Новый век начался с понедельника

Причём это касалось не только подбора того, что плохо лежит на самом участке, но и «заглядываний», путём заранее подобранного и сохраняемого ключа, непосредственно в дом и воровства там всякой мелочи, зачастую мало нужной.
Со временем терпение Платона лопнуло, и он решил сам удостовериться в этом, поймав соседа на очередном походе на их участок, многие годы, с самого основания, не отделённый ни от одних соседей забором.
В конце восьмидесятых – начале девяностых годов, когда горбачёвская перестройка всего и вся экономически придушила некогда преуспевающую прослойку технической интеллигенции из ВПК, в моде, в качестве панацеи почти от всех болезней, была облепиха с её широко разрекламированными лечебными свойствами.
Платон, имея приличную плантацию, предался маленькому бизнесу, собирая и продавая урожай облепихи ближайшим знакомым и получая при этом весьма ощутимую прибавку к своему семейному бюджету. Таким же бизнесом занялись и другие его соседи по даче, в том числе и Костылины.
И вот, однажды, Платон, пригласив Бронислава Ивановича, продемонстрировал ему красивый, стройный куст облепихи, однако, не предупредив при этом, что тот только что им посажен. Через неделю Платон к своему возмущению, с одной стороны, и удовлетворению от долгожданной удачи в разоблачении злодея, с другой стороны, обнаружил пропажу. На месте куста была трава. То была, ловко заделавшая лунку, дернина.
Говорить о пропаже с соседом он не решился, чтобы не ставить того в неловкое и безвыходное положение. Однако и оставлять этот случай безнаказанным тоже было нельзя.
Платон, как часто он делал и в других случаях, решил бороться с противником его же оружием. Пользуясь отсутствием соседа, он вырыл на видном месте его участка, около их границы, мужскую особь облепихи и, как ему казалось, демонстративно пересадил на неофициальную тропу, по которой его сосед транзитом ходил через участок Платона в гости к своему товарищу, живущему от него по диагонали. Расчёт был прост. Тот увидит свою облепиху, всесторонне продумает ситуацию и перестанет совершать набеги на соседний участок. А в случае возмущения того, Платон припрёт его к стенке безусловными доказательствами. Но сосед, как и предполагал Платон, молчал, никак не высказывая своих претензий, при этом изображая из себя невиновного и незнающего ничего, по этому поводу, человека.
Долгое время Платон не замечал никаких крамольных проявлений с его стороны. Однако периодически ему всё же встречались следы пребывания того на их территории. Эти факты ускорили принятие решения Платоном о строительство забора между участками соседей.
Но это была уже вторая история, самым негативным образом сказавшаяся на отношении Платона к этим соседям.
В своё время жена Бронислава Ивановича Котова и, одновременно, дочь Галины Борисовны Костылиной – Светлана Андреевна, являясь единственной законной наследницей дачи, очень настойчиво обрабатывала Платона, как ставшего юридически хозяином своей дачи, с предложением совместного строительства забора между ними.
Платон, в принципе, не возражал, но ожидал более удачной финансовой ситуации.
Одновременно он хотел раскачать на эту акцию и других двоих соседей, чтобы вопрос строительства забора решить комплексно, раз и навсегда.
Вскоре, накопив необходимые денежные средства, Платон вышел сразу ко всем своим трём соседям с предложением о совместном, вскладчину, строительстве забора по их совместным границам. По его предложению, все согласились делать забор из металлической сетки «рабицы», закреплённой медной проволокой на асбоцементных столбах.
Получив карт-бланш, Платон приступил к работе. Но тут же Костылины первый раз пошли на попятную, заявив, что у них уже куплена их доля забора, как сетка, так и столбы. Тогда Платон на свои деньги сразу закупил недостающие асбоцементные столбы и сетку для строительства забора со стороны улицы и всех троих соседей, но с учётом купленного Костылиными. Одновременно он заказал металлические ворота и калитку для их установки на границе своего участка с улицей. Вскоре он сам, за свои деньги, и доставил материалы на свой участок. Работа закипела. Платон, вместе со своим вторым сыном Владимиром, приехавшим к нему на летние каникулы, начал строительство лицевого забора по улице.
 
Сначала установили, зацементировав в лёгкий фундамент, ворота с калиткой. Затем, предварительно расчищая, вплотную примыкающую к забору, территорию, приступили к закапыванию пополам распиленных асбоцементных столбов, и прикручиванию к ним сетки проволокой. Землю бурили на почти полуметровую глубину специальным садовым буром, в своё время заказанным ещё отцом Платона. Вставленный в пробуренную ямку столб, укрепляли битым кирпичом, вбиваемым по окружности столба деревянным заступом и ломом. Потом прикладывали к нему длинную сетку, натягивая и прикрепляя её толстой медной проволокой в трёх местах, с использованием двух плоскогубцев и богатырской силы сыночка.
Когда, через несколько дней забор по улице, сбоку, со стороны Кошман, и, частично, с заднего торца, со стороны Кошиных был готов, закончился отпуск сына.
Остаток забора по заднему торцу и половины со стороны Костылиных, навострившийся Платон доделал уже сам, в одиночку.
Вскоре соседи Кошман внесли свою плату за материал, из которого была сделана их часть забора, и, пропорционально, оплатили его доставку, но не саму работу. Платон ещё до её начала объявил, что они с сыном выполнят установку забора бесплатно, так как на этих, сопредельных, соседских участках не осталось физически дееспособных мужчин.
Вопрос с забором практически был закрыт, за исключением строительства его половины со стороны Костылиных и оплаты своей части торцевого забора Татьяной Кошиной, которая задерживалась в длительной загранкомандировке.
Прошло три года, а Костылины и не чесались. Бронислав Иванович продолжал, правда, изредка, боясь разоблачения, совершать набеги на сопредельную территорию.
В конце концов, терпение Платона лопнуло, и он решил сам доделать оставшуюся часть забора.
Ничего не говоря соседям, он закупил необходимый материал, привёз его и начал ещё не позабытую работу, мечтая наконец-то отгородиться от басурманских набегов на свой участок Бронислава Ивановича, обеспечив долгожданный уют, закрыв вопрос забора полностью и окончательно.
Бронислав Иванович Котов был родом из Саратовского Заволжья. В чертах его лица смутно угадывалось обрусевшее восточное начало. В своё время он был гладко чёрноволос, хотя это теперь скрадывалось прогрессирующей с годами лысиной, приземист, крепкого телосложения, излишне говорлив и самолюбив, злопамятен и жаден, упрям и мелочен. Эти черты, хотя и скрашенные московской цивилизацией, выдавали в нём потомка друзей степей – кочевников. Да и весь уклад его жизни был присущ собирателям дани.
Иногда Платону помогала поддерживать сетку его, совсем уже состарившаяся, матушка, Алевтина Сергеевна. Она искренне, в глубине души, возмущалась позиции соседей. Но высказывала это вслух только сыну. Апеллировать к соседям ей не позволяли культура, воспитание и не желание самой портить отношения с ними, ссорить сына с Костылиными, с которыми они в мире и дружбе жили длительное время.
Не оставлять же сыну такое наследство! Он сам разберётся и примет мудрые решения! – считала она.
Так они и доделывали забор, отказав участию Бронислава Ивановича в этом деле. Тот нисколько не обиделся, а только заручился обещанием Платона, что тот не возьмёт с него плату за его часть этой, невыполненной им, работы.
Вскоре забор был построен. Платон и матушка были довольны. Гора с плеч! Наконец-то мы будем жить в уюте, за забором, отгораживающем нас от алчного, бесстыжего и беспринципного соседа! – искренне считали они.
Но Алевтине Сергеевне не пришлось вдоволь насладиться этими новыми ощущениями. Она вскоре скончалась.
От такого хода событий у Платона на душе осталась горькая, навязчивая мысль о косвенной причастности соседей Котовых – Костылиных к её смерти. Помощь матери в строительстве этого, воистину злосчастного, забора фактически оказалась её последним, увиденным Платоном, делом на этом свете. С этой печальной мыслью, иногда посещавшей его сознание при общении с Костылиными, Платон жил весь последующий период.