Магазин работает до наступления тьмы 2 (СИ)
— Не сказал… Не сказал… Заберите… Вернутся…
Квартира была разгромлена, столы опрокинуты, из вспоротого брюха дивана торчали ватные клочья. Матильда чувствовала приглушенный зов вещи не в себе, но никак не могла распознать, где она находится. За окном послышалась сирена, Матильда замерла, но машина проехала мимо, вой затих вдали.
— Я вам сейчас скорую вызову… — неуверенно пообещала она.
— Не надо, уже ни к чему… — Старичок умолк, собираясь с силами. — Они под шкафом… Под шкафом…
Шкафов в квартире было в избытке. Часть грабители опрокинули на пол, но самые тяжелые и громоздкие остались на месте. Матильда еще раз взглянула на притихшего у ее ног старичка, на дверь с выломанным замком. Хозяин будет сердиться, если она вернется без вещи, и к тому же он сейчас так увлечен Женечкой… Мысль об этом и пугала, и злила, и почему-то от нее делалось грустно, даже хотелось закричать и что-нибудь сломать. Они так славно жили с Хозяином вдвоем, все было просто и ясно: конфеты «Пьяная вишня» и чай с чабрецом, уборка кабинета дважды в неделю, посетителей первой бить нельзя, но можно давать сдачи — зачем им Женечка, зачем Начальство портит даже то немногое, что не может у них отобрать…
Матильда коротко вскрикнула, схватилась за полку книжного шкафа и одним рывком повалила его на пол. Потом уперлась ногой в стену и с грохотом опрокинула соседний. Хрустели суставы кадавра, скрипело дерево, сыпались на паркет книги и безделушки, а еще было слышно, как глухо рычит Матильда и судорожно, все тише и тише хватает ртом воздух беспокойный старичок.
Тайник обнаружился под пузатым платяным шкафом, таким тяжелым, что Матильде не удалось его повалить, только своротить на сторону. Под неприметной крышкой из паркетных досок оказалась дверца сейфа.
— Какой код? — спросила Матильда.
Из прихожей в ответ не донеслось ни звука. Тогда Матильда вспомнила про цифры на листке бумаги, достала его из кармана, разгладила на коленке.
Дверца открылась с легким щелчком. В сейфе лежал рулон бумажных обоев, кремовых, в мелкий розоватый цветочек. Матильда наклонилась, недоверчиво обнюхала находку — обои пахли старой бумагой и нездешней пылью, она окутывала рулон плотным, почти осязаемым облачком. Матильда хмыкнула и отправилась за оставленным в прихожей чемоданом.
Старичок лежал на полу неподвижно, лицом вниз, выбросив вперед сжатую в кулак коротенькую руку. Матильда давно заметила, что умершие люди как будто тускнеют, становятся ненастоящими. Владелец особого предмета сам стал предметом, который теперь вымоют, приоденут и упакуют в ящик — ужасное расточительство, с точки зрения тех, кому не повезло иметь собственное материальное тело. Трупу и часа нет, вполне можно использовать как кадавра, только кому нужен такой старый, хилый кадавр, пахнущий лежалыми тряпками и сладковатой внутренней гнилью. Интересно, как долго в них еще тлеет разум, может, он до сих пор что-то осознает затухающим разумом и сердится на хозяйничающую в его доме Матильду, или ему просто скучно вот так лежать на полу, и он ждет, когда же все уже закончится… Лениво размышляя обо всем этом, Матильда перешагнула через новопреставленного старичка, упаковала обои в чемодан, тщательно вытерла кроссовки о коврик, взялась за дверную ручку и на всякий случай сказала покойнику:
— До свидания.
Вдруг там внутри и впрямь еще что-то оставалось.
***
В магазине Хозяин говорил Женечке:
— Постепенно ты выучишься владеть своим голосом. Я знавал одну кафешантанную певичку, у которой было до того сильное контральто, что она могла криком разбить граненый стакан. Однако она пользовалась своим голосом, чтобы вызывать восторг и овации, а не бить посуду. Так и ты постепенно выучишься, но пока голос под запретом. Только шепот, и когда рядом нет посторонних, ты понимаешь меня?
Крупные нежные губы, пересохшие то ли от недостатка влажности в магазине, то ли от волнения, беззвучно шевельнулись в ответ. Казалось, что Женечка вот-вот произнесет свое первое слово, но хрупкое создание молчало и только еле заметно улыбалось. Серые глаза смотрели осмысленно и благодарно.
— Это называется «устанавливать психическую связь», — сказала Матильда, проходя мимо, и нарочно задела Женечкин стул чемоданом. — Хозяин просто тебя дрессирует.
— Довольно, Матильда! — повысил тон Хозяин. — Ты ведешь себя как ревнивое дитя. Что ты принесла?
— Обои в розочку, — буркнула Матильда, со стуком поставила чемодан на пол и удалилась в подсобку.
— Когда-нибудь и ты приспособишься испытывать подобную гамму чувств. — Хозяин придвинулся поближе к Женечке. — Но не все единым махом. Сосредоточься на голосовых связках. Пока нет нужды их пробовать, просто представь, что ты это произносишь: а, ар-буз, а-ба-жур…
***
За обоями явились на следующую ночь. Вероятно, это были те же люди, которые замучили до смерти беспокойного старичка, а кем они были и откуда пришли, так и осталось для Хозяина и его фамильяров загадкой.
Хозяин уже убедился, что Женечка спит, стоя навытяжку рядом со своим рабочим местом, а Матильда читает у себя в подсобке Жюля Верна, к которому пристрастилась еще во времена их службы на парижском перекрестке. Хозяин, как обычно, подошел к входной двери и дернул за ручку, чтобы удостовериться, что она заперта, — и тут дверь распахнулась прямо ему в лицо. Двое незнакомцев шагнули внутрь, один схватил с полки тяжелую хрустальную вазу и коротко ударил растерявшегося Хозяина по голове. Замахнулся, чтобы ударить еще раз, но тут из подсобки выскочила услышавшая шум Матильда, замахала руками:
— Не трогайте! Не надо!
— Обои где? — спросил один из визитеров.
— Обои? — засуетилась Матильда. — Да, были тут у нас обои, из новых поступлений. Сейчас, сейчас…
Она кружила по залу, уводя непрошеных гостей все дальше от неподвижно лежащего на полу Хозяина, и наконец, отойдя на достаточное расстояние, открыла перед ними чемодан с кремовым рулоном. Незнакомцы склонились, один включил фонарик на мобильном, подсветив содержимое чемодана и свою длинную, бритую, похожую на чурбанчик голову с ломаными боксерскими ушами. Матильда запустила в этот чурбанчик сахарницей и, воспользовавшись кратковременным замешательством, взлетела на шкаф и прыгнула оттуда на обоих. Сбила одного с ног, другого ухватила за загривок и принялась с остервенением бить головой об пол. Потом, оттянув эту голову назад, вцепилась в лицо, нащупала под тонкой кожей век упругие глазные яблоки и с силой надавила на них, вызвав приглушенный, полный боли вой.
Негромко, как пробка от шампанского, хлопнул выстрел, и Матильду швырнуло навзничь. В груди кадавра забулькало, и на несколько долгих мгновений он совсем перестал ее слушаться. Сгустилось вокруг геометрическое марево, зашумела река из близкого сна кого-то из соседей сверху. Но Матильда не поддалась, втиснулась обратно в сознание и, пришпорив сохранившую чувствительность верхнюю часть кадавра, поползла к Хозяину. Боковым зрением она видела, как постепенно пробуждается у себя в углу Женечка, и надеялась, что чужаки этого не заметят.
Незнакомцы отхватили канцелярским ножом большой кусок обоев, один вытащил из-за пазухи бутылку, плеснул чем-то на полосу бумаги и пришлепнул ее, мокрую, к стене. Кремовый оттенок потемнел и истаял, уступая место стеклянной прозрачности, на которой еще несколько мгновений сохранялись фосфоресцирующие пучки нарисованных цветов, яркие, как новогодние фонарики. Теперь на месте полосы обоев зиял повторяющий ее форму проем, они словно растворили толстую кирпичную стену. В проеме сгустилась непроницаемая матовая тьма, и было непонятно — то ли в осколке, к которому сейчас повернулся перекресток, нет освещения, то ли эта дверь вела куда-то за пределы доступных магазину слоев действительности.
Один чужак остановился, оглядывая торговый зал, как будто решал, не прихватить ли с собой что-нибудь еще. Он заметил Женечку и сдвинул белесые брови. Хрупкое создание непонимающе моргало, пытаясь осознать происходящее. Второй визитер пнул в живот прикрывающую собой Хозяина Матильду, пытаясь откатить ее в сторону. Матильда, сжавшись в плотный комок, обвила Хозяина ногами, сдернула со столика рядом толстую шерстяную шаль, торопливо обмотала вокруг его головы и зажала себе уши ладонями: