Шпион

— Ну, она студентка… о, я понимаю, о чем вы. Не сомневайтесь, сэр. На «Лимитед» я вижу столько парочек — вы и представить себе не можете. Райкер и его подопечная полностью вне подозрений. Всегда отдельные купе.
— Смежные? — спросил Белл, который, путешествуя с Марион, всегда занимал два соседних купе.
— Не в том смысле, в каком вы думаете, мистер Белл. На «Твентис сенчури» за этим следят. Они не такого склада.
Белл решил проверить это. Аналитический отдел не упоминал ни о какой подопечной.
— Как ее зовут?
— Я ее знаю только как мисс Райкер. Возможно, он удочерил ее.
Поезд шел со скоростью шестьдесят миль в час, в тени за окнами мелькали верстовые столбы. С отъезда из Нью-Йорка прошло сорок минут; Белл с проводником только закончили рассматривать список пассажиров, как поезд начал замедлять ход.
— Хармон, — объяснил проводник, сверяя время по часам «Уолтем». — Здесь мы меняем электровоз на паровоз и едем дальше.
— Мне нужно поговорить с моим старым знакомым-подрывником. Хочу узнать, что он думает делать в вашем экспрессе.
Пока меняли тяги, Белл телеграфировал в «Агентство Ван Дорна», запросив сведения о немце, австралийце, китайцах, путешествующих с Арнольдом Беннетом, и о подопечной Райкера. Он также послал телеграмму капитану Фальконеру.
 
СООБЩИТЕ ДОЧЕРИ ОРУЖЕЙНИКА УБИЙЦА
 
МЕРТВ
 
Единственный проблеск справедливости за этот безрадостный день. Смерть Ямамото может утешить Дороти Ленгнер, но вряд ли это можно назвать победой. Дело, уже запутавшееся со смертью Скалли, еще осложнилось из-за гибели японского шпиона, который обещал передать Беллу его настоящую добычу.
Белл снова сел в поезд.
Паровой локомотив «Атлантик-4–4–2» с большими колесами быстро набрал скорость и двинулся на север по берегу реки Гудзон. Белл прошел в голову поезда. Клубный вагон был обставлен удобными салонными креслами. Мужчины курили, пили коктейли и ждали своей очереди к парикмахеру и на маникюр.
— Ларри Розания! Какая неожиданная встреча!
Вор драгоценностей оторвался от газеты, полной заголовков о приходе Великого белого флота в Сан-Франциско. Посмотрел поверх очков в золотой оправе и сделал вид, что не узнает рослого золотоволосого детектива в белом костюме. Манеры у него были покровительственные, голос надменный.
— Мы знакомы, сэр?
Белл без приглашения сел.
— В последний раз я слышал о вас, когда мои старые друзья Уолли Кисли и Мак Фултон надолго приготовили для вас квартиры в Синг-Синге.
При упоминании о друзьях Белла Розания перестал притворяться.
— Жаль было услышать об их смерти, Исаак. Интересные люди и отличные сыщики — миру не хватает и тех и других.
— Ценю эту мысль. Как вы выбрались? Проделали дыру в стене камеры?
— А вы не слышали? Меня помиловал губернатор. Хотите посмотреть?
— Очень хочу, — сказал Исаак Белл.
Вежливый медвежатник достал из кармана дорогой бумажник. Оттуда он извлек конверт, украшенный гербом с золотыми листьями, а из конверта — лист веленевой бумаги с именем губернатора штата Нью-Йорк на самом верху и именем самого Розании, разукрашенным так, словно его туда вписали старые монахи-миниатюристы.
— Предположим на мгновение, что это не подделка. Не возражаете, если я спрошу, чем вы это заслужили?
— Если я скажу, вы не поверите.
— А вы попробуйте.
— Когда мне было двенадцать лет, я перевел через улицу пожилую даму. Она оказалась матерью губернатора — тогда он еще не был губернатором. И не забыла мою доброту. Я же говорю: не поверите.
— Куда едете, Ларри?
— Конечно, вы уже просмотрели список пассажиров. И отлично знаете, что я еду в Сан-Франциско.
— Что вы собираетесь там взорвать?
— Я исправился, Исаак. Я больше не беру несгораемые шкафы.
— Чем бы вы ни занимались, получается у вас недурно, — заметил Белл. — Билет на этот поезд обходится недешево.
— Скажу вам правду, — сказал Розания, — хотя вы опять не поверите. Я встретил вдову, которая верит, что я пуп земли и центр мироздания. А поскольку она унаследовала больше денег, чем я могу украсть за всю жизнь, я ее не разубеждаю.
 
— Я могу сообщить начальнику поезда, что его сейф в безопасности?
— В безопасности, как дома. Преступления больше не окупаются. А как вы, Исаак? Направляетесь в контору в Чикаго?
— На самом деле я кое-кого ищу, — сказал Белл. — И бьюсь об заклад, что даже исправившийся медвежатник очень внимательно наблюдает за другими пассажирами роскошного поезда. Не заметили иностранцев, которые могли бы меня заинтересовать?
— Заметил нескольких. Один — в этом вагоне.
Розания кивком показал назад и понизил голос.
— Немец, притворяющийся коммивояжером. Если это так, то худшего коммивояжера я не видел.
— С негнущейся шеей, похож на прусского офицера? — Белл заметил Шефера еще когда входил в вагон. Немцу лет тридцать, он дорого одет, и от него исходит ощущение холодной, свирепой враждебности.
— Вы бы у него что-нибудь купили?
— Ничего такого, что мне не было бы нужно. Еще кто?
— Взгляните на подлизу-австралийца, продающего золотую шахту.
— Проводник тоже его заметил.
— Хорошего проводника поезда обмануть невозможно.
— Но на вас он даже не взглянул.
— Я вам сказал: я исправился.
— Ах да, я забыл, — улыбнулся Белл. Потом спросил: — Знаете импортера драгоценных камней по имени Эрхард Райкер?
— Герр Райкер. Вот уж с кем никогда не связывался.
— Почему?
— По той же причине, по какой мне и в голову бы не пришло взорвать сейф Джо Ван Дорна. У Райкера своя служба безопасности.
— Что еще вы о нем знаете?
— С моей прежней точки зрения, это все, что мне нужно было знать.
Белл встал.
— Рад был повидаться, Ларри.
Розания неожиданно смутился.
— Если не возражаете, меня теперь зовут Лоренс. Вдове нравится называть меня Лоренсом. Говорит, так красивее.
— Сколько лет вдове?
— Двадцать восемь, — самодовольно ответил Розания.
— Поздравляю.
Когда Белл уже уходил, Розания сказал ему вслед:
— Погодите минутку. — Он снова понизил голос. — Заметили китайцев? Их двое в поезде.
— И что китайцы?
— Я бы им не доверял.
— Мне сказали, что они ученики миссионеров.
Лоренс Розания мудро кивнул.
— Проповедник — это человек-невидимка. Когда я корчил из себя такого ученичка и пожилые дамы приглашали меня к себе домой, чтобы я познакомился с их племянницами и внучками, джентльмены, которым принадлежали дома, смотрели на меня — и не видели.
— Спасибо за помощь, — сказал Белл. Он решил, когда в Олбани поезд снова поменяет тягу, отправить телеграмму смотрителю Синг-Синга с советом пересчитать заключенных.
Он пошел назад через клубный вагон, разглядывая немца. Искусно сшитый европейский костюм хорошо скрывал мощную фигуру. Немец сидел прямо, как кавалерийский офицер.
— Добрый день, — кивнул Белл.
Герр Шефер ответил холодным враждебным взглядом, и Белл вспомнил, что говорил ему Арчи: подданные кайзера Вильгельма обязаны в поезде уступать место офицерам.
«Попробуй ты это здесь, — подумал Белл, — получил бы по морде. И от мужчин, и от женщин».
Он продолжал идти в хвост поезда через шесть пульмановских и купейных вагонов в обзорный вагон, где пассажиры пили коктейли, глядя, как заходящее солнце окрашивает небо над рекой Гудзон. Китайцы, ученики миссионеров, были одеты в одинаковые плохо сидящие черные костюмы, и у каждого бугор подле сердца указывал на присутствие библии. Они сидели с бородатым англичанином в твидовом костюме; Белл заключил, что это и есть их покровитель, журналист и романист Арнольд Беннет.
У Беннета были морщинистое лицо и могучее телосложение. Он показался Беллу моложе, чем он представлял себе, читая статью в «Харперз уикли». Он разглагольствовал перед восхищенными чикагскими дельцами, расписывая прелести путешествия по Соединенным Штатам, и у Белла сложилось впечатление, что он готовит материал для очередной статьи.