Мое не мое тело. Пленница (СИ)

Снова бухнуло. На этот раз смешалось с упругим шелестом. Я узнала этот звук. Плотный, тугой. В то же мгновение где-то над головой раздался пронзительный писк, переходящий в рокотание.
Асуран. Нордер-Галь не солгал.
Я подавилась рыданием, яростно продиралась сквозь ветви, уже не разбирая, куда бегу. Нога зацепилась за ветку, и я рухнула навзничь. Крылья забили по спине, свист оглушал. Я нащупала палку, встала на колени и принялась яростно колотить ею в воздухе, отчаянно пытаясь убить птицу. Но проклятое чудовище ловко уворачивалось, продолжая вопить.
Когда замелькали лучи фонарей, я замерла, опустив палку, не в силах шевельнуться, но тут же бросилась прочь, хотя все внутри вопило о том, что это бесполезно. Наконец, меня залило ярким светом, и я прикрыла глаза рукой. Силы покинули, будто единым ударом вышибли дух.
Они надвигались со всех сторон, но я не видела их. Белый свет бил в глаза. Наконец, я различила силуэт, который приближался, увидела протянутую руку.
— Не сметь!
Виссарат тут же отошел.
Нордер-Галь тоже был здесь. Я уже ни с чем не перепутаю этот голос, этот жесткий выговор. Как ни с чем не спутаю звук крыльев его проклятой птицы. Я бы выпотрошила ее, если бы появилась возможность. И подала ему с картошкой, как перепелку. Затолкала в самую глотку все до последней кости.
Перед глазами плыло. Повисла плотная тишина, и я отчетливо слышала, как под ногами карнеха хрустят ветки и шуршат листья. Он приблизился вплотную, вцепился мне в волосы, вынуждая подняться. Резко запахло табаком, дымом. Он несколько мгновений пристально смотрел мне в лицо. Поднял одним рывком и закинул на плечо, как связку хвороста. Я забилась в последнем безумном отчаянном порыве, но ему было все равно. Лишь свинцовые пальцы до боли впились в ноги. И чем сильнее я трепыхалась, тем сильнее они сжимались. Во мне проснулась такая ярость, такая сила. Я извивалась ужом, колотила его кулаками, цеплялась за ветки. Вгрызалась зубами в плотный простеганный китель. Но все было бесполезно, он даже не обращал внимания, словно я была мертвой.
Нордер-Галь вышел из леса, коротко присвистнул, и я замерла, видя, как черная птица планирует с черного неба. Она грузно опустилась на его свободное плечо и тянула ко мне лакированный клюв. Я замерла. Панически боялась, что Асуран способен выклевать глаза. Отвернулась.
Теперь я боялась шевельнуться, опасаясь, что мощный клюв вопьется в тело или размозжит голову. Даже теперь, зная, что приговорена.
Нордер-Галь поднялся по трапу, под его ногами загудела сталь. Позади шли солдаты. Коридоры. Узкие, безликие, путанные, как ходы лабиринта. Я слышала, как поднимается дверь с густым шипением. Карнех одним движением скинул меня на кожаную кушетку, швырнул, как мусор. И тут же вышел, даже не посмотрев.
Я приподнялась на локтях, озираясь. Трое солдат встали рядом. Теперь меня стерегли, как страшного преступника. Я повернула голову и увидела Зорон-Ата. Он стоял у стола, заставленного маленькими портативными кейсами с множеством ящичков. Пристально смотрел на меня. Его плотное лицо выражало странную смесь радости и кислого разочарования. Он будто насмехался.
Я опустила глаза, молча села на кушетке. Солдаты жадно следили за каждым моим движением. Я бессмысленно шарила взглядом по полу, пока не увидела жесткие черные контуры. Ящик.
Нордер-Галь вернулся быстро. Поставил на стол уже знакомую колбу со странным содержимым и повернулся к солдатам:
— Ждите за дверью.
Те подчинились беспрекословно.
Зорон-Ат казался озадаченным. Посмотрел на меня, потом на карнеха:
— Прямо сейчас?
— Немедленно.
Нордер-Галь поспешно достал из кармана сигарету и тут же закурил, закутываясь клубами дыма. Отгораживался. Я с мольбой всматривалась в его лицо. Глаза будто немного потемнели, словно подернулись тенью, зрачки сузились.
Я прекрасно понимала, о чем он говорит. Меня запрут в этом страшном черном гробу. И я перестану существовать.
Я едва шевелила губами:
— Умоляю. Я сделаю все, что вы хотите. Я смирилась. Только отсрочьте, ваше превосходительство.
 
Он даже не взглянул на меня:
— Поздно.
Не знаю, что я чувствовала. Одновременно все и ничего. Вдруг вскочила, будто мною кто-то управлял, подбежала к Нордер-Галю, вцепилась в его руку:
— Умоляю, сжальтесь.
Я надеялась, что его остановит наир. Опьянит, несмотря на дым. Но я даже не понимала, есть ли он. Зрачки карнеха на мгновение расширились, заполняя почти всю радужку, но тут же сузились вновь. Он бросил сигарету, схватил меня за руку и оттолкнул:
— Раздевайся.
Я лишь мелко качала головой и пятилась. Нервно взглянула на Зорон-Ата:
— Помогите!
Толстяк вытянул губы, повел бровями, будто демонстрировал свое бессилие.
Нордер-Галь потерял всякое терпение. Кинулся ко мне, содрал старухино тряпье, платье затрещало под его руками.
Зорон-Ат сделал шаг:
— Отложим до завтра, мой карнех. Взгляните на нее.
Нордер-Галь смерил толстяка таким взглядом, что я буквально читала свой приговор:
— Нет.
Он содрал с меня остатки одежды, вытряхнул из туфель, втолкнул в черный ящик. Последнее, что я успела услышать перед тем, как захлопнулась дверца:
— Начинай.
  
Глава 13
 
Казалось, за всю жизнь я не помнил себя в такой ярости. При одном взгляде на эту девчонку все внутри воспламенялось. Пожаром. В венах бурлила лава. Я смотрел, как Зорон-Ат настраивает панель, устанавливает колбу, и ловил себя на мысли, что где-то внутри безумно хочу остановить его. И с каждой секундой это желание нарастает.
Если все получится — это тело достанется Этери. Оно станет другим, совсем другим. Другие жесты, другие запахи, другой взгляд. Оно утратит наир. Даже лицо обретет иную окраску. Зорон-Ат утверждал, что останется лишь оболочка, послужит сосудом. Но естество станет иным.
Если же меня вновь ждет разочарование, я потеряю девчонку. Я стану сожалеть. Прежде я никогда не сожалел.
Абир-Тан был прав — я торопился. Потому что боялся сглупить, поддаться, все испортить. Чем больше я привяжусь к ней, тем сложнее станет ею жертвовать. Тела с такими данными может больше не найтись. А нарушить обещание, данное архону — потерять все. В том числе — собственную жизнь. Ариш-Андил может дождаться своего смертельного часа. Я должен идти до конца.
Я не мог жертвовать всем из-за сиюминутных порывов. Из-за болезненного желания получить девку с битым геном. Это было слишком.
В последние дни я постоянно твердил себе это. Терзался, как мальчишка. Закрывал глаза и снова и снова видел, как ее белая кожа покрывается мурашками от моих касаний, становится перламутровой от выступившей испарины. Как твердеют под пальцами аккуратные розовые соски. Как учащается дыхание, ускоряется пульс. Страх и трепет едва заметного возбуждения, которое она сама не осознавала, окрашивали мощный наир такими красками, что я дурел. В штанах пекло, в теле разливалась такая мучительная эйфория, что я едва контролировал сознание. И был не в силах даже вообразить, что испытаю в минуты обладания. Но желания — ничто в сравнении с целью. Не моей целью.
Зорон-Ат оторвал меня от мыслей:
— Все готово, ваше превосходительство.          
Я прочесал пальцами волосы, будто надеялся унять бурю в голове, поднялся. Подошел к метатору, взглянул на развернутые толстяком панели. Каждый раз смотрел, но ни черта не понимал. Впрочем, это не моя забота. Главное, чтобы разбирался Зорон-Ат — это его прямая обязанность.
Я взглянул на колбу, установленную в держателе метатора, вспомнил слова Абир-Тана. Повернулся к толстяку:
— Каковы потери при перегонке?
Зорон-Ат повел бровями, прикидывая:
— Чуть меньше пяти десятых процента.
— На весь процесс?
— При нулевой сцепке. Если сцепка удалась, то просчитать процент заранее невозможно. Скорость перегонки зависит от восприимчивости. Самая продолжительная сцепка до разрыва заняла шесть минут двадцать три и две десятых секунды, ваше превосходительство. Сверхпотери тогда составили шесть десятых процента.