Побег (ЛП)

Она резко подняла глаза.
— Зачем тебе?
— Потому что я приду сюда завтра в полдень, чтобы увидеть тебя, — сказал он, приоткрыв губы в улыбке, когда краска сошла с ее лица. — Убедись, что ты одна, Вэл. Игры, которые я имею в виду, не подходят для приличного общества.
— Я-я не сказала «да».
Ещё нет. Вэл попыталась увернуться, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее. Все еще стесняется его, после всех этих лет. Ее сопротивляющийся рот стал податливым под его оказывающим давлением, и он провел руками по шелковистой коже ее боков. Простыни зашуршали, когда она сжала ткань, удерживая ее на уровне груди. Вэл покраснела, когда он изучал ее, съежившуюся в постели, как юная невеста, и он подумал: «я хочу, чтобы она была в белом».
— До завтра, мой цветок, — проговорил он ей прямо в губы.
Гэвин чувствовал на себе ее взгляд, когда выходил из комнаты. Этот нежный взгляд зеленых глаз может обвить, как плющ. Не раз он и сам чувствовал себя пойманным в ловушку. У нее действительно такой изысканный цвет лица. Рисовать было приятно, но еще лучше во плоти.
«Так много всего», — подумал он, прислонившись к воротам квартиры. А потом улыбнулся. Он не сомневался, что Вэл намеревалась сказать «да».
***
«Я хочу причинить тебе боль».
Слова висели в воздухе, как смертоносные осколки льда, еще долго после того, как он ушел. Она чувствовала, как они врезаются в ее легкие с каждым вдохом. Вэл была в ужасе. Как еще объяснить жжение в груди и почему так больно дышать?
Лука пошутил, что его брат разозлился бы на нее, если бы увидел, во что она позволила себе превратиться — не только за то, что изменила внешность, но и за то, что вела себя с такой дикой и безрассудной развязностью. За то, что бросила ему вызов. Она видела правду об этом в его глазах. Холодный гнев застыл в сдержанности. На этот раз он не собирался терять контроль.
Вэл выскользнула из постели, которая теперь пахла им, и надела первую одежду, которую ей удалось схватить дрожащими пальцами. Джинсы и легкий свитер, который никак не защищал от холода. Она накинула пальто и повязала шарф вокруг шеи, но даже под всеми этими слоями Вэл не могла перестать дрожать.
Зазвонил ее телефон. Пронзительный музыкальный звук прорезал тишину, как бензопила. Вэл посмотрела на него, как на змею, прежде чем схватить его и сказать:
— А-алло?
— Вэл. — Это была ее мать. — Слава Богу, я застала тебя. Я получила твое сообщение. Ты показалась мне… такой расстроенной. — Голос матери звучал слегка запыхавшимся. — С тобой все в порядке?
— Сообщение?
— То, которое ты оставила прошлым вечером.
Когда она позвонила, думая, что вот-вот умрет. Вэл потребовалась секунда, чтобы понять, что, возможно, что-то из этого прозвучало в ее голосе, и это напугало ее мать.
— О, точно. Прости. Наверное, мне стало одиноко.
Ее взгляд упал на один из ее альбомов, небрежно лежащий рядом с матрасом. Один из ее карандашей отметил место на страницах, хотя она, конечно, не ставила его туда.
Он?..
— Мы беспокоились о тебе. — Она чувствовала упрек в словах матери, выраженный в беспомощности и обязанности родительской любви. — Ты казалась расстроенной.
Чем это сообщение отличается от того, как я обычно говорю? Но Вэл знала, что имела в виду ее мать. Это была та нотка уныния, фаталистической апатии, которая охладила ее соседок по комнате, когда она уходила на работу, даже не попрощавшись. Воплощение отказа от всего.
— Я в порядке, — неубедительно проговорила Вэл. Дрожащими руками она открыла альбом, и графитовый карандаш покатился по полу, подпрыгивая, прежде чем сломаться.
Это была она.
— Как ты детка? Как твои дела?
Вэл убрала телефон подальше ото рта и сделала глубокий вдох, оторвав взгляд от рисунка. На мгновение искушение рассказать все матери почти поглотило ее. В последний раз, когда она откровенничала с родителями о своих чувствах, ей было четырнадцать. В ее семнадцать, они знали о травме, которую она пережила, но не о том, какую роль она в этом сыграла. После этого она оказалась предоставлена самой себе.
 
Глядя на рисунок, которую Гэвин оставил в ее альбоме, как бы в насмешку над ней, поместив такую вещь в ее личное пространство, Вэл поняла, что снова осталась одна. Даже в монохромном цвете она выглядела размытой. Побежденной. Ее спина была опущена, когда она прижимала подушку к груди, слезы все еще высыхали на ее лице.
(Вот на что похожи страх и желание на вкус)
Было что-то нездоровое в этом, в разговоре с матерью, когда она думала о нем. И он использовал бы моих родителей против меня, поняла она. Он убьет их, если я расскажу.
— Я… я хорошо, — сказала она снова. — У меня есть работа, жилье… все хорошо.
— Мы бы хотели тебя увидеть, — грустно проговорила ее мать. — Может быть, в ближайшее время?
— Может быть, — согласилась Вэл. — Прости. Мне пора идти. Люблю тебя.
— Береги себя.
Горечь разлилась по ее венам, как приливы ледяного моря.
— Да, — тихо произнесла она. — Ты тоже.
Она повертела молчащий телефон в руке, прежде чем вздохнуть и набрать номер «Ле Виктуар».
— Алло? — Она узнала задорный голос молодой хостесс. Должно быть Алиша, подумала Вэл, хотя до этого они никогда не разговаривали. — Ле Виктуар.
— Привет, — сказала Вэл. — Это Вэл. Не могла бы ты передать Мартину, что я сегодня не смогу выйти? Я заболела.
— Вэл? — переспросила Алиша.
И тут Вэл с ужасом осознала, что натворила.
— Я-я извиняюсь, имела в виду, это Банни. Это из-за лекарства от простуды, — проговорила она отчаянно. — Видимо схожу с ума.
Это, возможно, не самое умное объяснение, что можно дать одной из ее коллег.
Тем более, что это может быть правдой.
— Хорошо, — с сомнением сказала Алиша. — Я передам ему. Выздоравливай.
Она повесила трубку, и Вэл услышала щелчок гудка.
«Идиотка. — Вэл положила телефон на тумбочку у кровати. — Я не могу поверить, что ты так сказала».
Весь этот фасад, который она построила, разваливался, как хрупкий лед, таял, даже когда она пыталась удержать всю рушащуюся конструкцию в своих руках. Гэвин вернулся, и он хотел причинить ей боль. Его семья презирала ее и хотела убить. Ее родители думали, что она хочет покончить с собой, а ее соседки скоро начнут задавать ей неудобные вопросы.
Это происходит снова.
Вэл беспомощно посмотрела на часы на плите. Джеки и Мередит скоро вернутся домой, и мысль о том, чтобы разговаривать с кем-нибудь из ее соседок сейчас, пока она все еще чувствовала себя такой мрачной, заставила ее запаниковать. Она не могла оставаться в этом месте ни секунды дольше, не тогда, когда его запах все еще витал в комнате. Она взглянула на свой альбом и вздрогнула.
Ей нужно убираться отсюда к чертовой матери. Прямо сейчас.
***
Она села в автобус и добралась Эмбаркадеро. Прошло уже много времени с тех пор, как Вэл посещала в Ферри-билдинг. По выходным двери ломились от туристов с рюкзаками, и она ненавидела толпы, но в будний день днем было относительно тихо, и киоски все еще оставались в основном пусты.
Вэл купила булочку с вишней и бутылку минеральной воды в кофейном киоске. Сунула сдачу в сумочку, не потрудившись пересчитать, и резко свернула за угол, чтобы добраться до двойных дверей, которые выходили в сторону залива.
В задней части здания было еще многолюднее. Здесь располагался рыночный центр, и очереди змеились из дверей, когда толпа, собравшаяся на ранний ужин, просачивалась в популярные рестораны. Бездомный, завернутый в одеяло, кричал на ходу, волоча за собой металлическую тележку, наполненную пластиковыми пакетами, сложенным картоном и испачканной подушкой. Несколько хорошо одетых туристов бросились в сторону, избегая зрительного контакта с ним, в то время как группы привлекательных молодых блоггеров-путешественников заставляли других прохожих фотографироваться на фоне черных металлических перил, отделявших их от бурных волн.