Новый век начался с понедельника

Вскоре траурная процессия, после отпевания покойной в церкви Успения Божьей Матери в Вешняках, прибыла на Николо-Архангельское кладбище и остановилась около свежевырытой могилы. Распрощались с усопшей, осыпав её могилу густым полем цветов, заставляя даже подходы к ней значительным количеством венков от родственников, друзей и сослуживцев.
Особенно среди всех выделялся большой и величественный венок из розовых роз, доставленный от мэра столицы Ю.М. Лужкова.
После похорон Надежды Васильевны вся её родня собралась на поминки в их отчем доме – высотке на Котельнической набережной.
Кроме семьи Платона от его родни присутствовали мать и младшая сестра – богомолка Настасья Петровна, которая, как большой специалист в церковных церемониях, приняла самое деятельное, даже руководящее участие в процессе отпевания души усопшей в церкви.
Надежда Васильевна родилась ровно за двадцать лет до начала войны, 22 июня 1921 года, а умерла 12 июня, в День независимости России от Советского Союза, не дожив до своего восьмидесятилетнего юбилея, к которому исподволь готовилась вся её большая семья, всего 10 дней.
Неожиданная трагическая весть застала Ксению врасплох, утром. Пресловутый праздник, который из их семьи никто так никогда и не отмечал, был окончательно сорван.
Платону стало очень жаль страдающую в плаче жену, но он не стал её сразу успокаивать, оставив наедине со своей болью, дав возможность выплакаться в одиночестве.
Поражённый неожиданной вестью, несправедливостью просто ошарашившего его происшедшего, Платон тут же излил свои чувства к давно, с детских лет его знавшей, любившей и уважавшей тёще мемориальным стихотворением:
 
 
Весь день лил дождь в Москве и в Подмосковье.
 
Не так, как осенью, – сплошной стеной,
 
А вперемежку, с паузой, – весной не новье,
 
Как плачь жены по матери родной.
 
 
 
Беда случилась утром, в день ненастный.
 
Скончалась моя тёща в этот день.
 
Такой уж видно рок судьбы злосчастный.
 
Лицо моё покрыла скорби тень.
 
 
 
От нас ушла не просто моя тёща.
 
От нас ушёл прекрасный Человек.
 
С таким характером людей найти не проще,
 
Чем Землю обойти пешком за век.
 
 
 
В её рожденья день вдруг началась война.
 
И Бог потом, в порядке компенсации,
 
Её призвал к себе на небеса
 
В день годовщины русской активации.
 
 
 
Он словно этим говорил:
 
«Ты жизнь свою всю проживёшь в борьбе».
 
И лишь вчера он снова повторил:
 
«А вот теперь нужна ты очень мне».
 
 
 
Вот на таких всё держится в семье.
 
Они в себя вбирают негатив,
 
Служа громоотводом всем в беде,
 
Своим лишь оставляя позитив.
 
 
 
Была на редкость умной женщиной она.
 
Не только умной, а ещё разумной.
 
К победе многих в жизни привела.
 
Её потеря кажется безумной.
 
 
 
Стихи над гробом я её прочту,
 
Об этом сильном, славном Человеке.
 
И русской горькой чаркой помяну,
 
И в сердце память сохраню навеки!
 
 
Прочитав это стихотворение в середине застолья, с трудом сдерживая себя и глотая слёзы, Платон, не дожидаясь всех, залпом опустошил свою чарку водки. Все собравшиеся на поминки по достоинству оценили трепетные чувства младшего зятя.
 
Хотя Платона, по большому счёту, можно было одновременно считать и старшим и средним экс зятем.
А, вообще говоря, он был де-факто трёхкратным зятем четы Гавриловых, в доме которых с его периодическими появлениями всё смешалось и перепуталось.
В их огромной квартире теперь, кроме главы семьи – тестя Александра Васильевича, жили его старшая дочь Варвара со вторым мужем Егором и их совместным сыном, курсантом военного училища, Максимом.
Тот, всё время находясь под опекой и влиянием деда, сознательно выбрал нелёгкую, но почётную стезю защитника Отечества.
На похороны из заграницы срочно прилетела средняя дочь Клавдия, также со вторым мужем Майклом, но без детей – сдающих сессии, учеников колледжа и студента университета.
Пришли несколько очень пожилых давних друзей семьи Гавриловых, незнакомые люди из местного отделения Совета ветеранов войны, друзья-соседи по дому, потомки Жуковских и Заикиных, давняя дружба с которыми связывала и мать Платона, Алевтину Сергеевну, а также коллеги по последней работе Инна и Надежда.
Приехало и некоторое количество дальних родственников Гавриловых, которых Платон знал плохо, так как видел не часто.
Собравшиеся с большой теплотой, уважением и любовью вспоминали Надежду Васильевну, рассказывали примечательные случаи из её жизни.
А, еле сдерживавший себя, вдовец почти всё время, никого не стесняясь, плакал, при этом тихо причитая и медленно раскачиваясь.
Периодически до Платона доносились его жалобные стенания:
– «Надюшка, Надюшка! На кого ж ты меня покинула, ласточка моя? Как я без тебя буду? Я не смогу без тебя! Жить мне теперь незачем! Я долго не протяну!».
Платону было очень жаль тестя. Но успокоить его сейчас было уже невозможно.
Во время небольшой паузы, Клавдия как бы невзначай шепнула Платону:
– «Выйдем! Поговорить надо!».
Они вышли из квартиры в громадный холл и, разместившись подальше от посторонних глаз, принялись оживлённо беседовать. Бывшие любовники соскучились друг по другу, так как не виделись уже несколько лет.
– «Как ты живёшь с Ксюхой?» – начала допрос Клавдия.
– «Нормально! Как говориться, в любви и согласии!» – недоумённо ответил Платон на такой явно дежурный вопрос, тут же задавая свой:
– «А ты, как там в Америке?».
– «Отлично! Только не в Америке, а в Канаде! Кстати об Америке. Мы с Майклом не так давно были там, и у нас была очень интересная встреча! Ни за что не угадаешь с кем!».
Платон недоумённо пожал плечами.
– «Ты у нас, Тошик, оказывается ловелас международного масштаба! Тебя даже в Америке знают и помнят! И как помнят!».
От удивления Платон даже вытаращил глаза.
От какого-то страшного предчувствия и ожидания чего-то неведомого сердце его учащённо забилось.
Клавдия, насладившись прелюдией, продолжила удивлять своего бывшего возлюбленного:
– «А тебе знакома некая Мэрилин Стивенсон?».
– «Впервые слышу!».
– «А она тебя очень хорошо знает и ещё помнит! Даже о родинке у тебя на левой ягодице! Видно хорошо ты её натренировал?! Ты, поди, и её, как меня, небось, попирал всеми возможными способами?!».
Вконец смущённый и заинтригованный Платон слегка покраснел, невольно оправдываясь перед совсем развеселившейся Клавдией, которой сейчас явно нравилось его состояние:
– «Да я впервые слышу о такой!».
– «Конечно! Немудрено! Это теперь она Мэрилин Стивенсон, а раньше была просто Маша…, кажется, Кожемякина!».
Платон теперь уже покраснел густо. На его лбу даже выступила испарина. Но тут же буйный прилив радости от неожиданного сообщения резко поднял его настроение. Его Машуля нашлась! Жалко только, что время уже ушло, и жизнь вспять не повернуть, да и теперь незачем.
Он смахнул ладонью пот со лба, и с подобострастием попросил Клавдию продолжать дальше.