Миднайт Хилл
– Все в порядке? – заметил Хьюго ее обеспокоенный взгляд.
– Мама скоро приедет. Так что конец вечеринке.
Братья распрощались с Мелиссой, вышли из дома и снова остановились на дороге, на этот раз лицом к особняку Хантеров. Он был еще больше и еще мрачнее. Они смотрели в окна, изучали покатую черепичную крышу и следы от шин на нестриженом газоне, а потом двинулись вдоль безлюдной дороги.
– Что думаешь про эту историю с Хантером? – спросил Ламмерт, шаркая подошвами кед по обочине.
– Он точно со всем этим связан. Думаю, нам нужно присматривать за Мелиссой.
Ламмерт вдумчиво кивнул, смотря себе под ноги.
– Теперь хотя бы знаем, где она живет.
– И есть ее номер.
Они шли молча, каждый думал о своем. Деревья мельтешили на периферийном зрении. Грозовые тучи все же доползли до Миднайт Хилла, заслонив собой июньское солнце.
– Я так ей завидую, – сгоряча бросил Ламмерт, пнув какой-то камень. – Огромный дом на двоих, где есть даже лишние комнаты. Телефон с интернетом. Не нужно работать. Мама и папа, – Ламмерт небрежно хлюпнул носом, когда Хьюго поднял на него взгляд. – Просто представь, если бы мы так жили. Без всей этой возни. Без постоянно беспокойства, что нужно что-то есть. Без выискивания самого дешевого. Без необходимости работать и терпеть бесконечную усталость и унижение ради этих чертовых денег. Учиться ради денег. Все ради этих сраных денег! Мы всю жизнь положим, чтобы выбраться из нищеты, хотя кто-то вот, пожалуйста, имеет все это с самого начала своей жизни.
Хьюго засунул руки в карманы. Через час он должен был быть на работе, где ужасно воняет бензином, руки и спина ноют от коробок, а покупатели раздражают глупостью и хамством. Все, что он мог позволить себе взамен, – это еда, пара сеансов в кино и новые дешевые кроссовки, которые нужно будет менять уже в следующем сезоне. Но главное, он не будет обременять собой Марту, которая отдала столько сил, чтобы воспитать их. Хьюго работал ради этого. Он знал, что Ламмерт тоже.
Камешек, который все это время пинал Ламмерт, вылетел ему под ноги. Хьюго швырнул его в сторону леса.
– Мелиссе тоже есть на что пожаловаться, – заметил он. Ламмерт сжал губы и ссутулился. – Лучше подумай о том, как создать свою собственную счастливую семью. С домом и микроволновкой. С фотографиями дочурки в костюме белочки и ароматическими свечами. У нас все будет иначе.
– На счастливую семью нужно очень много денег, Хью.
– А нашу семью ты считаешь счастливой?
Ламмерт запрокинул голову и вздохнул. Прохладный ветер трепал белесые волосы. Слегка заметное движение мышц на лице отражало трудные размышления над ответом.
– Скорее, да.
Хьюго улыбнулся, отведя взгляд от шрама на запястье брата.
XII
Декабрь, 1898
За длинным столом собрался весь городской совет. Этого дня ждали десять месяцев. Альфреду положили стопку документов. Он мял перо в пальцах, глядя на заголовок на первом листе «Указ об учреждении городского совета и его полномочиях». Он прекрасно знал содержание каждого пункта, но тянул время, просматривая листы. Господа в костюмах терпеливо ждали. Просторный кабинет ратуши заполнял только стук маятника в напольных часах. Оскар О’Коннелл не отводил глаз от мэра, нос слегка морщился от нетерпения.
Альфред потянул перо к чернильнице. Он глубоко дышал. Окинув взглядом присутствующих, купленных О’Коннеллом, по заверениям мистера Майлза, он остановил взгляд на самом Оскаре. Рука задрожала.
Каришма сказала, что нужны другие наемники. Что все гораздо серьезнее, чем кто-либо из них мог предположить.
Его дорогая Дороти. У нее уже начал округляться живот. Это все для их счастья. Он не слабак. Это его долг. Все де Лордесы великие по-своему. И его величие будет в том, чтобы избавить город от проказы, которая так глубоко пустила корни.
Альфред взял лист, на котором нужно было ставить подпись, и разорвал его. Треск бумаги был подобен раскату грома над самой крышей.
«Почему Альфред де Лордес – младший отказался разделять власть с городским советом?»
«Мэр всерьез решит воевать с нечистью? Дикая ведьма на рождественском приеме Майлзов».
Дороти ворвалась в комнату Пола почти без стука. Он вздрогнул и судорожно спрятал письмо под стопки бумаг на письменном столе. Она еле сдерживала слезы, сжимая в руках свежий выпуск газеты. Стиснув губы, Дороти яростно бросила ее на стол перед Полом. Он не смел поднять на нее глаза. Он подвел Дороти.
– Что теперь? – дрожащим голосом спросила она.
Пол закрыл глаза и сдвинул брови. Он уже давно не знал, что теперь. Пальцы утонули в густых волосах.
– Я не знаю, – прошептал он.
Тогда Дороти бросила на стол еще один сверток плотной бумаги.
– Можешь уезжать, – еле выдавила она, захлопнув за собой дверь.
Пол расправил шуршащую бумагу и увидел деньги. Пальцы сжались в кулак, к горлу подкатил ком. Трясина вновь затягивала его на дно. Он ничего не смог изменить. Никчемный и жалкий – как в тесной квартире Нью-Дарши, так и в поместье мэра Миднайт Хилла. Он так устал бороться с самим собой. Пол не сможет стать достойным человеком. Сейчас он хотел, чтобы тьма окутала его и сожрала.
Пальцем он вытащил из-под бумаг письмо, которое передал почтальон сегодня утром. На багровой сургучной печати отпечаталась фигура сокола в лавровых листьях. Пол вскрыл конверт ножом. В письме было всего два предложения:
«Вы можете избавиться от грязи своего прошлого и получить вознаграждение в обмен на ваши услуги, доктор Гаст. Приезжайте один.
Л. О’Коннелл»
Пол провел пальцем по подписи. «Л»? Он сдавил переносицу и зажмурился. Очередное письмо с обещанием честного имени и денег. Даже смешно, насколько циклична жизнь. Он не может не попробовать снова. А если его убьют на этой встрече… Что ж, может, такого конца он и заслуживает. Свеча поглотила еще одно письмо.
Вещи, как и прежде, уместились в один чемодан. Не сказав никому, он спустился по лестнице и быстрым шагом направился к высоким дверям.
– Доктор Гаст?
Пол обернулся и увидел дворецкого, с подозрением рассматривающего его чемодан.
– Велите снарядить экипаж, Джеймс.
Ехать в поместье О’Коннеллов в семейном экипаже де Лордесов, может, и плохая идея, но Полу было уже все равно. У него оставались деньги на билет в Нью-Дарши, где он сможет падать сколь угодно низко, и только сестра, привыкшая к его никчемности, будет осуждать его. Да и та, дай бог, выйдет замуж и оставит его гнить одного.
Особняк О’Коннеллов был окружен сосновым лесом. Под мерный хруст снега под копытами Пол всматривался в чащу. Стволы тянулись бесконечной вереницей, как и узкая тропа, по которой они ехали. Перед въездом на территорию поместья лошади замедлились, хотя ворота, увенчанные изображением соколиной головы, были распахнуты. Кучер хлестал их спины, чтобы встревоженные животные продолжали бежать, но они воротили головы и громко ржали. Экипаж ходил ходуном, Пол схватился за дверные ручки.
– Простите, господин! – крикнул с козлов кучер. – Испугались чего-то, может, зверя в лесу почуяли.
Полу пришлось выйти, не доехав до особняка. Он шел по аллее, усаженной туями, под тревожное лошадиное фырканье и ругательства кучера. Красный кирпич, остроконечные темные своды крыш, окна с черными рамами: дом отдавал зловещестью, которую Пол не мог себе объяснить. На шпиле упорно кричал ворон. Никто не льнул к окнам, встречая гостей, более того, они казались зашторенными. Пол неуверенно поднялся по запорошенной снегом лестнице и обхватил дверной молоток. Он постучал не оттого, что наконец осмелился и собрался с силами, а потому, что железное кольцо обжигало холодом пальцы. Замок заскрипел слишком быстро, будто Пола ждали по ту сторону. За приоткрывшейся створкой двери не горел свет.