Львёнок, который хотел выжить (СИ)

Как только я кивнула ему, сильные руки подхватили и понесли прочь по склону вниз, туда, где вчера стоял наш шатер.
— Лео, — пока он нес меня, я все прокручивала в голове вопрос, который не совсем хотела озвучивать, но неопределенность все же доставляла больше неудобств, чем то смущение, которое меня охватывало, — я ведь уже почти поправилась.
В ответ лидер протянул свое задумчивое «угу», искоса поглядывая на меня.
— И мне вроде как уже можно перебираться к себе в отсек?
И он снова протянул мне настороженное «угу», замедляя шаг. Слишком много «угу» за этот день.
— И я вот подумала, можно ли мне остаться еще на какое-то время в твоей комнате? — лидер остановился и внимательно посмотрел в ответ, так, что это стало озадачивать. — Если не тесно. Точнее, если удобно. Точнее, если это возможно. А еще точнее, если ты не…
— Нет, — Лео перебил, прекращая поток уточнений, но вызывая тем самым множество встречных вопросов.
— Нет — это в смысле «нет», или нет — это в смысле…
— Да, — и в довесок к ответу лидер убедительно кивнул.
— Да — это в смысле…
— Да, — он облегченно усмехнулся, выдыхая воздух, задержанный в легких, — в смысле хочу, чтобы ты осталась.
Дзынь-дзынь! Очередная истина в познании черепахи-ниндзя: если задавать тысячу вопросов за раз, то лидер обязательно уточнит свой ответ.
Расслабившись в его руках, я откинула голову назад, с наслаждением вдыхая ароматный цветочный воздух. Наконец, за долгое время, стоило только встретить его, я снова позволяла себе мечтать и строить планы.
Может, когда-нибудь позже мы снова вернемся в Миссури. Красота и насыщенность жизнью этого края восхищала. Воистину чудесное место.
До сих пор невозможно было поверить в то, что некогда на земле было шесть миллиардов людей, а теперь осталась маленькая горстка уцелевших. И волею судьбы мне выпала счастливая карта. Я выжила и даже встретила того, кого полюбила. О большем и не стоило мечтать.
Как знать, пройдет время, и зомби окончательно превратятся в прах. Может, спустя десять лет или двадцать. Но рано или поздно они должны догнить окончательно. И станет совсем безопасно. Меч будет возложен на каминную полку, рядом с двумя катанами, как символ нашей победы над новым миром. Мы будем жить в уюте и гармонии, созданных нашими руками, столь непохожими между собой, но от этого не перестающими быть подходящими друг к другу.
Лео, как и положено избранному наставнику, будет рассказывать мне о всевозможных полезных вещах, учить защищаться, объяснять суть непонятных мудрых высказываний, что перешли ему в наследство от отца. А я буду вот так, как сейчас, рассматривать его, запрокинув голову кверху, не всегда улавливая смысл и суть его наставлений. Но это нисколько не мешало мне продолжать им восхищаться, любоваться и быть безмерно благодарной за все, что он делал для меня.
Поначалу мне даже как-то показалось, что для него я была… чем-то вроде глины для гончара. Мягкой и податливой, из которой можно слепить все, что угодно, по своему вкусу и подобию. Но все же это оказалось не так. Последние недели доказали обратное, и то, что я постигла благодаря ему, и все то, что еще мне предстоит узнать, было и будет не в угоду утехам и чаяньям лидера, реализовывающего свое учительское мастерство. А стараться мне нужно вовсе не для них и даже не для него, а только для себя. Впервые что-то делать только для себя.
Сейчас он разглядывал меня так же задумчиво, как и я его. В лучах заходящего солнца, что золотой каёмкой обрамляло его профиль, он выглядел особенно умиротворённо. Хотелось узнать, какие мысли вьются в голове у существа, совсем не похожего на человека, но имеющего лучшие его качества.
— Ты знаешь, никак не могу представить, каково это — быть тобой?
— Двухметровой черепахой? — с ребяческой усмешкой он приподнял надбровную дугу под синей маской, отклоняя меня на сгиб своей руки, чтобы развернуть к себе лицом.
Лео рассказывал мне только о счастливых и радостных моментах в его жизни. Редко и сухо о сложностях и трудностях, что ему довелось испытать. А когда ты двухметровая разумная черепаха, вынужденная жить в Нью-Йоркской канализации, жизнь не может быть столь радостной. Существовала и обратная сторона медали.
 
Но он снова, как ниндзя, уклонялся от прямого вопроса, так и не давая толком ответ. И если бы не серьёзность в глазах лидера на лице, излучающем безмятежное спокойствие, то я могла бы ошибочно понять, что его ничто сейчас не заботит. Но в действительности это было не так, я не могла объяснить, но чувствовала это.
Пальцами я погладила по щеке Леонардо, там, где, в отличие от него, на моей коже остались бы следы от укусов. Приятное сладостное воспоминание вчерашнего вечера не покидало меня ни на секунду, а непривычное ощущение еле заметной тяжести на шее от подарка, сделанного им, грело кожу.
Леонардо откинулся назад, опираясь панцирем о ствол дерева, уложил меня на свою широкую грудь, удерживая в обхвате, и, запрокинув одну руку за голову, рассматривал вместе со мной причудливой формы облака, окрашенные закатом в золотисто-розовые тона.
— Мне кажется, ты должен думать и чувствовать совсем иначе, чем люди.
— Почему? — на его вопрос я неопределенно пожала плечами.
— Не знаю, но ты совсем не похож на тех, с кем мне раньше доводилось общаться. И ты совсем по-другому поступаешь. Должно быть — ты видишь и чувствуешь все иначе.
Лидер призадумался над сказанным, силясь разгадать обращенную к нему фразу, явно похожую на комплимент, но в котором отсутствовала конкретика.
— Как Йода, — после моего уточнения Лео перестал поглаживать меня по животу, и тихий смех сотрясал его грудную клетку.
— Ты сравниваешь меня с ушастой лягушкой? — казалось, лидера задело такое сравнение.
— Он не лягушка, — я запрокинула голову набок, чтобы увидеть его улыбающийся профиль, — он, между прочем, — великий гранд-мастер джедай. Йода — великолепен.
— Ну, тогда это существенно меняет дело, — гранд-мастер ловко перевернулся, и я оказалась под нависшим надо мной Леонардо. Мы оба понимали, что это наша последняя ночь в этом чудном месте. Нам не нужно было просить друг у друга о дозволении, чтобы сплестись в объятьях и жадных поцелуях, не нужно было скрывать и подавлять свои стоны. Уединенность этого уголка планеты дарила нам возможность ласкать и любить друг друга нежно, порывисто и иступлено, без оглядки ни в будущее, ни в прошлое, а быть здесь и сейчас только вдвоем.
***
— Арканзас, детка, народ правит! — выкрикивая лозунг штата, Майки воодушевленно поприветствовал баннер, высунувшись из открытого окна, и проводил его взглядом.
Чуть больше полутора недель нам потребовалось, чтобы пересечь штат Миссури, и еще столько же потребуется, чтобы доехать до нужного пункта назначения, находившегося практически на границе со штатом Луизиана.
Все дни напролет мы пребывали в движении, уединяясь с Лео лишь на несколько минут, чтобы отдаться во власть страстных объятий и поцелуев, пока его урчание и наши стоны заглушал звук телевизора. И приходилось ждать ночи, чтобы тайно выбираться из трейлера и скрываться в темноте подальше от дома, нетерпеливо срывая одежду друг с друга, спеша насладиться близостью, зная, как мало оставалось времени до рассвета.
Днем он был собранным и по большей части молчаливым, но ночью, когда мы оставались наедине, с него спадала маска отчужденности, и ко мне возвращался тот самый Лео — нежный, ласковый, податливый и заботливый, который компенсировал все то внимание, что вынужденно сдерживал от меня на протяжении каждого очень долгого дня.
 
Но все же было и то, что тревожило меня. С каждым днем, который приближал нас к заветной цели, лидер все чаще и чаще погружался в неведомые для меня раздумья. Объяснять то, что его волновало — отказывался, а точнее, просто уходил от ответа. Увертливый ниндзя. Но что-либо выпытывать у ниндзя, особенно если на этом увертливом ниндзя синяя повязка, было практически неосуществимой миссией.