Память льда

— Иди.
Теперь Хумбрал Таур стоял между соперниками. Если он что-то и говорил им, то совсем тихо. Затем вождь отошел в сторону и снова поднял булаву. Топот стих. Ходок крепче сжал щит. Левую ногу он отвел назад, приготовившись к плотной обороне. Сын Таура продолжал стоять как ни в чем не бывало. Крюк-нож по-прежнему висел на поясе.
Хумбрал Таур остановился на краю ристалища. Там он в последний раз взмахнул булавой, после чего резко опустил руку. Поединок начался.
Ходок отступил назад, пригнулся и поднял щит на уровень глаз. Правую руку он слегка вытянул вперед. Сын Таура повернулся к нему. Нож в руке юного баргаста слегка вздрогнул, чем-то напоминая змеиную голову. Ходок незаметно переместил тяжесть тела на другую ногу. Парень сдвинулся влево. Он как-то странно размахивал своим оружием, как будто дразнил соперника, однако Ходок не поддавался на его уловки. Расстояние между воинами оставалось прежним.
«Каждое движение этого заносчивого мальчишки говорит Ходоку все больше, он составляет о сопернике всестороннее представление. Смотрит, что его настораживает, а что заставляет медлить или отступать. Словом, Ходок пока все подмечает. Но неужели парень настолько самоуверен? Где же хваленая тактическая хитрость баргастов?»
Сын Таура сделал несколько шагов вперед. Он намеренно избрал невыгодное для противника направление; тот мог только прикрываться щитом. Еще шаг. Меч Ходока скользнул в сторону. Юнец отскочил, но вскоре опять приблизился — уже под другим углом.
Как всякий опытный пехотинец, Ходок качнулся в сторону. И тут сын Таура ринулся в атаку.
Паран успел лишь фыркнуть: от тяжеловесности Ходока не осталось и следа. Забыв о своем преимуществе в росте, он нагнулся, дополнительно загородившись щитом. Видимо, парень метил ему в горло, но крюк-нож лишь слабо чиркнул по шлему. Зато тяжелый щит Ходока ударил юного баргаста прямо в грудь, отшвырнув его назад.
Сын Таура упал и закувыркался в облаках пыли. Наверное, он ожидал, что противник бросится следом и нарвется на неожиданный удар ножом: клубящаяся, пронизанная солнцем пыль служила отличной завесой. Однако Ходок просто отступил, не забывая прикрываться щитом. Наконец мальчишка не выдержал и вынырнул из клубов пыли, размахивая оружием. Чувствовалось, что теперь он улыбается через силу.
«К такой манере сражения юнец явно не привык. Он вообще впервые столкнулся с подобным. Ходок вполне мог бы сражаться в передовых отрядах малазанской пехоты. Не один раз ее живая стена останавливала и уничтожала варварские орды. Мальчишка еще многого не знает. Но едва ли и опытные воины из клана Белолицых баргастов знакомы с имперской тактикой боя».
Сын Таура решил двигаться кругами. Он то приближался, то отскакивал обратно, взяв себе в союзники солнце. Взмахи его ножа порождали слепящие блики, заставляя Ходока щуриться. Там, где солнце мешало парню, он взбивал пыль. Ходок невозмутимо поворачивался, всегда оставаясь лицом к противнику. Казалось, сжигатель мостов медлит. На самом деле Ходок с усердием туповатого новобранца выполнял все, что предписывала малазанская пехотная выучка. Сын вождя пытался поймать его на ложных выпадах, даже и не подозревая, что в сражениях Ходок сталкивался с куда более хитроумными ловушками.
В ближнем кольце воинов послышались крики разочарования. Баргасты привыкли к совсем другим поединкам. Но Ходок не желал играть по правилам, которые навязывал ему безымянный юнец. Паран вполне понимал чувства зрителей. Ходок, заявлявший о своем родстве, дрался как чужак, и это делало его еще более опасным.
Мальчишка предпринял новую атаку. После нескольких обманных взмахов крюк-ножом он нанес удар книзу, нацелившись Ходоку в правое колено (точнее, в незащищенную полоску в месте соединения доспехов). Однако Ходок успел опустить щит. Меч плашмя ударил парня по голове. Сын Таура пригнулся еще ниже и полоснул ножом по сапогу противника. Но удар не имел силы, и кривое лезвие только чиркнуло по голенищу. И тут Ходок вдавил тяжелый щит сопернику в лицо.
 
Из носа хлынула кровь. Не обращая на нее внимания, сын Таура сумел обойти кромку щита и ударил Ходока в щель в доспехах на левой руке. Кривой нож вонзился в кожу и тут же принялся рвать ее. Однако Ходок не растерялся. Он сделал единственное, что было в его силах: отсек мальчишке правую кисть.
Теперь уже оба воина истекали кровью, но их поединок еще не закончился. Паран в немом изумлении смотрел, как левая ладонь юнца метнулась вверх, напряженно сжатые пальцы вошли под нижний щиток шлема, прямо в горло Ходоку. Послышался какой-то булькающий звук. Рука со щитом безвольно обвисла в потоке крови, колени подогнулись, и сжигатель мостов рухнул на землю.
Но и это еще не было концом сражения. Молниеносным ударом Ходок сумел вогнать свой меч противнику в живот. Лезвие вспороло гладкую кожу, и наружу вывалились кишки. Следом хлынула кровь. Сын Таура корчился в судорогах.
Ходок лежал возле умирающего противника. Его ноги молотили воздух, а правая рука вцепилась в изуродованное горло.
Капитан рванулся было вперед, но его опередил Соломка — не ахти какой опытный целитель из Одиннадцатого взвода. В руке солдата блеснул маленький нож с выкидным лезвием. Он наклонился над извивающимся от боли воином и резко запрокинул ему голову, чтобы осмотреть горло.
«Какого Худа он там творит?..»
Священный круг перестал существовать. Пространство вокруг ристалища превратилось в ад кромешный. Баргасты напирали со всех сторон. Они потрясали оружием, толком не зная, с кем или против кого сражаться. Обернувшись назад, Паран увидел, что вокруг сжигателей мостов сжимается кольцо разъяренных баргастов.
«Боги, неужели это конец?»
Сквозь гул и крики прорвался басовитый голос рога. Воины из племени сенанов оттесняли всех прочь, пытаясь восстановить священные границы ристалища. Хумбрал Таур опять поднял свою булаву: молчаливый, но недвусмысленный призыв к порядку.
Баргасты, окружавшие сжигателей мостов, никак не желали успокаиваться. Малазанцы стояли, подняв над головой «морантские гостинцы». Баргасты отступали, однако их копья были угрожающе опущены.
Паран бросился к своим.
— Сжигатели мостов! — кричал он на ходу. — Немедленно спрятать эти треклятые штуковины! Вы меня слышите? Это приказ!
Опять запел рог.
«Морантские гостинцы» исчезли под плащами.
— Вольно! — сам не понимая зачем, скомандовал Паран и, понизив голос, добавил: — Остыньте, дурачье! Никто не рассчитывал, что поединок закончится вничью. Теперь любой неверный шаг может обернуться большой бедой. Капрал Недотепа, бегом к Соломке! Узнай, зачем ему понадобился ножик. И главное — выясни, в каком состоянии Ходок. Ох, похоже, бедняга не жилец. Но и парень в нелучшем состоянии. Вдруг по их условиям поединка важно, кто умрет первым.
— Капитан, — окликнул Парана один из сержантов, — мы ведь не просто так «гостинцы» достали. Баргасты поперли на нас. А мы крепились. Ждали вашего сигнала.
— Приятно слышать. А теперь — смотреть во все глаза, но сохранять спокойствие. Я иду совещаться с Хумбралом Тауром.
И с этими словами Паран повернулся и зашагал к ристалищу.
Лицо вождя баргастов посерело. Он то и дело поворачивал голову туда, где на окровавленной земле застыл его самый младший и любимый сын. Вокруг Таура толпилось с полдюжины предводителей мелких племен. Все они что-то говорили ему. Даже сейчас каждый стремился перекричать и оттеснить остальных. Но Хумбрал не слушал никого.
Паран протиснулся сквозь толпу. Капрал Недотепа сидел на корточках рядом с Соломкой. Он зажимал рану на левой руке Ходока и что-то шептал, прикрыв глаза. Судя по слабым движениям, раненый был еще жив! И перестал биться в конвульсиях. Значит, Соломка сумел каким-то непостижимым образом восстановить ему дыхание. Паран недоуменно покачал головой: он всегда думал, что перебитое горло означает верную смерть.
«Конечно, если поблизости нет опытного целителя, которому доступен магический Путь Дэнул. Но Соломка точно не из таких. Он простой лекарь, освоивший парочку примитивных заклинаний. И как он только сотворил подобное чудо?»