Львёнок, который хотел выжить (СИ)

— Не лги! — Его руки сжали кромку обивки дивана по краям того места, где я сидела. — Я же вижу, как ты смотришь на меня.
Его взгляд блуждал по телу так, как будто я оскорбляла его всем своим существом.
— И я вижу, как ты смотришь на остальных, — он покачал головой, что-то отрицая в своих мыслях, — ты даже позволяешь к себе прикасаться, — выплюнул мне этот упрек.
Но я не могла ему объяснить, что это не так: что для меня он не является чем-то мерзким, что он не хуже, чем остальные его братья. И если бы он только позволил ему это доказать, приспустив на чуть-чуть непробиваемый барьер своей защиты в виде грубости и отчужденности, то он увидел бы, что ошибается.
— Каждый раз, каждый гребанный раз я вижу ужас на ваших лицах, — казалось, он пытался сдержать поток слов, который неминуемо грозился быть на меня обрушенным. Но сидя напротив этого измученного гиганта, я была готова услышать каждое его слово.
— Стоит мне только подойти, как вы визжите, словно скот на бойне. Каждый раз, когда я решаю вас вытащить из задницы, вы готовы броситься под локомотив, только чтобы быть подальше от меня.
Рафаэль тяжело и часто дышал, ему становилось все сложнее удерживать бурю эмоций, рвущихся изнутри.
— Каждый гребанный раз вы наставляете на меня оружие, — мне хотелось прекратить его агонию, но я понимала, что ему нужно высказать это кому-то, — да, мать вашу, за что?
— Черт! Да я всего лишь хотел помочь! — Его глаза были наполнены болью и отчаянной безысходностью, граничащей с безумием.
Он обреченно склонил голову. Этот гигант страдал. Оттого, что не смог спасти того человека, который пытался его убить. Страдал оттого, что никогда не сможет быть принятым таким, какой он есть. С его внешностью, которая совсем не отражала реальность его истинного существа. Он не был чудовищем, но был заточен именно в этом обличие, как насмешка природы.
— Ты думаешь, — меня вдруг напугал его потухший голос, — я не знаю, на что похож?
Его голова по-прежнему была склонена у моих колен. Но мне не нужно было видеть его лицо, чтобы понять, что он сейчас испытывает.
— Каждое утро это чертово зеркало мне напоминает, что нам здесь не место. И когда человечества не станет, мы останемся одни на пепелище ваших костей.
— Ты же понимаешь, — его смешок больно кольнул в груди, — что мы обречены так же, как и вы? Тогда откуда в вас столько злобы?
Его боль была о том, что его вид, как новая веха эволюции, появился не в том времени, в котором им суждено было быть. И ему не с кем было разделить свое существование в этом мире. Да, у него была семья и маленькая горстка друзей как подарок судьбы, и только это спасало его от пучин бездонного отчаянья.
Быть может, миллионы лет после им бы восхищались как образцом своего класса. Но в этом времени он был для всех непостижимым чудовищем, которое никто не готов принять и понять.
— Шутка, — его плечи сотряс беззвучный смех, — мы всего лишь гребанная шутка. Неудавшийся эксперимент.
Мои руки сами потянулись к сокрушенному гиганту. Ладони легли на голову, и я прижалась щекой к его темени. Я не знала, чем его утешить, невозможно было подобрать слов.
Когда не знаешь, что говорить — говори первое, что приходит в голову.
— Не бойся. — Мои пальцы гладили его затылок, — я буду вас защищать. Всегда.
Да, может, это и звучало глупо и по-детски наивно, но я приняла решение и больше никому не позволю их обидеть. Но если бы я только могла поменять эти законы природы и стереть всю их боль. Я бы затушила это выжигающее насквозь пламя отчаянья. Защищала бы как умела.
Он выбрался из объятий моих рук и посмотрел на меня, как на ребенка, говорившего несусветную глупость, но которому это прощалось в силу обстоятельств.
Рафаэль медленно поднялся, опираясь о диван, как раз в тот момент, когда дверь «Тартаруги» с тихим шелестом открылась. Первым вошел Леонардо. На его лице читалось напряжение, как будто он ожидал здесь увидеть останки моего изувеченного тела. И ему явно не нравилось, что его опьяневший брат находится столь близко напротив меня.
 
— Я же говорил, — влетел Майки, улыбаясь во все свои зубы, — нормально все будет, Раф жив и последствий побоища не видно.
Следом вошел Дони, которому Лео дал указание немедленно заводить «Тартаругу» и двигаться дальше.
Сью забралась последней. И с ней было что-то не так.
Она молча прошла за кухонный уголок, достала жестяную банку с травяным чаем, но руки не слушались ее, и большая часть травинок была рассыпана вокруг заварочного чайника. Я двинулась к ней на помощь. Она была потеряна. Будто находилась в неизвестном месте и не понимала, что она здесь делает.
— Присядь, — я подтолкнула ее к столу, принимая из ее рук цветную металлическую тубу. Мне удалось заварить чай, как она и учила. Поставив напротив нее кружку, я ожидала ее дальнейших слов.
Ребята, чувствуя, что им здесь сейчас не место, разошлись по своим углам: Лео сел на пассажирское сиденье рядом с Дони, Раф уселся на свое место на диване, но лишь только Майки не захотел нас покидать. Он был рядом, и он молчал. Это говорливое создание понимало, что сейчас ему нужно сохранять тишину.
— Опять… Ничего. — Голос Сьюзан был подавлен, и она смотрела в пучину кружки, наполненной горячим чаем.
Она каждый раз приходила в отчаянье оттого, что очередное место поиска не давало подсказки, где сейчас находится ее любимый человек. Она понимала, что найти его будет — за гранью чуда, да и жив ли он вообще, но все же каждый раз, когда результат их поисков не давал своих плодов, она жутко огорчалась.
Надежда. Нет ничего хуже. Говорят, она умирает последней, но при этом всегда и каждый раз так мучительно долго. Лучше бы ее и не было. Но она вновь и вновь зарождается, как птица феникс на пепле отчаянной безнадежности.
Этот день вновь наполняли звуки резины, соприкасающейся с асфальтом. Куда мы на этот раз едем, я не знала, но это по-прежнему для меня не имело смысла. Лишь бы быть с ними.
Майки, кажется, знал толк в утешениях. Его метод прост — сон. В любой непонятной ситуации ложись спать. Это был его девиз, и он настойчиво подталкивал Сьюзан к ее спальному отсеку. Он обещал, что будет рядом и будет рассказывать ей на этот раз про «Морского Волчонка».
Ее комната недалеко, и я слышала эту тихую историю. Это сказка. В сотый раз меня удивляло это создание: с виду чудной ребенок, внутри которого сокрыто множество даров.
Он рассказывал о волчонке, который бороздит моря в поисках сокровищ и терпит крушение. Который после этого находит не похожего на него зверенка, по описанию похожего на котёнка. О том, как они вместе ищут нужное ему сокровище, преодолевая все опасности и невзгоды. И о том, как он в итоге понимает, что нашел свое сокровище в лице котёнка. Вот так — незамысловато и просто он нашел свое зеркальное отражение в непохожем на него существе.
***
Дони и Лео поочередно сменяли друг друга за рулем этой ночью.
Штат Кентукки продолжал встречать нас туманными горами, поросшими лесным массивом. Этот чудный зеленый край испещрен реками. Мы проехали несколько мостов. Они вызывали восхищение и одновременно опасность. Ведь ничто не вечно под луной, и рано или поздно все эти монументальные строения обрушатся. Но сейчас мы наслаждались видами.
Привычное какао в моих руках грело керамику кружки, отдаваясь теплом в моих ладонях.
Майки беззаботно о чем-то нам щебетал, заменяя привычный гул телевизора. Складывалось ощущение, что он не терпит тишины, возложив на себя миссию по защите от этой напасти.
Мы нашли очередное место пристанища. Сьюзан здесь понравилось. И это для нас стало главным поводом задержаться здесь ненадолго. Где-то рядом с нами, за лесом был слышен тихий гул водопада, а природа окрашена в зелено-оранжево-красные цвета.
 
— На тренировку, — сигнализировал Леонардо как лидер нашей группы.
Я начала собираться, но он остановил меня жестом руки со словами: — С тобой позже.