Лето, дача и мажор в придачу (СИ)

— Мы с мамой приезжаем сюда отдохнуть от городской суеты, — заявил он.
Тогда Алисе было все равно. А вот сейчас… Сейчас она сильно пожалела, что не попыталась настоять на проводном интернете. Ведь скука смертная же!
А самое противное то, что коту под хвост летела не только учеба, но и работа. Алиса с восемнадцати лет мечтала жить одна. В своей квартире, можно даже пока без машины. Но главное, чтобы мать не умничала постоянно и не учила ее, Алису, жизни! 
На первом курсе вуза Алиса целых два месяца прожила в общаге, потом еще три — на съемной квартире. Родители отказались платить за ее «радости жизни», как выразилась мать. Нормальной работы не находилось. Подработки приносили копейки, стипендия была еще ниже подработок. В общем, на середине первого курса Алиса вернулась к родителям.
И теперь хваталась за любую работу, чтобы откладывать на квартиру. Пусть в ипотеку, пусть однушку на краю города, но свою! 
И вот сейчас Алису вероломно лишили заработка! Да кто! Родная мать! Ведь знала же, что Алисе важно побыстрее сбежать из дома! Нет, заставила притащиться сюда! А там, в городе, в интернете, между прочим, наклевывалась очень даже приличная подработка!
В общем, Алиса злилась. Сильно злилась.
За стеной, на кухне, что-то зашумело, грохнуло, раздалась громкая ругань. Алиса даже не пошевелилась. Видеть мажора лишний раз желания не было. Приехал жить сюда? Вот пусть и показывает свою самостоятельность в быту. А то и пельмени ему свари, и курицу приготовь, и беги выясняй, что он там грохнул. Обойдется.
Знакомые шаги по коридору, затем распахнутая дверь.
— Тебя стучаться не учили? — буркнула Алиса со своего места.
— Где здесь чашки? — последовал вопрос.
— Какие? — Алиса подавила зевок. Точно не учили, причем ничему. Вежливость? Не, не слышал.
— Обычные. Чай выпить, — раздраженно дернул плечом мажор.
— Все, что было, на столе, — любезно просветила его Алиса. — Если раздолбал, твои проблемы.
Мажор скривился и хлопнул дверью. 
Хам. Ведет себя, как будто здесь все его собственное. Впрочем, если что-то сломает, пусть мать с ним разбирается.
Алиса потянулась. Настроение было отвратительным. 
А потом… Потом ей в голову пришла идея. И Алиса хищно ухмыльнулась. Почему, собственно, нет? С паршивой овцы, как говорится, хоть шерсти клок. Будет и мажор пользу приносить. И не абстрактную, а вполне конкретную. Лично ей, Алисе. Как оплату ее мучений.
Входная дверь хлопнула — мажор куда-то сбежал. Пусть его.
Алиса поднялась и потащилась к рюкзаку, стоявшему в углу комнаты. Где там ее любимые ручка с блокнотом? Цып-цып-цып…
Через несколько секунд на стол лег пухлый блокнот на спирали, с кучей стикеров и записей внутри. Все для работы, все для благого дела.
Алиса полистала уже исписанные страницы, обнаружила чистую и затаилась. Вот сейчас вернется мажор, и можно будет его тиранить. 
Алиса заранее предвкушала его реакцию на свои вопросы. И надо сказать, не ошиблась. Уж где-где, а в этом деле она была профи — не одного его таким образом в своей жизни доставала. Все они реагировали примерно одинаково.
Очень скоро открылась входная дверь — мажор вернулся и сразу же направился на кухню. 
Алиса довольно ухмыльнулась и вышла из комнаты. Операция «Доведи мажора до ручки» началась.
У Виталика было стойкое предчувствие, что он скоро пропишется в местном магазине. Небольшое помещение, забитое полками и стеллажами, называлось «Супермаркет «Виктория» и было похоже на супермаркет так же, как Виталик — на миллиардера. 
Там можно было купить все, от хлеба и спичек до тазов и кастрюль. Но при этом — исключительно в одном, максимум — в двух экземплярах. Как хозяин магазина не разорился при такой политике, было непонятно. Однако же магазин был открыт для всех желающих.
Виталик купил там две последних, по уверениям продавца, чашки, прихватил пачку кофе в дополнение к купленному утром чаю, кусок сырого мяса, пару килограммов картошки и отправился назад, в свою временную «тюрьму». 
 
Кикимора появилась на пороге кухни практически сразу же, как Виталик уселся на диван. Встала в проеме, загородив пути отступления, и уставилась на Виталика в упор.
Виталик, конечно, мог многое вынести, в том числе и скандал с отцом. Но это… Это же нечисть, а не баба! Она ж одним взглядом заморозит! А потом еще и проклянет! Напоследок! Чтоб жизнь медом не казалась! В общем, Виталик продержался недолго, секунд пять-семь, и буркнул недовольно:
— Чего тебе?
— Поговорить надо, — объявила кикимора зловещим тоном.
И Виталик понял, что ничего хорошего его не ждет.
— Говори, — милостиво разрешил он.
Кикимора облила его взглядом, полным презрения, и открыла блокнот, толстый такой, неряшливо обклеенный кучей стикеров.
— Поговори со мной по-своему, — приказала она, не думая уходить из проема.
Виталик изумленно моргнул.
— Как «по-своему»? — уточнил он.
— По-мажорски. Как ты с дружками обычно разговариваешь.
Если б не сидел, Виталик точно упал бы. Она вообще нормальная, эта кикимора? Что значит «по-мажорски»? У нее что в голове? Ну, кроме опилок, конечно.
— Хай, герла, — выдал он первое, что пришло в голову, лишь бы эта дура отстала.
— Так. А перевод? — серьезно откликнулась кикимора. — Я запишу.
Виталик не сдержался, покрутил пальцем у виска. Точно дура.
— Так отец мой говорил в девяностые, — проворчал он. 
— Жаль, — с искренним огорчением протянула кикимора. — Материала для изучения сленга девяностых у меня набрано достаточно. А вот сленг нынешних представителей мажоров…
Виталик тоскливо посмотрел на нее и осознал, что попал. Крупно, очень крупно попал.
  
Глава 6
 
Надо судить человека прежде, чем полюбил его, ибо, полюбив, уже не судят
Цицерон 
Алиса заканчивала филфак. И курсовые, и дипломная работы у нее были посвящены сленгу разных поколений. Начала она с конца двадцатого века, написала три курсовых, каждая о своей эпохе, и теперь сводила весь материал в одну дипломную. Ну и, конечно, добавляла новое. В частности, речь мажоров. Тут информации было крайне мало. Ну не появлялась Алиса там, где обычно тусили ее подопытные. У нее имелось множество дел и без того, чтобы тратить драгоценное время на дурацкие танцульки и бары.
До появления на даче Алиса жалела об этом. Теперь же, оказавшись здесь, под крышей с типичным мажорчиком, она обрадовалась удаче. Вот же он, подопытный материал. Хочет есть? Пусть поможет набрать материал для диплома. А то кому-то слишком легко живется.
Но радость Алисы оказалась недолгой — мажор то ли не знал, то ли делал вид, что не знает ни одного слова из сленга своего поколения.
— Ты ж в свет выходишь, нет? — расстроенная Алиса подавила тяжелый вздох. — С такими, как ты, общаешься? Ну так на каком языке? Что вы друг другу говорите?
Этот обормот вторично покрутил пальцем у виска.
— Лечиться не пробовала? — поинтересовался он язвительно. — Голову, имею в виду. Или ты от голода такая дурная? Так вон, на столе мясо с картошкой. Приготовь. Займи руки. А потом и рот, — добавил он с откровенным глумлением.
— Тебе, между прочим, выпала великая честь — послужить во благо науки, — огрызнулась раздраженная его тупостью Алиса. — Я, может, даже в источниках тебя указала бы, где-нибудь в сносках, как носителя нужной мне информации.
— Точно, больная, — выдал мажор и посмотрел на Алису с жалостью. — Какая наука? Что ты мелешь?
У Алисы зачесались руки. Пальцы сами сжались в кулаки. Так и хотелось стукнуть по затылку чем-нибудь очень тяжелым эту наглую сволочь. «Что ты мелешь»! Да на себя бы посмотрел! Сидит, скотина такой, ухмыляется! А у Алисы, между прочим, других источников информации поблизости нет!
Алиса готова была ответить, причем исключительно на русском народном, забыв об открытых окнах. Продемонстрирует этому идиоту всю глубину, все богатство русского языка. Но в этот момент с улицы послышался громкий голос соседки, первой сплетницы в округе, бабки Васьки, как звали ее все в округе, по паспорту Василины Петровны Смеловой.