Ложь моего монстра (ЛП)

А потом она отталкивает меня и бежит к двери.
Мои губы растягиваются в ухмылке. Неужели она думает, что может бросить меня?
Должно быть, она недооценила то, что я на самом деле имел в виду под словом никогда.
Никогда не будет дня, когда Саша перестанет быть моей.
  23     Глава  
  Саша  
    
Я медленно открываю глаза, и сильная головная боль распространяется от висков ко лбу.
Жжение вспыхивает в нижней губе и тело ощущается как тяжёлый кирпич.
Я приподнимаюсь на локтях и стону, когда к горлу подкатывает тошнота. Черт возьми.
Я обычно не пью, так какого черта я выпила так много алкоголя...?
Воспоминания о вчерашнем дне ударили меня в мой и без того поджаренный мозг.
Вечеринка, помолвка, то… как Кирилл так легко сказал, что это нормально, что у него есть Кристина и я.
Я кусала и била его и была полна решимости уйти, но затем, сделав несколько шагов, я упала в обморок возле его кровати из-за количества алкоголя, которое я выпила натощак.
Должно быть, он перенёс меня сюда, поскольку только так я могла оказаться в его постели.
Я смотрю на себя и облегчённо вздыхаю, когда обнаруживаю, что моя мятая рубашка и даже бинты на груди нетронуты.
Если бы я позволила ему быть со мной, после того, как поклялась никогда не подпускать его к себе, я бы никогда себе этого не простила.
Боль, которую мне не удалось заглушить алкоголем, восстаёт из пепла, и моё кровоточащее сердце почти разрывается от давления.
Я сжимаю руку в кулак, и я бью себя в центр груди, но мне все ещё трудно дышать или даже найти причину дышать.
Я начинаю вставать с кровати. Я не могу оставаться здесь, где меня окружает его запах. Он больше не мой. Он принадлежит Кристине Петровой.
 Он никогда не был твоим, идиотка. 
Это напоминание вызывает слёзы у меня на глазах, и я вскакиваю так быстро с кровати, что спотыкаюсь и падаю в кучу одеял. Мои колени принимают удар на себя, и я плачу ещё сильнее.
В этот момент, маленькими вспышками, ко мне приходят воспоминания того, как он принёс меня сюда прошлой ночью.
Я в ужасе хватаюсь за край матраса и вспоминаю тот эпический срыв, который у меня был. Я должна была покончить с этим после того, как ударила его. Но, когда он принёс меня сюда и положил на эту самую кровать, я обняла его за шею и умоляла его быть со мной.
 О, черт. 
 «Что у неё есть такого, чего нет у меня? Почему ты не можешь быть со мной?» 
 «Я предпочла тебя своей семье, так что меньшее, что ты можешь сделать, это выбрать меня, а не её.» 
 «Это потому, что я недостаточно женственна? Тебе не нравится, что я такая? Я могу отказаться от этого. Меня могут убить, но кого это волнует? Точно не тебя, ты, грёбаный мудак!» 
 «Я не могу поверить, что посвятила тебе свою жизнь, а ты так легко заменил меня на какую-то красивую блондинку. Кстати, я тоже блондинка. Но я должна это скрывать, иначе эти люди найдут меня.» 
О, нет.
Дерьмо.
Черт!
Я обхватываю голову руками. Я не могу поверить, что сказала все это вслух. Я так же плакала и обнимала его. Потом я оттолкнула его и прокляла на всех языках, которые я знаю, включая французский. Когда он попытался уложить меня на кровать, я ударила его кулаком в грудь. Он позволял мне делать все, что приходило в голову моему одурманенному мозгу.
Это так чертовски неловко.
Мне действительно не следовало пить. Вообще.
Особенно когда мне разбили сердце.
Но опять же, именно по этой причине я напилась. Я не могла перестать прокручивать в голове образ той женщины, его невесты, вцепившейся в его руку, и мне нужно было заставить его исчезнуть.
Пусть даже всего на мгновение.
Я не знала, что при этом выставлю себя полной дурочкой.
Я ломаю голову над тем, что ещё я могла бы сказать в таком пьяном состоянии. Это катастрофа, что я упомянула о том, что оставила свою семью. А если я также раскрыла их личности...
 
Нет, я не думаю, что я это сделала.
Однако было много истерики и проклятий, что усугубило мою головную боль.
Я дотрагиваюсь до своего лба и замираю, когда вспоминаю губы Кирилла на нем прошлой ночью, прежде чем он пробормотал:
 «Ты можешь ненавидеть меня сколько угодно, проклинать, бить и вымещать на мне все свои эмоции, но тебе не позволено покидать меня.» 
Я думаю, это было примерно в то время, когда я наконец заснула.
Мой взгляд возвращается к часам. Одиннадцать утра.
Бля.
Раздаётся тихий стук в дверь, и я замираю. Если это Кирилл, я не знаю, как, черт возьми, я буду с ним разговаривать. Мне сложно думать, что он считает, что все это нормально. Как он может думать, что он может иметь лучшее из обоих миров, и я буду в порядке с этим?
Я втайне всегда гордилась тем, что он никогда не смотрел ни на одну другую женщину так, как смотрел на меня. Черт возьми, он никогда даже не смотрел на других женщин, я была единственным объектом его желания.
Я даже была очарована тем, как он не мог насытиться мной. И то, как он приложил усилия и заставил меня почувствовать, что дело было не только в сексе.
Но сейчас, он не только нашёл себе другую женщину, но и собирается на ней жениться.
Стук раздаётся снова, и я облегчённо вздыхаю. Это не может быть Кирилл. Он не стучит.
Анна входит внутрь, держа в руках поднос, и останавливается, когда видит моё состояние. Я неуклюже встаю и морщусь, когда боль взрывается в висках.
Она поспешно ставит поднос на тумбочку и усаживает меня обратно.
— Не торопись, — говорит она мягким голосом. — Ты в порядке?
Я киваю.
— Кирилл сказал, что ты неважно себя чувствуешь и тебе не помешал бы завтрак, — она указывает на поднос, который принесла. Еда на нем, похожа на ту, что она готовит для Кирилла.
Анна потеплела ко мне после того, как узнала, что я спасла его в России, и во время инцидента с поставкой от Хуана.
Я думаю, что получила её одобрение за то, что смогла защитить Кирилла. И для чего?
Я посвятила ему свою жизнь, но в ответ он показал мне средний палец.
— Спасибо, но я не голоден.
— Чепуха. Посмотри на своё истощённое лицо, — она подносит мне чашу с чем-то похожим на бульон. — Вот, возьми это. Это поможет справиться с похмельем.
Я начинаю протестовать, но останавливаюсь, когда она приподнимает бровь и кладёт руку на бедро, безмолвно говоря: «Даже не стоит пытаться.»
Я откашлялась, хватаю чашу и выпиваю её одним глотком.
Анна не уходит, пока не «уговаривает» меня съесть кусочек тоста с джемом и маслом и два варёных яйца.
После её ухода, я принимаю душ и направляюсь к гардеробу. Когда я одеваюсь, моё сердце разрывается от боли и у меня текут слезы.
Теперь эта часть гардероба будет принадлежать его жене. Его кровать. Его тело. Его фамилия. Все будет принадлежать ей.
Я бью себя в грудь снова и снова.
Почему, черт возьми, это так больно? Никто не рассказывал мне, что будет больно, когда тебе разбивают сердце.
Когда я успокаиваюсь, я поднимаю подбородок и смотрю на своё лицо в зеркале. Даже несмотря на то, что лицо мокрое от слез, а глаза налиты кровью. Я даю себе клятву, что больше никогда не буду такой слабой.
 Никогда. 
И для того, чтобы сделать это, я должна уйти подальше от Кирилла.
Рыдание пытается вырваться наружу, но я проглатываю его, и только одна слеза цепляется за ресницы на нижнем веке, а затем стекает по лицу.
Я могу это сделать. Я пережила и хуже.
Мои движения механичны, когда я упаковываю все, что могу вместить из своих вещей, в спортивную сумку. Я останавливаюсь на пороге комнаты и бросаю последний взгляд назад.
Каждый уголок этого места наполнен воспоминаниями о нас. Он трахал меня в каждом уголке этой комнаты и на каждой поверхности. Он обнимал меня, пока я спала на этой кровати и диване. Он носил меня на руках в ванную и даже подставил мне плечо, когда я плакала после тяжёлого опыта.