Стена (СИ)

Правда в этот же самый момент Линд незаметно провалился в глубокий сон.
***
— Ещё раз, — устало вздохнул барон, обращаясь к стражнику, — как он выглядел?
— Да никак, вашбродь, — по-бычьи гудя и утирая грязный нос кольчужным рукавом, ответил стражник. — Кольчуга, меч короткий. Лысый. Накидка серая. Да тут такие толпами бродят, шо мне, запоминать шоле?
Барон раздражённо потёр лоб костяшкой указательного пальца/ Мало было ему проблем и забот, теперь судьба-злодейка подкинула ещё и этого идиота.
Сержант, прямой командир непутёвого стражника стоял чуть позади барона и неловко переминался с ноги на ногу. Себя лично он виноватым не чувствовал, он всего лишь выполнял прямой приказ, но от барона в данный момент исходила такая волна злобы, что умудрённый жизнью солдат благоразумно решил оставить свои замечания при себе, ожидая вердикта начальства.
А у барона в груди клокотали молнии.
— Значит так, — сурово произнёс он, обращаясь к сержанту. — Вы понимаете всю возложенную на вас ответственность?
— Так точно, ваше благородие, — громыхнул солдат. — На мой отряд возложена задача охранять механизм подъёмного моста и воротной решётки, чтобы… э-э-э… чтобы не допускать врагов!
Под конец речи, в которой явно сквозила попытка процитировать долгий и витиеватый приказ кого-то куда более образованного, несчастный вояка сильно замялся.
— Я его дополняю, — барон, однако, не обратил внимания на неловкость сержанта. — Теперь любого, слышите, любого! кто попробует что-то вызнать о подъёмном механизме, расписании караулов или численности отряда немедленно задерживать. То же самое касается тех, кто попробует подняться на стену без соответствующего предписания от старших офицеров. Задерживать и доставлять лично мне. Притом незамедлительно. Вам всё понятно, сержант?
— Так точно, ваше благородие! — рявкнул сержант, радуясь, что его, похоже, карать не будут.
— Отлично.
Раздражённо покинув тесную караулку в одной из крепостных башен, барон в сердцах сплюнул.
Наверное, этого всё-таки стоило ожидать.
Слава Богам, подготовка к осаде шла в целом удовлетворительно. Конечно, барон жаждал ещё больше ускорить темпы, жаждал увеличить вырубку леса, забить доверху амбары (а то и заложить парочку новых), выкопать новые колодцы, обучить ещё с сотни две рекрутов из местного населения, но… Но всё-таки какая-то рациональная его часть говорила о том, что это попросту невозможно. Он и так делал всё, что возможно. Городской магистрат зажал свои павлиньи хвосты, распущенные всеми цветами радуги в мирное время, между ног и безропотно подписывал указы, диктуемые бароном. Во многом этому способствовали солдаты из его личных Чёрных полков, денно и нощно несущих вахту в городской ратуше и контролирующих управленческие процессы остриями своих алебард. Крестьяне исправно сдавали излишки, готовясь потихоньку подтягивать пояса и перебираться поближе к городским стенам, а то и за них. Ремесленные мастерские шипели и грохотали днями на пролёт, готовя продукцию на нужды города.
И всё-таки барон был недоволен. Та максималистская часть его естества, которую он воспитывал в себе с того самого момента, как диким рёвом отдал свой первый приказ о наступлении десять лет назад, никак не могла успокоиться. Он должен делать лучше. Он должен делать больше. Просто потому что иначе — конец всему. Потому что с тем неутешительным соотношением сил, которое он вынужден был принимать во внимание, сделать просто «хорошо» было недостаточно.
Нужно было сделать невозможное.
И странно было бы ожидать, что при таком подходе в городе не объявятся имперские шпионы.
Барон протёр замыленные глаза тыльной стороной ладони. Недосып уже начинал потихоньку сказываться, однако командующий надеялся, что запаса его прочности хватит ещё минимум на две недели. Как раз до того момента, когда имперцы (барон рассчитывал на худшее) смогут форсировать Вороний перевал. Дальше же ему придётся полагаться только на внутренние резервы своего организма, которых, как прекрасно знал командующий, у него было предостаточно. Иначе для мужчины в его годах, в самом расцвете сил, быть и не может.
 
По крайней мере, он очень хотел на это надеяться.
***
— Руку крепче держи, руку! — брызжа слюной, и аж трясясь от педагогического нетерпения, орал барон. — О Боги, ну что ты как баба?!
Марта, к которой и было обращено это гневное воззвание, даже на секунду отвлеклась, недоумевающе глядя на барона, из-за чего и пропустила лёгкий, почти незаметный укол от наседавшего на неё Пьера.
— Так, — не выдержал барон. — Отставить.
Спарринги тут же прекратились. Все шестеро магов, разбитые по парам и неуклюже пляшущие с короткими тренировочными клинками вокруг друг друга, растеряно глядели на своего преподавателя. Запас сил у многих ещё не перевалил даже за середину и, насколько они успели изучить своего учителя, означало это для них только одно. Что настоящая тренировка ещё даже не началась.
За неделю, прошедшую с их первого занятия, многое успело измениться. Расплывчатый строй крестьян, тянущий в крепость провиант, стал ещё объёмнее и всё громче начинал роптать, когда на рассвете интенданты озвучивали новую норму, растущую, кажется, даже не по дням, а по часам. Бригады лесорубов теперь делали свои рабочие вылазки всё чаще, и всё дальше уходили от стен Дарммола, так как опушка леса уже уныло лысела свежими пеньками. Появился и совершенно новый элемент в окружавшем молодых магов пейзаже: теперь вдалеке, чуть отойдя от Главных ворот, пыхтел строй рекрутов-новобранцев, которых гоняли до седьмого пота суровые солдаты барона.
Город усиленно готовился к осаде, всем своим муравьиным чувством понимая, что с каждой минутой времени становится всё меньше.
Это понимала и шестёрка, чью подготовку барон контролировал лично. Конечно, всё так же раздавались возгласы ненависти в их общей комнате, всё так же яростно блестели глаза, когда в руках не оставалось сил на очередное бесконечное отжимание, всё так же устало звенели короткие мечи, которыми барон, не слушая никаких возражений, снабдил каждого. Но даже в этом беспросветном ребяческом кошмаре начала брезжить тень порядка. Жуткие упражнения, длившиеся всю неделю, подтянули и закалили всех, не считая слабых звеньев по типу окончательно поникшей духом Луизы. Но даже на фоне бесконечного её нытья, ежедневно зудевшего в их комнате, прогресс был более чем заметен. Всем, кроме них самих, всё так же превозмогавших утреннюю нестерпимую боль в мышцах и едва продирая невыспавшиеся глаза.
— Я сказал: отставить! — ещё раз проорал барон, краем глаза замечая выпад стоявшего вдалеке Линда, которым он надеялся поразить-таки неприступного Холька. — Герцогская невинность, тебе третий раз повторить? За глухоту помнишь, что у нас бывает?
Линд, за своё демонстративное пренебрежение приказами барона отмотавший уже не один круг вокруг городских стен, посчитал за лучшее подчиниться. В разминочном кроссе ему пришлось тащить на себе беспомощную Луизу, так что к обеду он порядком подустал и сил на очередное бессмысленное сопротивление у него не осталось.
Рапира, которую он упрямо предпочёл выданному мечу, с тихим шелестом вошла в ножны.
— Предавшись вчера вечером размышлениям, — саркастически начал барон, — которые возникли у меня не иначе как от безделья, я вынес вердикт. И вердикт этот для вас страшен. Никто из вас, бездарей, не станет за столь короткий срок, отведённым нам, хорошим бойцом. Это касается и Линда с Хольком, что бы они там о себе не думали. Это невероятно печальное стечение обстоятельств для всех вас, и я знаю, вы огорчены. Но это не повод прерывать тренировки с мечом, даже не надейтесь. Это повод сместить приоритеты.
И с ехидной улыбкой скомандовал:
— Стройся!
Маги, наученные тяжким опытом (заключавшимся, в основном, всё в том же бесконечном беге), моментально образовали более-менее стройную шеренгу.
А барон молча ходил мимо строя широкими шагами, изредка останавливаясь напротив то одного, то другого студиозуса и задумчиво глядя ему прямо в глаза.