Королевский тюльпан. Дилогия (СИ)
И это мне еще повезло пригласить в суп какого-то невезучего дрозда. Или грача… не очень я в орнитологии. Птичку было очень жалко, но есть хотелось сильнее. Сама не знаю, каким макаром удалось сбить пернатое с куста брошенной палкой, не иначе от стресса всплыли детские навыки игры в городки — у меня папа был фанат.
Дрозд — не курица, но ощипывать его пришлось не менее долго и тщательно, зато похлебка отчетливо пахла не только вениками, но и мясом. По нынешним временам — невероятная роскошь.
— Эт откуда? — Луи, выбравшийся из темных зарослей, как никогда был похож на сердитого лешего.
Но почти мгновенно подобрел, учуяв запах вареной птицы и разглядев, чего мы с Нико накашеварили за день. А когда я вскользь сказала, что и почек мы набрали сколько велено, — вовсе расслабился, расплылся в улыбке и сидел ждал, пока варево остынет.
Франсуаза так откровенно не повелась на еду, но тоже была довольна тем, что у нас есть горячий ужин. Те две черствые лепешки, которые наши добытчики принесли с собой, вряд ли насытили бы всю компанию. А вот с супом — самое то, даже и на завтрак останется.
— Эк ты, — оценила она выкопанную в земле кастрюлю и вырезанные из дерева корявые ложки, которыми полагалось черпать из этого общего котла. — Сообразительная. Давно мы горячего не ели, с самой заварухи, считай. Хорошее было времечко, мы тогда…
— Было, да сплыло, — нахмурился Луи и сплюнул в сторону попавшийся среди крупы уголек. Ну да, ну да, при таком способе варки это еще ничего. — Толку жалеть. Сгоревшие пожитки, поди, не прибегут за хозяевами.
— А у вас были другие вещи? — осторожно спросила я. Собственно, это был один из тех вопросов, что мне давно хотелось задать. — Там, где вы жили раньше?
— Много чего было, — так же хмуро отозвался Луи. — Или ты что, решила, что мы оборванцами такими всю жизнь шатались? Оно, конечно, в роскоши не купались, но и под кустом не ночевали, с земли не жрали. Шатер был, одёжа, скарб всякий, ложки-ножики. Эт ты правильно догадалась, раньше мы в другом месте жили, королевский-то цветник проклятым не был. Мы все ближе к горам обитали… туда, где людей много, не совались. А почки у нас королевские сборщики скупали. Хорошее было время, и цену давали справедливую. — Луи замолчал, подбрасывая заготовленные нашим младшим членом семьи ветки в костер, и мимоходом погладил пригревшегося возле него Нико по голове. Поморгал на огонь и вздохнул: — В один день, считай, все порушилось. Нам-то и дела не было до революций всяких, дурь одна. А оно вона как… Королевских сборщиков не стало, а потом пришли эти. — Он зло сплюнул в сторону и грязно выругался, а потом сам же прикрыл рот ладонью и испуганно покосился на ребенка. Снова грозно пошевелил бровями и закончил: — Когда мы им не захотели почки отдавать в четверть прежней цены, эти скоты пожгли нашу рощу, как и соседские. Вместе с вещами пожгли, и наших много погибло… Мы вон со старухой еле ноги унесли. Раньше-то за почки-шишки можно было господскую цену получить, — продолжал Луи свою ворчливую повесть. — Вот и жили почти как господа, не то что сейчас. Вот таких пичужек, — показал он на обглоданную ножку дрозда, — пяток на вертел нанизывали. А сейчас — ешь и радуешься!
Печально вздохнул, сплюнул и бросил косточку на дотлевающие угли.
Я продолжала слушать, а главное — анализировать. Когда-то лепесточники и вправду жили хорошо. Но были загнаны в собирательское бомжевание и, похоже, даже не смирились со своей участью, а к ней приноровились. Что-то магическое в этом народе есть: живут не моясь, не стирая, и при этом — вполне себе чистюли. И не хворают, несмотря на холодные ночи.
Но я-то лепесточницей не стала и не уверена, что стану. Потому что не хочу. Значит, мне, в смысле нам с Нико, необходимо менять социальную страту.
Пока видны два пути. Первый — узнать у Магали, сколько она готова платить за почки. У меня возникло стойкое убеждение, что мои новые друзья работают себе в убыток. Правда, чтобы с ней системно торговать, надо будет тут оставаться… решим.
И второй путь, еще интересней. Ямка, в которой ждут своей судьбы луковицы тюльпанов. Осталось понять, взойдут ли они, как обычные земные цветы. И поможет ли Нико?
— Вот так и живем, — подытожил Луи. — Дурят нас перекупщики, спасибо, что не убивают. Ладно, спать пора.
Пора так пора. Тем более, что с каждым днем мне удавалось все больше обживать шалаш. Не то чтобы сами лепесточники были безрукие, но у меня сложилось впечатление, что они просто привыкли обходиться малым.
Но если раньше они жили по-другому, значит, этот вывод оказался неверным. Тогда почему же они так себя запустили и реально спали в земляных ямах?
В целом, я, кажется, догадываюсь. Когда человек переживает что-то страшное и тяжелое, когда теряет всю свою налаженную жизнь, ему в принципе не так просто оправиться от шока и не свалиться в самую настоящую депрессию.
А на лепесточников наложилось еще то, что выживать им стало в разы труднее. Едва-едва набирали почек-шишек на пару завядших соцветий и черствую лепешку. И это при том, что трудились с утра до ночи, заходя так далеко к проклятым землям, как только могли.
Голод, холод, шок и застарелая усталость отупляет. Не остается сил для борьбы, нет даже желания что-то изменить. И, пожалуй, мне стоит об этом хорошо подумать, чтобы самой не скатиться в это состояние.
Заснула я, несмотря на мысли, легко, проснулась рано. Сбегала к пустоши, где жить нельзя, быстренько собрала норму почек. А потом устроила небольшую бытовую авантюру — решила вымыть голову.
Сама успела себя проклясть за этим занятием. У привычных бомжей моего мира всегда найдутся какие-нибудь одноразовые емкости, хоть пластиковые бутыли. Здесь не было и подобия этого. Пришлось сделать небольшую запруду в ручье и кое-как плескаться в образовавшемся бассейне. А то ведь не только голова нуждалась в мытье, все остальное тоже неплохо бы привести в порядок.
Без мыла, шампуней и прочих кондиционеров. Из моющих средств — только зола из костра. Я когда-то читала, что ею и мылись, и стирали белье. Ну, что сказать. Если у меня когда-то будет выбор — использовать «натуральное» средство или купить самый химический шампунь — я знаю, что выберу.
Спасибо, день жаркий, волосы почти сразу просохли. Да и вся остальная я довольно быстро перестала стучать зубами и оделась в относительно чистую хламиду ниже колен, которую мне оставила Франсуаза. Надеюсь, развешенный в самой глубине кустов, поближе к пустоши — там жарче и суше — джинсы, носки и прочие трусы с лифчиком никто не сопрет.
Потом я выпросила нож у Нико и отправилась на свою тайную плантацию на пустоши, за особо густо разросшимися кустарниками. Спасибо тебе, принц, за игровые таланты — я аккуратно вырезала и вынимала клинышки почвы.
Удобрения, чтобы кинуть в ямку раньше луковицы, у меня нет, пусть будет охапка сухой травы, присыпаная тонюсеньким слоем все той же травы. Заодно луковица не углубится в почву. На двух были подозрительные загнилости — их я срезала.
Теперь этот секретный цветник, похожий на тайное кладбище, надо обозначить…
От работы меня оторвал Нико.
— Нож придется отдать, — тревожно сказал он.
— Вы снова играли и ты проиграл? — спросила я с наигранной усмешкой и досадой в душе — полезный был инструмент.
— Нет, — ответил Нико так тихо и спокойно, что стало страшно. — К Жакко приходили, спрашивали о нас. Он не выдал, но если не вернуть нож, то выдаст.
— Пошли отдавать, — сказала я, удивляясь собственной бодрой тональности.
Идти на дно полагается с оркестром, только так есть шанс спастись.
По пути Нико объяснил ситуацию. Оказалось, что родители Жакко — ну, не совсем родители, мать и отчим, — ушли к перекупщикам. Что разумно — собирали по холодку, на рассвете, пошли в город, когда началась жара. Нико выяснил, что родители его партнера по играм обходят нескольких торгашей, а потом ищут вино подешевле, так что ушли надолго.
И тут к Жакко заглянула не очень приятная парочка с сокольей татуировкой. Стали расспрашивать — не появилась ли среди лепесточников девица с ребенком? Обещали награду за правдивый ответ и кару за укрывательство.