Королевский тюльпан. Дилогия (СИ)

— Нет, у них была дуэль, — ответил Нико тоном знатока тонкостей, — но Этьен не успел сказать, кто его секундант, и это позволило приравнять дуэль к убийству. Был выписан королевский ордер на арест, он позволял держать в заточении без суда. Этьен обиделся на короля и стал одним из братьев Совета четырех. Он несколько раз навещал меня в приюте. Наверное, это приказал главный брат, блюститель Добродетели. Он делал вид, будто интересуется, как мы живем в дворцовых залах, но я видел — ему интересны не кровати и тарелки, а только я. Несколько раз я хотел ему шепнуть: «Госпо…», нет, «брат Этьен». Нет… — Голос малого стал тише и напряженнее, веки дрожали, казалось, он сдерживал слезы. — Я хотел сказать: «Рыцарь Этьен, вы когда-то поклялись в верности моему отцу. Вспомните клятву, заберите меня отсюда! Мне здесь плохо, меня бьет начальник приюта, мне снятся сны, что скоро всё будет еще хуже и меня посадят в башню». Но я вспоминал, что Этьен сам сидел в башне по приказу отца, и каждый раз молчал. Однажды Этьен явился за мной, вывел из приюта, помог сесть на маленького горного коня, мы скакали по берегу полноводной реки, на другом берегу цвело огромное поле тюльпанов, а за ним белел загородный замок, и я знал, что там будет безопасно. Я проснулся в слезах, но успел смыть их до того, как проснулись остальные ребята. В приюте никто не видел моих слез!
Здесь был не приют, поэтому маленький принц не смог сдержать слез. Я дала ему выплакаться, протянула лоскуток ткани, игравший роль носового платка.
— Сюда идут Луи и Франсю, — внезапно серьезно сказал Нико, мгновенно превратившись из заплаканного малыша в мудрого юного беглеца. — Мы не скажем им про Этьена — лепесточники боятся вельмож. Они могут даже нас прогнать.
Я кивнула, приготовившись к ворчанью и вопросам.
Вопросов, к счастью, оказалось больше. Луи и Франсуаза в хороших кварталах бывали нечасто. Если бывали вообще. Едва Луи начинал ругаться: «Ох, дурная башка на дурных ногах, там же на каждом перекрестке страж на страже сидит и стражем командует!», как Франсуаза его перебивала:
— А действительно там такие господские улицы есть, что цветами вялыми как соломой усыпаны, а стража смотрит, чтоб никакой чужлец их нюхать не стал?
Я отвечала правду — иногда сухие букеты висят, но на мостовой их не видно. Сама подумала: равенство равенством, а в «хороших» кварталах лица обитателей были посвежей, чем вокруг пустоши, дышать там проще.
Когда дошло до медицинского центра Головы-на-плечах, любопытство окончательно победило ворчанье. Я развеяла еще одну легенду, что чудесному доктору служат люди с пришитыми головами. Долго и подробно рассказывала про медицинские инструменты, про удивительную девицу-телореза — так назвала внучку доктора Луи.
Что же касается нашего возвращения, то почти не отошла от правды — принесли раненого разбойника, доктор, который никому не отказывает, принялся его поскорее лечить, а нас выпроводили. Даже осталось непонятным, заплатили мы за лечение или нет.
— Ну, вот что, — подвел итог Луи, — обошлось — и славно. Только ты нас всегда предупреждай, чтобы мы знали, где искать, если что.
Я, разумеется, пообещала и на этом рассказ о вчерашнем дне завершился.
* * * * *
Начавшийся так неплохо день ушел у меня на сбор почек и борьбу с Нико. Насчет «легко ходить» он, конечно, по-мальчишески погорячился — скорее подпрыгивал, стараясь не касаться ногой почвы. Что, конечно же, не помешало ему ковылять за мной и помогать собирать шишки. Я снова и снова заставляла его присесть, но усидчивости хватало ненадолго. В итоге я послала его в землянку с просьбой наломать веток для костерка и постели.
Я же думала про слова Магали, предложившей сдавать шишки ей. Конечно, об этом мои ворчливые коллеги по участку не узнали. Эта девица, управлявшаяся со скальпелем как бабушка с крючком, показалась мне самой адекватной обитательницей этого мира. И есть шанс, что она знает про этот туман и как попадают сюда… И есть ли выход. Навестить ее придется точно. Правда, для этого надо организовать эксклюзивное почкохранилище. Туда я буду складывать то, что наберу сверх нормы возле самой пустоши — там кусты усыпаны почти сплошь. А Луи и Франсю стану радовать обычной нормой сбора. Мне нетрудно.
 
С этими мыслями и хорошим узелком почек я понемногу направилась к месту, которое можно было назвать домом.
Когда я приблизилась, Нико очищал ветви. «У него же мозоли будут», — подумала я.
При виде меня мальчишка что-то схватил и спрятал в тряпицу. Но все же в лучах закатного солнца я разглядела блеск.
Ну и задачка — разобраться с чужой тайной, да так, чтоб не обидеть малого.
Я пригляделась к сухим веткам, которые должны были стать основой нашего отопления. Некоторые, наиболее толстые, были точно срезаны. И это при том, что столовые приборы у нас отсутствовали как класс.
— Как ты ловко наломал ветки, — с чувством сказала я, показывая на несомненные срезы.
Принцев, наверное, с детства учат не лгать. Паренек вздохнул и показал мне кинжал, вынутый из груды древесных отходов.
— Откуда это? — спросила я с искренним удивлением.
Транспортировку с подземным купанием вполне можно приравнять к обыску. И такой интересный предмет я заметила бы точно.
— Выиграл у Жакко в три пальца, — смущенно ответил маленький принц, показывая подбородком куда-то в сторону. Я не сразу сообразила, что там соседняя роща, где есть свои лепесточники. — Мы играли на шишки, потом на дневной сбор. Когда он проиграл четыре дня, то отдал кинжал.
— Легко отдал? — удивленно спросила я.
— Не сразу, — улыбнулся Нико. — Но я ему сказал приютскую мудрость: проиграл и не отдал — значит, жабокрысой стал. Он подумал, что это заклятие, и теперь нож мой.
— Понятно… — протянула я, намекая паузой, что разговор не окончен.
Вообще-то, можно было догадаться, что лепесточники размножаются не шишками и не почкованием. Детишки у них есть и Нико хочется с ними общаться. Но привычка бродить по окрестностям может привести к более серьезным проблемам, чем сучок в ноге.
— Вот что, — сказала я, присев на кучу хвороста и приглашая Нико, — ты молодец. Ты хорошо играешь в три пальца, а еще очень хорошо чувствуешь опасность. Ты мне подробно рассказал про этого Этьена. Давай так: если мне будет нужно уйти с нашего участка, я обязательно тебя предупрежу. И ты предупредишь меня. Хорошо?
Маленький принц удивленно глядел на меня. Похоже, так с ним не говорили ни во дворце, ни в приюте.
— Обещай мне, что будет так, — продолжила я.
На одну секунду Нико нахмурился, а потом широко улыбнулся.
— Обещаю, что буду всегда тебя предупреждать, перед тем как куда-нибудь пойти. И когда буду собирать шишки, и собирать хворост, и резать сучья любых кустарников, кроме каменного орешника, его проще ломать. Обещаю предупреждать тебя всегда.
Его улыбка была очень уж широкой, а во фразе имелась какая-то странность, которую я уловила, но не осознала.
— А этим ножом ты можешь пользоваться, если тебе он нужен, — продолжил Нико.
— Спасибо, он мне понадобится, — согласилась я. — Но попозже. А сейчас давай приготовим похлебку, Луи и Франсю придут голодные.
И от голода неразговорчивые — эту особенность лепесточников я уже заметила и нашла ее не слишком удивительной. А вот если сытно накормить наших друзей, можно будет под вечерний костерок задать им несколько важных вопросов. А то их у меня уже столько накопилось, что того и гляди начнут сыпаться, как из дырявого мешка.
 
Приготовить похлебку, не имея толком даже посуды, я уже молчу о нормальных продуктах, та еще задачка. На нее ушел почти весь день, а мне пришлось вспомнить все, что я когда-либо читала или видела на экране о самых разных робинзонах. Результат получился сомнительный, но с голодухи пах так, что голова кружилась.
На самом деле это было просто зерно, больше всего похожее на ту пакость, которая бывает на свежих вениках. Если не ошибаюсь, на Земле она называется сорго. На вкус — ну, примерно веники вареные и есть. Да еще варить надо до посинения, чтобы каша стала съедобной, хотя бы относительно. А когда вместо кастрюли у тебя обмазанная глиной и обожженная углями яма в земле, а вместо плиты — раскаленные на костре камни, которые ты в ту яму кидаешь… м-да.