Отвоёванный шанс (СИ)

  
Глава 20
 
Эти дикари были такими же крупными, как и те трое, убитые на холме. Они значительно превосходили трур-ни и по длине тела, и по массе.
Помимо грубых кожаных курток, надетых на голое тело, многие имели широкие юбки примерно до колена. Обувь представляла собой что-то, похожее на мокасины с подошвой из чьей-то очень толстой шкуры, даже с примитивной шнуровкой (шнурки так же были кожаные).
Некоторые из убитых имели и нормальные кожаные доспехи. Они могли служить неплохой защитой при ударе в туловище. Однако шея и плечи были практически никак не защищены, благодаря чему воздушная атака и получилась столь эффективной. Отличалась одежда и количеством различных украшений.
У некоторых воинов на головы были надеты массивные деревянно-костяные шлемы. Причём главной их функцией была явно не защита, а усиление таранного удара головой. Картину дополняли древесно-кожаные щиты различного вида, копья с острыми каменными наконечниками и — самое главное — почти у всех имелись длинные каменные и костяные кинжалы, обработанные до бритвенной остроты.
Осмотрев трупы нападавших, трурнийцы направились к тому месту, где дикари произвели бойню безответных травоядных с целью рассмотреть их добычу. К счастью, все враги дружно убежали, побросав жертв на месте.
Это оказались массивные шестиногие создания с коротким, заострённым хвостом и плоской головой с широкими челюстями. Длина их тела достигала 5–6 метров. Кожа их была покрыта плотной гладкой чешуёй. У двоих из них (по всей видимости, это были самцы) на голове имелись по два разлапистых плоских гребня, окрашенных в жёлто-белый цвет в красную крапинку. Глаза большие, фасетчатые, по одному с каждого бока головы.
Двое из них — самка и самец — были ещё живы. Она лежала на боку, производя тяжёлый булькающий хрип. Живот и грудь были истыканы копьями, и под ней растеклась огромная лужа тёмно-коричневой крови, перемешанной с какой-то серо-бурой слизью. Состояние огромного великолепного самца было гораздо лучше: его явно не собирались убивать до конца, хотя, как и у всех остальных, ноги его были побиты и исколоты.
Осмотрев умирающую самку и убедившись, что ей помощь уже не нужна, Лайта осторожно приблизилась к другому животному. Зверь задней частью лежал на земле, частично поднявшись на передних ногах, и испуганно косился в сторону освободителей.
Он был и красив, и жалок одновременно. По его серо-стальной чешуе стекали на землю капли крови. Увидев, что Лайта направилась в его сторону, он попытался встать и уйти, но не смог и, испустив полный боли и отчаяния рёв, завалился на бок — все четыре его конечности были повреждены. Однако, какой же толщины черепом надо обладать, чтобы нанести такой урон столь крупному зверю?
Лайта понятия не имела о том, что с ним делать. Но оставить его на смерть не давало острое чувство жалости. Одно дело, когда животное убивают сразу, а если оно остаётся живым, но покалеченным, так что не может двигаться само и ему придётся долго и мучительно умирать — это совсем другое дело.
Неизвестно как, но животное поняло, что его не будут обижать. Едва услышав ласковый, успокаивающий голос Лайты и ощутив её осторожные прикосновения, зверь перестал дрожать и стонать, его мощное дыхание стало более спокойным. Лайта осторожно обняла его за шею и стала медленно гладить, что-то бормоча. Остальные стояли рядом, не решаясь дотронуться. Наконец Тромонт приблизился к нему и осторожно погладил бок. Зверь испуганно дёрнулся, но, успокоенный нежной воркотнёй, расслабился, мощно вздохнул и положил голову на землю.
— Как ты думаешь, будет он жить? — спросил Тромонт, продолжая гладить зверя.
— У него сильно повреждены ноги, много колотых ран…
— Он может передвигаться? — спросил Тромонт.
— Пока нет.
— Чем крупнее зверь, тем дольше у него зарастают ранения. А ранения суставов — это очень серьёзно. По крайней мере, он очень долго не сможет бегать. Боюсь, придётся его убить, чтобы не мучился, потому что мы не сможем его охранять от хищников падальщиков…
 
Самец при этих словах жалобно замычал, как будто понимал всё. Лайта сморщилась.
— А эти железоголовые твари могут вернуться в большем числе, и тогда спасать придётся уже нас.
Это был очень неприятный выбор. К тому же, никто не знал, как можно быстро и безболезненно прикончить такую тушу, а причинять ему дополнительные муки никто не желал. Только Тилон смотрел на раненых животных спокойно, но даже и по его лице проскакивали искорки жалости.
— Не отдам! — сказала вдруг Лайта, крепко обняла зверя и закрыла глаза.
— Ну вот… — недовольно сказал Тромонт. — Ты ведь понимаешь, что мы не сможем его охранять. А бросить тут — это ещё хуже.
Лайта не ответила ничего. Она прижалась к зверю всем телом. Тромонт вздохнул и повернулся к Врону.
— Твоё мнение?
— Подождём пока, а там видно будет, — сказал Врон. — Теоретически, спасти этого зверя может только чудо, но тут ведь всё время странные вещи происходят. Маор вон вылечился. Может, и животному повезёт?
Лайта разжала объятья и поднялась, шатаясь. Зверь почувствовал, что тёплый ласковый комок перьев слез с него. Он посмотрел на неё, повернувшись к ней своим правым глазом. Затем тихо зарокотал утробным басом, зашевелился и неожиданно встал.
Кажется, его состояние резко улучшилось. Животное потопталось на месте, издало громкий рёв и медленно, постанывая от боли, пошло вперёд.
Трурнийцы удивлённо замолчали. Они-то думали, что с такими ранами и ползать нельзя! Зверь постоянно останавливался и оборачивался назад, но в конце концов решительно попёр по следам своих сородичей.
Лайта пошатнулась и рухнула на землю без сознания.
Шум в ушах… Красные круги в глазах… Чьи-то голоса…
— Лайта! Лайта!!! Ты меня слышишь?!
— Что с ней?!
— Лайта!
— Она живая?!
Она почувствовала, как кто-то осторожно поднимает её с земли и нащупывает пульс на шее. Тело было переполнено свинцом, мышцы не реагировали на сигналы, идущие от мозга. По конечностям разливался неприятный холод, кожа потеряла чувствительность.
— Что случилось?!
— Успокойтесь, жива она. Пульс слабый и частый, но главное — он есть…
— Нет, что случилось?! Она только что была совершенно здорова!
— Откуда мне знать! Она никогда не падала в обморок!
— Это случилось с ней после того, как зверь встал… Вы понимаете?!
— Что?
— Вы понимаете?! Она отдала ему своё здоровье!
— Это же невозможно!
— Главное — что теперь делать?!
— Прекратить панику. Наши эмоции тут не помогут… Можно попробовать вот так…
Кто-то крепко обнял её и прижал к себе. Кажется, это был Тромонт. Ей сразу стало легче. От него шло мягкое, приятное тепло.
— Лайта, ты меня слышишь? — раздался взволнованный голос совсем рядом с её ухом.
Она с трудом открыла глаза и встретилась с его взглядом, полным волнения и тревоги. Он смотрел на неё, не отрываясь.
— Ты можешь сейчас говорить?
— Мм… Да… — с трудом выдавила она, тяжело ворочая непослушным языком.
— Что это было, ты можешь сказать?
— Не знаю…
— А подробнее?
— Ну… Мне стало его очень жалко… Я прижалась к нему… и стала… жалеть… а потом мне… вдруг стало холодно.
Наступило молчание.
— Я кажется начал понимать, как это работает, — произнёс Дуб. — Когда на нас после приземления напал летающий ящер, Тромонт сильно испугался за Лайту и ударил его силой мысли. Сейчас она сама испытала сильную жалость. Все силы потеряла, но зверя вылечила.
— И?
— Я думаю, что всему причина — сила эмоций. Когда яркость чувств превышает некоторую планку, у нас может активироваться какой-то неприкосновенный запас жизненной энергии, и тогда происходит всякое.
 
— Да нету у нас никакого запаса! — ответил Тромонт. — Были случаи, когда эмоции хлестали через край, но такого вот ещё никогда не было!
— А может — мы просто стали проводниками той энергии, которую генерирует эта планета?