Лицо врага: Окно первое (СИ)
— Кто — оно?
Древнее Зло, дура ты! Но прежде, чем я успела с негодованием её это сообщить, Юлий глухо сказал:
— Оно способно менять облик. Становиться кем угодно. Только глаза останутся полностью чёрными.
В ответ Вера молча потеряла сознание.
========== Глава восьмая ==========
Юлий выругался ещё раз, но бросаться к ней и приводить в чувство не спешил. Коробочка, не теряя скорости, несколько раз провернулась вокруг своей оси — он хотел проверить, нет ли за нами погони, но не смог взять себя в руки и то ли перестарался, то ли промахнулся. Надёжно так промахнулся, оборота на четыре. Потом, не обнаружив в окрестной небесной дали никаких подозрительно приближающихся точек, заметно успокоился, и только тогда, под очень укоризненным взглядом Яни, подполз к Вере и сделал несколько обрывистых пассов. В этом тоже не преуспел, но потом справился с собой в целом и с дрожащими руками в частности, и вторая попытка уже увенчалась успехом. Вера же, не иначе как в благодарность за чудесное исцеление, хрипло взвизгнула и заехала ему локтем в глаз с такой силой, что несчастного просто отшвырнуло к противоположной стенке, а коробочку здорово швырнуло — я еле удержала левитацию в одиночку. Хорошо хоть он в процессе отшвыривания не успел заметить неестественного свечения глаз, слишком узких для человека зрачков или, к примеру, опасно удлинившихся клыков. Потом она села, поняла, что никакой опасности и уж тем более Древнего Зла в округе не наблюдается, смутилась, сбивчиво извинилась и помогла Юлию подняться, попутно зачаровывая хороший, качественный синяк. Даже два.
От наших шатаний и верчений в воздухе у меня закружилась голова. Снова замутило, пришлось даже придержаться за стенку. Только морской болезни ещё не хватало! Лететь надо однозначно ровнее, аккуратнее…
Одно хорошо — вместе с отвратительным самочувствием ко мне вернулось понимание, что я вроде бы живая и способна делать что-то умное, а не только держать левитацию, безмолвной статуей сидя на полу. Хотя бы расслабиться — неестественно выпрямленная спина протестующе ныла. Оказывается. Раньше я этого не замечала.
Осознав эту простую истину, я встала. Хотела окликнуть Юлия, но вдруг поняла, что ноги меня что-то держать не согласны… Само падение я ещё помнила, причём не только своё, но и коробочки, а вот удара уже не почувствовала.
И хорошо…
Открыв глаза, я увидела прямо над собой тёмную страшную рожу, плохо различимую, но однозначно злобную. Не успев и не горя желанием понять, откуда она тут взялась, истерически дёрнулась, извернулась, брыкнулась, попыталась заехать кулаком, одновременно выпуская боевой огненный шар, но рожа увернулась и от того, и от другого, завопила и отскочила. Сгусток магии с плеском впитался в потолок, а у меня потемнело в глазах. К счастью, ненадолго. Откуда-то слева раздался громкий смех, постепенно переходящий в истерический всхлипывающий хохот. До меня запоздало дошло, что рожа принадлежала Юлию, а подозрительно тёмной казалась потому, что золотистый потолок на заднем плане не прекращал мягко посвечивать. Мы уже притерпелись и забыли об этом, но обморок напомнил. И, кажется, сомнительная траектория нашего полёта имела к нему куда меньшее отношение, чем банальная усталость и излишняя трата магических сил. Растеряв их полностью, я, сама не заметив, начала черпать энергию из души и тела, за что и поплатилась. А ещё боевыми швыряюсь…
— Чтоб я ещё хоть раз в жизни к бессознательной женщине подошёл! — зло сообщил Юлий, обращаясь к тому углу коробки, в котором ни одной женщины, сознательной или не очень, не наблюдалось. Женщины в остальных углах насупились, но спорить не стали.
Пришлось изобразить максимально виноватое выражение лица, на которое я только была способна, и извиниться, хотя по-настоящему виноватой я себя не считала — нечего было так пугающе нависать. Благодаря Вере он уже точно в курсе, что это страшно и что за такое можно и получить. Я, конечно, тоже молодец, могла бы и побыстрее соображать. Хорошо хоть не завизжала… настоящий боевой маг, ага. Впрочем, встать или хотя бы сесть ради извинений я не удосужилась, так что прощать меня должен был скорее потолок, а самооценка от этого не страдала.
Только адски болела голова.
Летели мы ровно — видимо, Юлий успел вовремя перехватить левитацию, а потом уже привёл меня в чувство. Или Яня успела — осмотревшись, я поняла, что она всё ещё держит заклинание, и поддерживала его всё это время, пусть и не вкладывая туда много магии, но и не отвлекаясь на глупости и обмороки. Ничего себе у неё самообладание, конечно.
— Не могла раньше сказать, что у тебя истощение? — недовольно спросил Юлий.
— Могли бы и сами догадаться, — не менее зло ответила я, но быстро сообразила, что каким бы обиженным или сердитым ни был мой голос, а ответ всё равно так себе и в этой ситуации совершенно неуместен. — Когда, интересно, я должна была это сделать? Вряд ли вы, великий и непобедимый борец с тайной службой, были согласны выслушать мой доклад во время форсированного тактического отступления!
— А раньше сказать нельзя было?!
Я раздражённо села. Вернее, попыталась. Что ещё нехорошего хотел сказать мне Юлий, я уже не услышала — в ушах зашумело, накатила удушающая, плохая темнота, я, кажется, зашаталась и рухнула обратно. Впрочем, очень быстро пришла в себя, но легче от этого не стало — голова заболела ещё сильнее, хотя казалось, что куда уж больше, а перед глазами всё поплыло… Я даже не сразу поняла, что Юлий заткнулся, а подошла ко мне Вера, а не странная тёмная муть. Она положила мне на лоб холодную ладонь, жаль только, что слишком маленькую, но быстро отняла под мой недовольный стон и начала ощупывать ауру. Недовольно покачала головой, притянула поближе сумку со своими снадобьями и начала сосредоточенно в ней копаться.
— Да всё нормально, я просто немного устала, полежу, и всё нормально будет…
— А ну тихо! — громкий звук отдался тупой болью в висках.
Вот и поговорили.
Целительница мрачно на меня посмотрела, накапала в ложку какой-то пряно пахнущей зелёной жидкости, заставила выпить. На вкус жидкость оказалась не столько пряной, насколько кислой, причём так, что мне всерьёз захотелось проверить, на месте ли язык, зубы и рот вообще, а за ними горло, пищевод и что там дальше, и вообще, не разъедает ли меня всю потихонечку изнутри — ощущения были близки к соответствию. Но только я успела придумать подходящую ситуации фразу, как выяснилось, что это ещё не всё, и моё, мягко скажем, недовольство осталось невысказанным. Сначала у меня не нашлось слов, потом в меня влили вторую ложку. Потом третью. Потом четвёртую. Потом отпустили. Последняя ложка была даже ничего, но всё равно не улучшала настроения. Все слова мира не были достойны описать моё негодование, а тем более быть высказаны моей дорогой подруге, с которой куда выгоднее было бы враждовать. Вот зачем, спрашивается? Если бы мне нужна была помощь, я бы попросила, не маленькая девочка, говорить обучена! Но нет, нам же надо обязательно изобразить из себя стерву и тираншу!
Иногда мне казалось, что у Веры три ипостаси: человеческая, волчья и целительская, причём последняя — самая страшная.
Теперь ржал Юлий. Недолго ржал, пока Вера к нему не обернулась. Она же пробурчала что-то про придурков, скоропостижную смерть и дурную гордость, и тщательно ощупала края его ауры. Ничего неправильного, на его счастье, не нашла, по крайней мере, ничего не сказала и не сделала, мельком взглянула на Яню, не став её даже осматривать, и решила, что её великая целительская ответственность может быть этим удовлетворена.
— Что ж, — с одухотворённым видом заявил Юлий, — нам явно надо восстановить силы. — Ну надо же, мы бы ни за что не догадались. — У вас какие стихии, девушки?
— Земля, — сказала я.
— Огонь, — сказала Вера.
— Воздух, — сказала Яня, — я уже.
По ней видно. По крайней мере, сил хватает, причём не только магических, но и обычных. Хотя, когда она успела — загадка мироздания.