Неистовый (СИ)

Сворачиваюсь клубочком, чувствуя, как грубый футон терзает тело, и принимаюсь ждать. Трясусь не от холода, но оттого, что теряю его запах. Не могу оставить в покое ошейник. Поглаживаю теплую поверхность. Прохожусь пальчиками вдоль тех мест, где он плотно прилегает к коже и даже впивается в нее. Ведь это моя связь с Артёмом. Интересно, носили ли его до меня? Или он купил новый? Ошейник пахнет чем-то особенным ─ это не просто запах кожи. Это запах страсти и вседозволенности, выраженной через пленение.
Я уже даже не смотрю на телефон. Кажется, что время остановилось. О том, что минуты все так же летят, напоминает только стремительно наполняющийся мочевой пузырь.
* * *
Лязг ключей в замочной скважине ─ такой громкий, что звенит в ушах. Я приоткрываю глаза и тут же снова зажмуриваюсь, пытаясь вновь провалиться в сон. Бессмысленно вскакивать каждый раз, когда мерещится, что отпирается входная дверь. Я уже давно потеряла надежду. Да и связь с реальностью тоже. За миг счастья я теперь плачу бесконечными муками ожидания. И дело не в ошейнике с поводком.
Тяжелые шаги. Разрывают похоронную тишину и барабанным боем отдаются в пульсирующих висках. Садится рядом и кладет большую, давящую ладонь мне на лоб ─ льну к ней, молясь, чтобы это был не сон, который я вижу, дрейфуя между забытьем и реальностью. Артём собирает разметавшиеся вокруг моей жалкой, скрюченной фигурки волосы и аккуратно скручивает их в жгут, который укладывает на подушку. Пальцы пробегают по шее и ловко расстегивают ремни… До меня вдруг доходит, что вместо того, чтобы бороться с поводком, я могла просто расстегнуть застежки. Это было бы не сложнее, чем расцепить карабин на ожерелье. Разум заблокировал самое простое решение, внушив, что снять оковы могут только его руки. Или то было сердце?
Я прижимаю ладонь к передней стороне ошейника. Не хочу от него освобождаться. Не знаю, конец ли это наказания или Артём просто решил, что я ему не подхожу. Перехватывает мои пальцы и легонько сжимает своими, как бы подтверждая, что я все сделала правильно, а второй рукой мягко «отклеивает» ошейник от моего тела. Он так приварился к коже, что оставил после себя саднящие, влажные полосы.
Делаю пару непривычно глубоких вдохов и возрождаюсь к жизни не столько из-за притока кислорода, сколько от его улыбки, что ласкает солнечным светом, которого в этом дождливом городе все время недостает. Его глаза. Сейчас они непривычно светлые и прозрачные, будто кусочки янтаря, которые море вынесло на берег в пахнущий ультрафиолетом летный день. Я понимаю, почему терпела. Почему душилась и истязала собственный мочевой пузырь, который грозит лопнуть. Я хочу видеть это в его глазах снова и снова. Я хочу чувствовать его запах, наполняющий легкие. Я хочу, чтоб он принадлежал мне, даже если для этого нужно стать его вещью.
Артём смотрит на меня, ввинчиваясь взглядом в душу, а зрачки расползаются, поглощая свет радужки. Черные дыры и те так не затягивают. Замечаю у него на лбу мелкие капельки пота, которых не должно быть в прохладной комнате.
Артём рывком распускает узел галстуки, продолжая пожирать меня глазами. Я облизываю пересохшие губы и поворачиваюсь на спину ─ болезненный спазм прокатывается по мочевому пузырю, напоминая, что уже давно пора пописать. Но встать я все же не решаюсь.
─ Встань, ─ поднимает он меня командой, но нежной, с отзвуками гордости.
Чувствую себя словно смогла сделать что-то нечеловеческое.
─ Артём, ─ шепчу я и встаю на колени рядом с ним ─ футон уже не впивается в костлявые коленки.
Впервые за целую жизнь наши глаза на одном уровне. Впрочем, это неважно. Хоть ошейник и валяется у кровати, а слово «девочка» больше не режет слух, Артём так и остается Верхним, подчиняя меня, Нижнюю, чье место отныне у его ног.
Молча прижимает меня к груди, и я растворяюсь в ритме его сердца. Тихо плачу, пока он гладит меня по волосам и чуть покачивается, согревая меня, закоченевшую от одиночества, теплом своего тела.
Тихое счастье, которое заставляет меня жалобно хныкать, резко обрывается ─ хватает меня за плечи и заставляет посмотреть на себя. Уголки губ, которых я так хочу коснуться поцелуем, ползут вверх, и меня накрывает улыбкой наркомана, который только что вкатил дозу. Его наркотик ─ мое подчинение.
 
─ Тише! Я знаю, что ты чувствуешь. Это первые твои настоящие эмоции. Я в тебе не ошибся. Теперь ты готова принять меня в новом статусе. Когда я вновь застегну ошейник на твоей шее, ты должна будешь обращаться ко мне только на «вы» и называть «Мастером». Тебе понятно, моя девочка?
─ Да, Мастер! Я вас поняла, ─ отзываюсь я, хотя от ошейника остались только потертости на коже.
─ Хорошая девочка.
─ Почему «Мастер», а не «Господин», как в фильмах? ─ спрашиваю я, вспомнив все, что видела на эту тему в кино.
Морщится и обещает:
─ Узнаешь еще.
Проводит пальцем по отметинам на шее. Немного больно, но эта та боль, от которой в животе начинает бить крылышками стайка бабочек.
─ Перестарался, ─ его тон такой извиняющийся, что сердце пропускает пару ударов.
Перехватываю его руку ─ большую, властную, с идеально подпиленными и отполированными ногтями и принимаюсь исследовать ее пересохшими губами, пытаясь показать, что готова принять его сущность Доминанта. Лишь бы он продолжал принимать меня как наркотик. Обволакиваю внутренней поверхностью губ круглую косточку на стороне мизинца и, не отрываясь, скольжу вниз к пальцам. Прохожусь кончиком языка по ряду костяшек, ощущая волну дрожи, что прокатилась по его телу и отдалась вибрацией, которая иголочками впилась в губы. Безумно хочу посмотреть на его реакцию, заглянуть в манящие глаза, но что-то подсказывает, что голову лучше держать почтительно склоненной. Искупав в поцелуях каждый палец, отпускаю его руку.
Берет меня за подбородок и мягко тянет его вверх, позволяя посмотреть на себя. Я смотрю. Мастер. Хозяин. Или бог. Владеет мною безгранично. Мне казалось, что он покорил лишь тело, но в действительности Артём каким-то непостижимым образом стал контролировать мою душу.
Его рука на моей щеке — кончиками пальцев поглаживает стянутую высохшими слезами кожу, поощряя за послушание и терпение.
─ Теперь я вижу в тебе гораздо больше, чем три дня назад. Отныне ты моя девочка. Моя Саба!
─ Назови меня по имени, ─ умоляю я, желая вернуть хоть немного того, что было между нами до ошейника.
─ Лера, — шепчет так прочувственно, что на каждом звуке сердце пропускает удар.
Артём приводит меня в порядок, как я делала когда-то со своими куклами. Распутывает растрепавшиеся прядочки и приглаживает волосы ладонями. Обхватывает скулы пальцами и принимается увлажнять и ласкать мои губы ─ тщательно вылизывает их от краев к центру, а потом проводит кончиком языка по зубам, вынуждая их разжать. Я поддаюсь, и он, глухо постанывая, заталкивает язык в мой рот. Я смелею и запускаю пальцы в кудрявые волосы, разрушая утреннюю укладку, которая прибавляет Артёму ненужной строгости.
─ Не бросай меня, ─ шепчу я, едва он оставляет мои пульсирующие от прилившей крови губы в покое.
─ Не брошу, ─ чеканит Артём, а потом отстраняется от меня, чтобы вновь напомнить, что я должна подчиняться, а не просить. ─ Я тебе кое-что купил. Пакеты в ванной! Пойди переоденься и поедем ужинать.
Киваю и срываюсь с места. Запираюсь в ванной. Мне едва хватает терпения, чтобы добраться до унитаза. Опорожняю мочевой пузырь со слезами на глазах. Вот сижу и реву во всю мощь, пока он не слышит, и даже не могу понять почему. Потому что он снял с меня физические ограничения? Или потому, что избавил от эмоционального напряжения?
Прощупываю себя и простукиваю на предмет глубинных пустот, где скрывается потаенное. Внезапно понимаю, что на самом деле плачу от счастья. Это подтверждает глупая улыбочка от уха до уха, которую я вижу в стеклянной двери душевой кабинки. Мое старое «я» отмерло за каких-то восемь часов, а потом пришел он и возродил меня уже в роли своей рабыни. Нет, не рабыни. Он называет меня «Сабой», что бы это ни значило.