Память льда
На глазах у Прана Чоля лицо вождя стало совсем белым.
— Отправляйся в Морн, шаман, — велел ему Канниг-Тол. — Мы не жестоки. Отправляйся туда прямо сейчас, ни минуты не мешкая.
Пран Чоль молча поклонился. Еще через мгновение он исчез в недрах Телланна — магического Пути имассов.
Всего капля ее магической силы — и яггутские дети полетели вверх, в жерло портала. Девочка успела крикнуть, позвать маму, которая якобы ждала ее там. Потом две маленькие фигурки исчезли за завесой.
Заклинательница костей вздохнула, продолжая глядеть вверх. Все ли прошло гладко? Похоже, что да. Прежние раны не открылись. Портал не исторг потоки необузданной магической силы. Она пыталась найти хоть какие-то перемены, не зная, что, собственно говоря, ищет. Это была чужая земля, совсем не похожая на ее родные места. А каким изумительным чутьем она обладала там, в самом сердце Первой империи, на землях, которыми владел ее клан Тарад.
Неожиданно рядом открылся портал магического Пути Телланна. Женщина порывисто обернулась и поспешила принять облик одиночницы. В нескольких шагах от нее появился полярный лис. Заметив ее, он вновь обратился в человека. Шаманка увидела молодого имасса, на плечи которого была накинута шкура священного животного его клана, а голову украшал шлем с рогами. Лицо незнакомца выражало явный страх; он глядел не столько на женщину, сколько на чужой портал за ее спиной.
Заклинательница костей улыбнулась:
— Приветствую тебя, собрат по ремеслу. Как ты уже понял, я забросила детей в портал. Теперь они недосягаемы для твоей мести, и это меня радует.
— Кто ты такая? — спросил Пран Чоль, устремив на нее свои золотистые глаза. — Из какого клана будешь?
— Я покинула свой клан, а когда-то жила среди Логросовых имассов. Зовут меня Килава.
— Напрасно вчера ты скрывалась от меня, — сказал Пран Чоль. — Я бы сумел убедить тебя, Килава, что быстрая смерть для яггутских детей — большее благо, чем странствие через Омтоз Феллак.
— Не забывай, они еще совсем малы. Кто-нибудь из яггутов непременно возьмет их к себе.
— Место, где мы с тобой находимся, называется Морн, — холодным и суровым голосом перебил ее Пран Чоль. — Это развалины древнего города.
— Знаю. Здесь был яггутский город.
— Да ничего подобного! Яггуты построили только башню, но к тому времени самого города уже не было. Его разрушили. Потом Т’ол Ара’д — извержение вулкана — погребло тех, кто давно был мертв. В промежутке между этими событиями яггуты и возвели свою башню.
Пран Чоль протянул руку, указывая на портал:
— Известно ли тебе, что рана, нанесенная порталу, уничтожила древний город? Вдумайся в мои слова, Килава. Ты ошиблась: этот портал ведет совсем не в Омтоз Феллак! Скажи, каким образом затягиваются подобные раны? Ты знаешь ответ, заклинательница костей?
Шаманка пристально всматривалась в красную полосу портала.
— Если рана, нанесенная порталом, запечатана чьей-то душой, то душа эта должна освободиться, как только дети окажутся внутри.
— Освободиться, — прошипел Пран Чоль. — Но это произойдет не просто так, а свершится обмен!
— Где же тогда тот, кто обрел свободу? — спросила, дрожа всем телом, Килава. — Почему он не появился?
Пран Чоль отвернулся от нее, впившись глазами в центральный курган.
— Ошибаешься. Он появился. А теперь скажи, ты готова своей жизнью расплатиться за этих яггутских детей? Ты обрекла их на вечные мучения, на нескончаемый кошмар боли. Хватит ли твоего… сострадания, чтобы вызволить их оттуда, пожертвовав собой?
Взглянув на Килаву, шаман сокрушенно вздохнул:
— Сомневаюсь. Так что вытри слезы, Килава. Лицемерие не красит таких, как мы.
Женщина не сразу нашла в себе силы заговорить.
— Так кого же освободил портал? — наконец осведомилась она.
Пран Чоль продолжал разглядывать главный курган.
— Пока не знаю, но рано или поздно нам придется иметь дело с этим пленником. К счастью, времени у нас достаточно. Этому существу еще предстоит освободиться из гробницы, а там весьма прочное магическое заграждение. Да и толстые каменные слои застывшей лавы окружают гробницу. Главное, у нас есть время.
— Я не понимаю смысл твоих слов, — призналась Килава.
— Верховные заклинатели костей призвали нас на Слияние. Нас ждет священный Ритуал Телланна.
Килава досадливо плюнула:
— Вы все обезумели. Только сумасшедшие избирают бессмертие во имя войны. Я не собираюсь откликаться на призыв старейших.
Пран Чоль кивнул:
— И тем не менее Ритуал свершится. Во время странствий духа я проник в будущее. И знаешь, Килава, что я там увидел? Свое иссохшее, морщинистое лицо. Таким я стану через двести с лишним тысяч лет. Мы обречены на вечную войну.
— Моему брату очень понравится эта новость.
— А кто твой брат?
— Онос Т’лэнн, первый меч.
От ее слов Пран Чоль едва не подскочил на месте:
— Так ты — отступница? Ты истребила свой клан, своих родных…
— Да, чтобы разорвать все узы и обрести свободу. Увы, способности моего старшего брата значительно превосходят мои собственные. И теперь мы оба свободны, хотя Онос Т’лэнн проклинает то, перед чем я преклоняюсь.
Килава обхватила себя руками. Все ее лицо было исполнено боли и страданий. Такая свобода не вызывала зависти.
— Кто строил этот город? — спросила Килава.
— К’чейн че’малли.
— Я слышала это имя, но оно мне ничего не говорит.
Пран Чоль кивнул:
— Надеюсь, мы еще узнаем о них.
II
Континенты Корелри и Якуруку; времена Умирания
(за 119 736 лет до начала Сна Огни и 3 года спустя
после Падения Увечного Бога)
Падение Увечного Бога принесло с собой неисчислимые беды. Леса сгорали дотла; огонь бушевал повсюду, и даже облака, нависшие над землей, были зловещего красного цвета. Пожарам не было конца. Проходили недели и месяцы, но буйство пламени не уменьшалось. Горело все, что имело способность гореть. Дым и треск пожарищ сопровождали крики бога.
Боль сменилась яростью, а та отравила все вокруг, не пощадив никого.
Те, кому удалось выжить, одичавшими кучками бродили по землям, испещренным глубокими ямами. Ямы были полны мертвой воды. Над головой висело такое же мертвое небо. Родственные связи давным-давно порвались, а любовь превратилась в обременительную ношу. Уцелевшие в этом аду ели все, что попадалось: зачастую — друг друга. Их глаза хищно глядели на истерзанный мир.
И был некто, ходивший в одиночестве. Одетый в смрадные лохмотья, он не отличался ни ростом, ни красотой. Лицо его было мрачным, а взгляд — тяжелым и застывшим. Он словно бы вбирал в себя чужие страдания, забывая, насколько тяжел их груз, забывая, какими дарами наделен его дух.
Он покрывал шагами истерзанную землю (впоследствии ее станут называть континентом Корелри). За ним наблюдало множество глаз. Голод понуждал наблюдавших приблизиться, однако безрассудных среди них не было. Уцелевшие держались на расстоянии, и страх притуплял их любопытство, ибо ходивший в одиночестве был древним богом, объявившимся среди смертных. К’рул — так его звали.
Помимо страданий, К’рул с готовностью вобрал бы в себя изломанные души, но его пищей служила кровь, обильно пролитая на этой земле. Его сила рождалась от крови, а он нуждался в силе.
К’рул шел, и за его спиной уцелевшие убивали друг друга, не щадя даже детей.
Он был одним из древних богов, а они, как известно, не отличались милосердием.
И пал с небес другой бог, чужой. Падение разорвало его на множество огненных кусков. Боль его обернулась огнем, а крики — громом. Половина мира слышала его голос, исполненный боли и ярости. И вдобавок — горя. К’рул знал об этом. Пройдет еще немало времени, прежде чем чужой бог начнет собирать обломки своей жизни. Тогда станет обозначаться и его природа. Но К’рул уже сейчас страшился того дня. Истерзанная земля испытает новое потрясение и познает новое безумие.