В сладком плену
— Я уехал по причинам, о которых вам сказали, Виола.
Она повела бровями и смерила его взглядом.
— У вас примерные слуги, ваша светлость. Мне ничего не сказали.
Ян очень медленно отпустил ее локоть, в равной степени ошеломленный признанием Виолы и тем фактом, что слуги не сообщили ей, что на самом деле он не бросил ее в постели и не отделался от нее, как от уличной девки после пьяного кутежа. А ведь она почти три недели…
— Господи, Виола, мне очень жаль…
— А мне нет, — зло бросила она, отходя от него на шаг. — Учитывая обстоятельства, даже к лучшему, что они так немногословны. Теперь я дома, все забыто. Вы никому не обязаны отчитываться…
— Вы не понимаете, — перебил он, хватаясь за затылок одеревеневшими пальцами. — У моей сестры начались роды, и возникли осложнения. Ее муж написал мне, боясь, что она умрет. Поскольку ночь я провел с вами в домике, записка нашла меня только утром. Я испугался, что уже опоздал, и хотел выехать как можно скорее. Однако слугам было приказано объяснить вам причины моего спешного исчезновения. — Он покачал головой и провел по ее теплой щеке костяшкой пальца. — Пожалуйста, поверьте, я бы ни за что не бросил вас, проведя с вами ночь любви, если бы не такие семейные обстоятельства.
Виола не отшатнулась от его руки, но все-таки немного попятилась.
— То, чем мы занимались, не было любовью, Ян.
— Но мы были близки, и это выходило за рамки простого спаривания, — тихо ответил он. — Вы должны это признать.
Она ничего не ответила, только нервно поежилась и снова бросила взгляд в сторону бального зала.
— Как леди Айви?
— Уже лучше, — со вздохом ответил Ян. — У них с Раем сын, а теперь появилась здоровая дочка, поэтому не знаю, захотят ли они еще детей. Роды прошли очень тяжело, Айви еле выжила.
— Очень рада, что она выдержала, — задумчиво проговорила Виола. — Мне знакомы ее страдания. Слава Богу, что ребенок здоров.
Ян забыл ее рассказ о том, как она сама перенесла трудные роды. Теперь, когда он знал, что Виола страдала, рожая его сына, при мысли об этом у него потеплело на сердце, и он едва сдержался, чтобы не привлечь ее к себе.
Тихим, грудным голосом он вернулся к самой больной теме.
— Зачем, ну зачем вы собрались замуж за Майлза Уитмена? Майлза Уитмена?
Виола посмотрела ему в глаза, и ее взгляд смягчился, хотя складка на лбу выдавала напряжение, причину которого Ян, увы, не понимал.
Голосом, полным печали, она ответила:
— Потому что вы оставили меня, Ян.
Он потер глаза и замотал головой.
— Я вас не понимаю.
— В таком случае, — с горечью прошептала она, — вам нужно подумать об этом, потому что уж если кто-то и должен меня понять, так это вы.
Тот факт, что она умышленно ходила вокруг да около, только еще больше разъярял герцога. На миг ему пришло в голову, что Виола пытается вызвать у него ревность, позволяя Уитмену открыто ухаживать за собой, как могла бы поступить на ее месте любая светская дама. Но тут он тоже не видел логики. Виола не знала, что он вернулся в Лондон, и у нее не было причин думать, что он может питать к ней романтический интерес. А уж такая дикая мысль, что он попросит ее руки, узнав о подобных намерениях Уитмена — или любого другого джентльмена, — определенно не могла прийти ей в голову. Нет, здесь другие причины, более глубокие и сложные, и Виола ждет, что он сам в них разберется.
Герцог подошел ближе, так что его ноги погрузились в юбки ее платья.
— Вы ведь понимаете, сударыня, что вам придется удовлетворять его нужды.
Глаза Виолы сверкнули гневом, и она стиснула руки в кулаки.
— А вы, ваша светлость, должны понимать, что то, чем мы с мужем будем заниматься наедине, вас не касается.
— Верно, — согласился он, плотоядно улыбаясь. — Но вот интересно, догадывается ли он, что, исполняя с ним супружеский долг, вы будете думать о другом мужчине.
Это взбесило Виолу. Ян видел это по ее глазам, по напряженному выражению ее лица и позе. На миг ему показалось, что она его ударит.
Протянув руку, он провел указательным пальцем по ее обнаженному плечу.
— Вы учли это, Виола? Вы думали обо мне, пока меня не было?
Она задрожала, хотя герцог не мог разобрать, от гнева, от желания или от страха.
Срывающимся от избытка эмоций голосом Виола сказала:
— Последние пять лет, Ян, я думала о вас каждый божий день и каждую минуту. Знаю, что бью по больному месту, и только потому говорю: каждый раз, когда я буду исполнять с Майлзом супружеский долг, когда он будет забираться ко мне в постель и заниматься со мной любовью, память о вас будет преследовать меня, хотя я буду отдаваться ему каждый раз, когда он захочет моей близости, и хранить ему верность, как положено хорошей жене. Могу лишь надеяться, что эта мысль обо мне, лежащей нагой и сытой в его объятиях, тоже будет преследовать вас — каждый день и каждую ночь до конца вашей жизни.
Прежде чем он успел переварить сказанное, Виола повернулась к нему спиной и зашагала прочь с высоко поднятой головой, отмахнувшись от него с достоинством и грацией, с которой принцесса могла бы поставить на место наглого невежу, пытавшегося украсть поцелуй.
* * *Теперь, спустя всего несколько часов после их разговора, слова Виолы не шли у Яна из головы. На самом деле, даже мимолетная мысль о Виоле в постели с Майлзом Уитменом — да что уж там, с любым мужчиной — причиняла ему такие страдания, что оставалось только заключить, что эта чертова женщина наслала на него какое-то женское сексуальное заклятие. Или что-то в этом роде. Однако Ян больше не мог отрицать, что теряет рассудок, представляя Виолу в объятиях другого мужчины. Она это явно понимала, тем самым приводя его в бешенство. Но, в конце концов, это неважно. Он не позволит ей выйти за Майлза Уитмена — если только Майлз Уитмен не докажет, что будет идеальным мужем и отцом ее сыну. По крайней мере, так себе говорил Ян. Посему, желая выяснить намерения мистера Уитмена, герцог задержался на вечеринке гораздо дольше, чем планировал, и попытался завязать с потенциальным женихом задушевную беседу.
С приближением полуночи толпа в бальном зале поредела. Большинство дам, включая Виолу, разъехались часа два назад, а большинство джентльменов перешли в курительную комнату, либо собрались у столиков с напитками и угощениями, заправляясь спиртным и набивая желудки. Последние сорок пять минут Майлз буквально не отходил от лорда Тенби, хозяина дома, и Ян подумывал вызвать его во внутренний двор для разговора, но не хотел действовать настолько откровенно. Ради Виолы. А впрочем, скорее ради себя, если ему не удастся узнать, насколько близки они стали с Виолой. Но вот, наконец, Тенби сумел сбежать, и Уитмен, заложив руки в карманы, зашагал к выходу на балкон, предоставив Яну первую возможность поймать его одного.
Заморосил дождь, отчего воздух стал одновременно чище и прохладнее, и Ян сделал глубокий вдох, чтобы перед предстоящим разговором прояснилось в голове. Он вышел вслед за Уитменом к тем же перилам, у которых всего несколько часов назад беседовали они с Виолой, и остановился рядом.
— Добрый вечер, Уитмен, — бросил он, когда музейный смотритель перегнулся через перила, чтобы посмотреть на сад внизу.
Тот резко обернулся, и на его пухлом лице отразилось искреннее удивление.
— Добрый вечер, ваша светлость, — ответил он, кивая и похлопывая себя по жилету. — Надо же, встретить вас на балконе в полночь.
После того как Уитмен оправился от удивления, Ян перестал понимать, в каком тот настроении и нет ли насмешки в его последней реплике. Откровенно говоря, Ян всегда считал Майлза Уитмена слишком глупым для сарказма и тонких намеков, шутливых или серьезных.
— Подумал, что здесь мы можем переговорить наедине, и потому вышел за вами, — ответил Ян, решая перейти сразу к делу. Убивать время на разговоры с музейным смотрителем о дожде или другой чепухе ему сейчас совершенно не хотелось.