Память льда
— У меня схожие ощущения, — сообщила Мутная. — Мы как будто выпустили баргастских духов.
— Но не самых главных. Это всего лишь их ближайшие предки. В них нет такой силы. Будь это древние баргасты, у нас бы с тобой волосы дыбом встали.
— Интересно, а где же их древние духи? Баргастские боги?
— Явно не здесь. Надеюсь, их и завтра тут тоже не будет.
— Странно. По-моему, духи любят такие зрелища. Их это притягивает, как навозная куча мух.
Хватка поморщилась:
— Слушай, подруга! Ну почему тебе одни гадости в голову лезут?
— Можно подумать, у тебя в голове полно светлых, радостных мыслей! — парировала Мутная и встала. — Пойду прогуляюсь. Может, заодно чего разнюхаю.
— Ты же не понимаешь языка баргастов.
— Есть вещи, понятные без слов.
— Ты ничем не лучше остальных наших! — бросила ей Хватка. — Может, это наша последняя ночь, а ты решила пуститься во все тяжкие.
— Каждый развлекается на свой лад.
Мутная исчезла в темноте…
«Вот же противная девка. А я, выходит, торчи здесь одна. И кто знает, где обитают баргастские боги. Может, и тут: притаились за одним из холмов. Ждут утра, чтобы напугать нас так, что мигом помрем — и в штаны наложить не успеем. Я, конечно, не колдунья, чтобы влезть в мысли этого Таура и узнать нашу завтрашнюю судьбу. Однако в поглаживание по головке плохо верится. А вот ножом по горлу — это у них запросто. Своими глазами видела».
Откуда-то появился Штырь. Опаленная власяница воняла еще отвратительнее, чем прежде. Неудивительно, что даже баргасты расступались, когда он проходил мимо. Лицо мага было мрачным. Штырь опустился на корточки рядом с Хваткой и объявил:
— Плохи дела, капрал.
— Без тебя знаю, — огрызнулась она.
— Половина наших уже напилась, а остальные близки к этому. И Паран до сих пор так и не показывался из шатра вождя. Тоже тревожный знак. Боюсь, к рассвету нам просто-напросто перережут глотки. Пока славные сжигатели мостов будут храпеть, как уличные бродяги.
Хватка оглянулась на шатер Хумбрала Таура. Его полог был по-прежнему плотно задернут.
— Даже если и так, Штырь, что изменится от наших разговоров? Иди вон лучше развлекись.
— В смысле? — удивился маг.
— Никак ты уже забыл, что такое развлечение? Ну так я напомню: это то, что доставляет удовольствие, вызывает приятные ощущения и все такое прочее. Найди себе симпатичную баргастку. Это парни у них горазды глотки друг другу резать, а девчонки хотят того же, что и везде. Только я бы на твоем месте сперва сняла власяницу. Попробуй. Без нее твои шансы резко возрастут.
— Как я могу снять власяницу? Что подумает мама?
Слова Хватки явно не на шутку перепугали мага.
— Что ты трясешься, Штырь? Твоя дорогая матушка давно мертва. Уж не знаю, где обитает ее дух, но точно не здесь. А тебе почему-то кажется, что она до сих пор следит за тобой. Ну позволь себе немного пошалить, а?
Чародей резко наклонился, как будто его внезапно шлепнули по макушке. Хватке почудилось, что она видит костлявую руку, отвесившую ему подзатыльник. Капрал потрясла головой, отгоняя наваждение. А Штырь поплелся прочь, что-то бормоча себе под нос.
«Может, здесь и впрямь собрались все наши предки? — Хватка передернула плечами и оглянулась по сторонам. — Если и ты тоже здесь, дорогой папочка, давай не стесняйся, покажись, и я опять перережу твою проклятую глотку, как уже сделала это однажды…»
Пошатываясь от усталости и потирая кулаком воспаленные глаза, Паран выбрался из шатра. Его встретила серая предрассветная мгла. Над долиной висел похожий на дым туман. По склону холма лениво брело несколько псов. Собаки были единственными в округе, кто сейчас бодрствовал.
«Нет. Мне это только кажется. На самом деле они не спят. Они все здесь. Настоящая битва закончилась. Я их почти вижу — древних баргастских духов. Они встречают рассвет. Впервые за много тысяч лет встречают рассвет в смертном мире».
К нему подошел Быстрый Бен.
— Ну как? — спросил Паран.
— Древние духи баргастов покинули тело Молотка, — ответил маг. — Сейчас он спит. А ты ощущаешь их присутствие, капитан? Ты чувствуешь, что они здесь? Все преграды сметены, и древние духи соединились с молодыми. Забытый магический Путь перестал быть таковым.
— Все это хорошо, но нас ждет Капастан, — напомнил ему Паран. — Что, если Таур поднимет знамя войны, а соперники его не поддержат?
— Они не посмеют повернуться к нему спиной. Все шаманы из клана Белолицых взбудоражены переменами. Они чувствуют силу и понимают, откуда она исходит. Думаю, духи уже втолковали шаманам, что истинные боги баргастов заперты в Капастане. Исконные Духи, как их здесь называют, пробудились. Настало время вызволить их из плена.
Капитан немного помолчал, а потом вдруг спросил:
— А ты знал, что моранты — родственники баргастов?
— Догадывался. Тауру и его соплеменникам это может не нравиться, но если сами духи признали Меченого…
Паран вздохнул.
«Эх, поспать бы сейчас. Но времени уже не остается».
— Ладно, пойду тормошить сжигателей мостов.
— Теперь это клан Ходока, — усмехнулся Быстрый Бен.
— Тогда почему он до сих пор храпит?
— Еще не успел привыкнуть к своему новому положению. Тебе придется его учить.
«Учить чему? Как жить под бременем власти? Я и сам не освоил это умение. Достаточно взглянуть на Скворца, и сразу поймешь: подобным вещам научиться невозможно. Для этого нужно иметь каменное сердце. Мы учимся совсем другому: скрывать свои мысли, маскировать чувства, прятать глубоко в душе все то, что делает нас людьми. Этому учишься, глядя на других».
— Разбуди нашего новоявленного предводителя! — потребовал Паран.
— Слушаюсь, господин капитан, — ответил Быстрый Бен и шутовски отсалютовал ему.
Глава двенадцатая
Она ждала в самом сердце Горы, мечтая о мире… Когда он нашел свою возлюбленную, ею владело такое горе, что, кроме этого, она ничего не видела вокруг… Однако его поиски окончились, и он принял на себя все ее шрамы, ибо объятия силы — это любовь, способная ранить.
Лучи заходящего солнца окрасили горную цитадель у озера Пилигримов в цвет разбавленной водой крови. Вокруг крепости, которая носила название Обзор, кружили кондоры. Они были чуть ли не вдвое крупнее великих воронов. Изогнув шеи, украшенные воротниками из перьев, эти хищные птицы разглядывали людей, что разбили свои лагеря возле крепостных стен и теперь сидели у многочисленных костров.
Одноглазый тенескарий (в прошлом — разведчик Второй малазанской армии) следил за полетом кондоров так внимательно, словно бы их круги и зигзаги несли в себе послания богов. Те, кто знал его в лицо, даже и не думали спрашивать, почему он примкнул к крестьянской армии. Окружающие полагали, что этот чужак, который влился в ее ряды три недели назад на улицах Оплота, обратился в истинную веру. За все это время никто не слышал от него ни единого слова, и неофита сочли немым. Его единственный глаз сверкал неукротимой жаждой битвы. Говорили, что сам Анастер, первенец мертвого семени, заметил этого человека и приблизил к себе. Более того, вскоре одноглазый тенескарий получил лошадь и теперь скакал вместе с другими лейтенантами Анастера впереди пешей крестьянской армии.
Правда, Анастер менял своих лейтенантов со зловещей регулярностью, но об этом предпочитали помалкивать.
Расположившись под стенами Обзора, разрозненная и вечно голодная крестьянская армия ждала рассвета. На заре Провидец выйдет на балкон центральной крепостной башни и возденет руки в благословении. Звериный рев, который вырвется из нескольких десятков тысяч глоток, мог бы повергнуть в смертельный ужас кого угодно, но только не его самого. Да, этот деспот был стар, но он отличался от обычных смертных, ибо являл собой воплощение бога Панниона — единственного истинного бога.