбилось.