Потерянные в прямом эфире (СИ)

— Ты сошла с ума!
Я чуть помедлила, прежде чем обернуться к нему, его категоричность мне не понравилась.
— Боюсь, тебя это не касается.
На мой взгляд я более чем доходчиво обозначила границы нашего разговора, но Никулину было абсолютно по барабану. Мысль о моих взаимоотношениях с Игорем, явно не давала ему покоя.
— Да он же тобой пользуется! 
— Это не твоё дело, — сообщила уже с большим нажимом, приняв его выпады за банальную ревность незадачливого ухажёра.
Илья несогласно покачал головой и неожиданно взял меня за руку. Не так бесцеремонно, как я его до этого, а бережно и… будто бы просяще.
— Олесь, ну не будь такой наивной дурой. Он же тобой наиграется и бросит.
— С чего такая уверенность? — фыркнула я, хотя его слова действительно задели что-то в душе, будто потревожив старую ранку, спрятанную под слоем спеси и гордыни.
— Да потому что так оно и бывает. Ты для него слишком лёгкая добыча. Вы же все ему в рот смотрите: что ты, что Ника, что ещё половина офиса. И если бы ему действительно было бы не всё равно, он бы дождался окончания твоей практики, чтобы не ставить в неловкое положение перед всеми.
Меня так и тянуло сказать ему, что иногда наши желания бывают сильнее доводов разума, да и сам Ключевский ни разу не сделал ничего такого, что заставило бы меня усомниться в его уважительном отношении ко мне. Но Илья даже не дал мне рта раскрыть, продолжив свою обличающую речь:
— И уж тем более не стал бы высаживать тебя за пару остановок до офиса, чтобы никто вас не заметил!
— Я сама так захотела, — заводясь, высокомерно заявила я.
Никулин противно усмехнулся.
— Но ведь он и не возражал. Потому что ему так удобно!
В голове сам собой всплыл вчерашний разговор на лестнице:
— Чтобы потом Регина меня съела вместе с потрохами?
— А мы ей ничего не скажем...
Я даже головой тряхнула, прогоняя ненужные мысли. Так, Бодрова, стоп. Ты же сама просила, чтобы он ни во что не вмешивался! 
Но даже голос разума оказался не способен заглушить вопли отчима, обещавшего, что никто и никогда не полюбит меня и мой дрянной характер. Так вышло, что вчера нам с Игорем было не до разговоров и определения ролей, поэтому вероятность, что Никулин в итоге окажется прав, была достаточна велика. А в таком случае лучше строить из себя хозяйку положения, чем жертву несостоявшейся любви.  
Зло выдернула свою руку из его пальцев.
— А почему ты убеждён, что это именно Ключевский решил мною воспользоваться?! А если всё наоборот, и это я усмотрела в боссе подходящую кандидатуру, для того чтобы выбиться в люди.
Никулин растерялся, с недоверием посмотрев на меня. 
— Ты не такая, — без особой уверенности сказал он.
— Думаешь? Ты же меня совсем не знаешь. А может быть, я именно такая и мне хочется гораздо большего от этой жизни, чем общага и пара бутербродов?! — последнее вырвалось случайно. И, судя по неприятно дёрнувшемуся лицу Ильи, мои слова долетели-таки до своей цели. Я не собиралась делать ему больно и тут же пожалела о сказанном, но было уже поздно.
— Знаешь, — грустно улыбнулся парень, — иногда лучше бутерброды и самоуважение, чем всё остальное, — сказал и, обогнув меня, быстрым шагом направился в сторону офисного здания.
А я так и осталась стоять на тротуаре с необъяснимым чувством потери. Стоит ли говорить, что с того дня и до самого конца практики Илья так и не предпринял ни одного шага в мою сторону.    
В то утро, преодолевая оставшееся расстояние до «Ассоли», я поклялась себе, что ни за что не позволю себе влюбиться в Игоря Валерьевича Ключевского.
Глава 10
Тишина в квартире давила со страшной силой, словно подчёркивая всю пустоту, что вдруг огромной чёрной дырой разверзлась у меня в душе. Рука так и тянулась к колонке врубить погромче музыку, чтобы слышали все этажи, а ещё лучше — заорать в голос, долго и протяжно, выпуская наружу напряжение и боль сегодняшней ночи. Но, конечно же, ничего из этого я не сделала, просто упала на кровать, не раздеваясь, и спрятала лицо в подушке.
 
Перед глазами всё ещё стояла сцена, случившаяся часом ранее: поникшая голова Арсения, плотно сжатые губы Игоря и я, не знающая, куда себя деть и что сказать.
Первым в себя пришёл Ключевский-старший, велев сыну идти в дом тоном, не терпящим возражений.
Сенька дёрнулся, хотел что-то сказать, но, наткнувшись на упреждающий взгляд отца, смолчал, лишь украдкой посмотрел в сторону меня, пробормотав что-то нечленораздельное, и шмыгнул мимо Игоря в квартиру. На доли секунды мне показалось, что он сейчас возьмёт и просто захлопнет дверь перед моим носом, раз и навсегда давая понять, что мне нет места в этой семье. Однако человек из прошлого остался на месте, прожигая во мне дыру своим ледяным взглядом.
Я тоже продолжала стоять напротив него, нервно переступая с ноги на ногу и пряча руки в карманы пальто.
— Ты, — наконец-то нарушил он молчание. 
— Я.
Невольно улыбнулась абсурдности происходящего, хотя смешного в этом не было ничего. Впору было начинать плакать. 
Игорь тоже как будто бы смягчился. По крайней мере, его взгляд не казался уже таким колючим. Он рассматривал моё лицо, после чего прошёлся по фигуре и вновь поднялся наверх. Меня так и подмывало поинтересоваться, сильно ли изменилась за прошедшие годы. Вот он, к слову, почти не поменялся: всё тот же рост, широкие плечи, лёгкая щетина, проникновенный взгляд с лукавым прищуром, ямочка на подбородке. В свои сорок четыре Игорь  находился в прекрасной форме, даже первая седина, пробивавшаяся на висках, и тонкие лучи морщинок в уголках глаз лишь подчеркивали природное очарование, обстоятельность и выдержку его характера. Признаки зрелости ему шли, единственное, что мне не понравилось, — это причёска. Четырнадцать лет назад Ключевский щеголял длинной чёлкой, которую постоянно откидывал вбок или зачёсывал назад при помощи геля. На сегодняшний же день Игорь Валерьевич был обладателем непростительно короткой стрижки, явно дорогой, но словно кричащей о том, что это уже не тот человек, с которым у меня однажды случился летний роман. 
— Арсению нужна была помощь, — зачем-то начала оправдываться я, надеясь хоть немного разбавить повисшую между нами неловкость, но мои слова возымели обратный эффект. 
Ключевский неожиданно помрачнел, подтянулся, выпуская невидимые колючки, означающие: «Не приближайся».  
— Арсению, — имя сына он прознёс с особой подчёркивающей интонацией, — есть кому помочь.
— Да, вот только почему-то он пришёл ко мне, — быть покорной я не умела, даже под гнётом чувства вины. Я не хотела ни в чём его обвинять, но прозвучало всё равно обличающе.
Игорь тяжко вздохнул и, оглянувшись назад, прикрыл дверь, явно подозревая некоторых обитателей квартиры в привычке подслушивать.
— Сенька умеет выворачивать всё в свою пользу. Поэтому я бы не принимал его слова за чистую монету.
— Но проблемы в школе были более чем реальны! — поспешно выпалила, как если бы это имело хоть какое-то значение, что Арсений нуждался именно во мне. Что уже было сверхэгоистично с моей стороны. — И никого другого в этот момент не оказалось рядом! Тебя не было!
Последняя фраза прозвучало неожиданно лично, будто это я всё время нуждалась в Игоре, а его попросту не оказалось рядом. Сложно, нелогично, неправильно… Да и за Арсения вдруг стало обидно. С него и так хватило последствий моих поступков, а тут ещё и отец, который на деле оказался не столь идеальным, как я рассчитывала. Я честно старалась не осуждать, но… как всегда, у меня ничего не вышло.
— Ты говоришь о том, о чём не имеешь ни малейшего представления, — играя желваками, хлёстко проговорил Игорь. — А знаешь почему? Если ты вдруг забыла, то я поясню… Тебя не было.
Он бил по мне моими же словами. Облизала вмиг пересохшие губы, ощущая себя совсем маленькой девочкой, беззащитной и виноватой. Но разве я могла показать ему это?