Единственное желание. Книга 2 (СИ)

Следом за ними последовали многие. Талвар по-отечески приобнял за плечи всхлипывающую без конца Шэрми и шептал что-то утешительное в ответ на её причитания.
Кайл привязал Хагдонна и направился к замку. Медленно, ибо ноги слушались с трудом. Сил не осталось вовсе, даже дышать казалось слишком утомительным.
Но и сквозь ледяной панцирь собственной скорби, сковавшей его сердце, он чувствовал чужие взгляды. Взгляды, полные ненависти, презрения, отвращения. Они вонзались в спину как стрелы, выпущенные из засады. И ранили непривычно остро и больно.
Глупый грязный бастард! О, похоже, ты успел отвыкнуть от такого отношения к себе? Ты ведь всегда знал, что проклят, что не имеешь права быть среди достойных людей. Ты привык, что даже слуги глядят на тебя свысока.
Но так! Столько ненависти сразу!
Если бы люди умели убивать взглядом, ты был бы уже растерзан на части.
Как хочется вскинуть голову к зимнему небу, синему, как твои глаза, и крикнуть: «За что?»
***
В Каминном зале огонь погасили. И только Шэрми зажигала трясущимися руками девять свечей в изголовье покойного.
Милорда Ратура водрузили на стол, за которым он так любил посиживать вечерами.
Келэйя сдёрнула с тела багровую от крови куртку Кайла, охнула сдавленно и медленно осела на колени. Гневно оттолкнула всех попытавшихся помочь ей, так и осталась стоять на коленях, сжимая руку отца и шепча чуть слышно молитвы, а, может, прощальные слова любви.
Впервые в Каминном зале, привыкшем видеть улыбки и праздники, собралось столько людей безмолвных и плачущих.
Кайл шёл меж ними к одру своего милорда, словно осуждённый к эшафоту.
Кея вздрогнула, подняла голову, янтарные бусины глаз полыхнули из-под мокрых ресниц.
Долгий измученный взгляд, холодный, как лезвие… Она отвернулась в сторону, поманила тонкой бледной ручкой старика Митэи, шепнула что-то почти беззвучно.
Раб ничего ей не ответил, только покачал головой с явным недовольством и не спеша направился к Кайлу.
– Миледи просит тебя уйти, – шепнул он негромко. Глаза, некогда такие же пронзительно синие, как у юноши, а теперь выцветшие как старый стяг, заглянули прямо в душу. – Пойдём со мной, сынок!
Кайл не перечил – он покорно пошёл следом за стариком, не слишком понимая куда и зачем. И даже удивился, оказавшись в кухне.
Митэи толкнул его, усаживая на скамью. И принялся рыться на полках, что-то шумно искать. Старый полукровка, в котором тоже слилась кровь смертных и Свободного Народа, такое же недоразумение мироздания – подходящая компания для бастарда, от которого отвернулся весь замок, и даже сама миледи.
– Пей!
Резкий запах ударил в нос так неожиданно, что Кайл зажмурился и мотнул головой, разбрызгивая хмельное зелье, но старик настойчиво протягивал кубок.
– Пей, говорят!
Юноша сделал пару глотков и задохнулся от растёкшегося по горлу жара, закашлялся, снова отталкивая жуткий напиток.
– Ещё! Ещё! До дна всё! – велел Митэи, чуть не силой вливая в него всю чарку.
Кайл выпил залпом, чувствуя, как внутри разгорается пламя. В этом огне сгорала и боль, и горечь, и разочарование, и безграничная, как Спящее море, тоска.
За спиной печь трещала, яростно поглощая дрова. От её жара мгновенно потянуло в сон.
– Вот и славно! Теперь пойди сюда! Вот тут, в закутке, я иной раз весь день могу продремать. Никто не замечает. Уютно, как под крылом у наседки. Давай ложись да поспи чуток! Ну, будет тебе! Дрожишь, как в горячке. Спи, мальчик, спи! – тихий шёпот старика долетал как будто из тумана. – Я разбужу тебя, когда они уйдут. Ты простишься с милордом позже, ночью. Я обещаю. Бедный мальчик, отчего же ты меня не слушал? Хотел человеком быть? Никогда ты в людских глазах человеком не будешь! Так уж повелось, что во всех бедах смертные всегда винят лэгиарнов. И даже лучшие из них не исключение. Не суди её строго! Горе утихнет, и она прозреет. А теперь спи…
***
Здесь, на самом краю утёса Эруард, всегда было ветрено. Но сегодня вьюга завывала, словно стая голодных волков, била в лицо жёсткими колючими льдинками, пронизывала до самого сердца.
 
Внизу ревело, беснуясь, пепельно-серое Спящее море, безжалостно разбивая волны о резные камни, обглоданные временем и солью.
Тем, кто обычно пребывал здесь, на самом краю утёса, с восточной стороны замка, шторм досаждать не мог. Потому что здесь, на тихом погосте, под толщей земли и памятных камней, покоились прежние обитатели Эруарда.
Да и живые, пришедшие сюда в это утро, непогоду не замечали. В их душах бушевала куда более страшная буря.
На помосте у самой кромки обрыва возвышался погребальный костёр. Тело милорда Ратура уже уложили на него.
Талвар взялся провести похоронный обряд, как самый близкий соратник владетеля, его друг и правая рука.
Подле него стояла Келэйя, новая хозяйка Эруарда. Бледная, осунувшаяся. Она слегка покачивалась на ветру, но Шеали держал её за руку крепко, не давая упасть. Бескровное лицо, словно высеченное из камня, в потухших глазах больше нет слёз.
Бедная девочка старалась держаться прямо, и, наверное, мало кто из собравшихся здесь в этот ранний час – а собрался проводить милорда Ратура в последний путь без преувеличения весь замок, и даже некоторые крестьяне с дальних хуторов явились – понимал, каких сил ей стоило это отрешённое мужество.
Кайл понимал. Чувствовал её боль, как эхо своей собственной. Задыхался от невозможности помочь, утешить, разделить это горе на двоих. Хотя бы коснуться сейчас её руки, сжать тонкие замёрзшие пальчики, согреть в своих ладонях…
А потом обнять и позволить долго-долго плакать на своём плече, пока вместе с солёными слезами не выльется вся эта безмолвная горечь, безнадёжная, гибельная, превратившая в серую тень эту солнечную жизнерадостную юную девочку.
– Уходи! Тебе не место здесь, – голос прозвучал так чуждо и холодно, что Кайл даже не понял сначала, что он принадлежал его Кее.
Это были её первые слова, обращённые к полукровке с тех пор, как он вернулся домой с той проклятой охоты. Ни одного слова за три дня!
И каждый раз, сталкиваясь с ним взглядом, Келэйя отворачивалась или выходила прочь из комнаты.
А он так много хотел ей сказать! Нет, не оправдать себя. Ведь он дал слово отцу и не мог его нарушить.
Хоть, знай Ратур, чем обернётся это обещание, он никогда бы не просил Кайла о такой жертве!
Просто сейчас, когда весь их мир рухнул в одночасье, он как никогда хотел быть с Кеей рядом, быть одним единым целым. Но её первые слова отняли последнюю надежду на то, что всё ещё возможно спасти, раздавили её, как давят безжалостно копыта лошади хрупкий цветок, неосторожно выросший на дороге.
– Кея, я ведь… – тихо начал юноша.
– Как ты посмел явиться сюда? – голос ледянее беснующейся пурги.
Кайл хотел добавить что-то ещё, но из-за плеча Келэйи высунулась физиономия Шеали, тот даже не пытался скрыть глумливой ухмылки, и полукровка прикусил язык.
Он уже готов был снова развернуться и уйти, хоть сделать это было невыносимо тяжело. Проще сейчас взойти на этот помост и сгореть в погребальном огне заживо, чем уйти с похорон собственного отца.
– Девочка, да разве так можно?! – подскочившая к ним Шэрми жалостно всхлипнула и укоризненно покачала головой. – Не чужой же он ему! Светлые Небеса, как можно у погребального костра ссоры затевать?
– Если бы не он, этого погребального костра вообще бы не было!
Отворачиваясь, дабы уйти, Кайл подумал, что за всю свою жизнь он не слышал слов более жестоких, чем эти.
Но тут его удержал за плечо Талвар.
– Миледи, отец ваш завещал мне вам помогать, – тихо начал старый рыцарь, – и не только делом, но и советом, когда надо. Так вот первый мой совет – никогда не рубите сгоряча! Пожалеете, да поздно будет…
Кея вскинула подбородок, пристально глядя в тёмные мудрые глаза, наконец, кивнула слегка:
– Хорошо, пусть остаётся.
И снова отвернулась, прижимаясь плечом к мужу, и больше ни разу не взглянув в сторону Кайла.