В сладком плену

Но вместо того чтобы потакать желаниям Яна, Виола подавила рвущийся из груди гневный возглас и с непревзойденным самообладанием оторвала взгляд от его сверлящих глаз, чтобы мягко улыбнуться гостям.
— Для меня большая честь находиться в обществе таких выдающихся ценителей искусства, — проговорила она голосом, показавшимся ей скрипучим и сухим. Реплика была нелепой, однако наглость Чэтвина, вообразившего, будто она рисует поддельные картины, буквально выбила у нее почву из-под ног.
К счастью, один из лакеев спас Виолу от неловкой паузы, объявив, что закуски уже подаются на буфетную стойку. Кое-кто немедля направился за едой.
Лукас Вольф, герцог Фэйрборн, напротив, подошел к Виоле.
— Приятно снова видеть вас, леди Чешир, — сказал он, слегка опустив голову в поклоне.
Виола сделала реверанс.
— Взаимно, ваша светлость.
— И выглядите вы, как всегда великолепно, — добавил Майлз Уитмен, подходя к ней и протягивая бокал шампанского. — Осмелюсь заявить, что из всех нас вы также самая талантливая. Понятия не имел, что вы к нам присоединитесь.
Виола улыбнулась и с благодарностью отпила из бокала.
Уитмен, смотритель Лондонского музея современного искусства, женился бы на ней хоть завтра, ради одного только престижа, прояви она к нему хоть каплю интереса. Обоих мужчин Виола в последний раз видела на вечеринке у Изабеллы, и, в то время как Фэйрборн обнаруживал к ней лишь легкий интерес, Уитмен опять глазел на нее с глупой улыбкой на круглом, немолодом лице, поглаживал редеющие намасленные волосы и облизывал губы, словно поджидал случая укусить ее за шею.
Ян приблизился к ней на шаг, и теперь она чувствовала спиной его тепло; его плечо закрыло ее лопатки, а ноги глубоко вошли в складки ее широких юбок.
— Леди Чешир сейчас работает над моим портретом, — приятным тоном объяснил он, — и в этом качестве она сегодня моя особая гостья.
Майлз перевел взгляд с Виолы на Яна, потом обратно на Виолу и на глазах поскучнел, придя к выводу, что они пара. Не исключено, что несносный герцог нарочно добивался такого впечатления. Внезапно Виола почувствовала себя загнанной в угол, у нее запылали щеки, и если бы не пронзительный смех леди Дианы Фримонт, донесшийся от буфетных стоек и напомнивший, что она находится под защитой других благородных леди, она бы, наверное, сжалась в комок в углу, надеясь отсидеться там незамеченной, а потом тихонько ускользнуть.
— Так что же вы приготовили нам сегодня? — спросил, прочистив горло, внезапно смутившийся Уитмен.
— Мне говорили, это оригинальная работа Бартлетта-Джеймса, — донесся у них из-за спин чей-то голос. — Итак, Чэтвин, когда же мы увидим, что скрывается под бархатом?
Повернувшись, Виола увидела, что к ним шагает Бартоломью Сент-Джайлз, барон Брисбен. Коренастый, плотно упакованный в жилет и вечерний сюртук, он нес на своей маленькой фарфоровой тарелочке целую гору угощений. Виола знала Брисбена, потому что прошлым летом рисовала портрет его жены. Кроме того, будучи коллекционером, живо интересующимся эротическим искусством, он много лет назад одним из первых приобрел несколько работ Виктора Бартлетта-Джеймса. Разумеется, он не знал, что автором этих пикантных набросков была она, Виола, равно как и все эти мужчины и женщины, собравшиеся сегодня в гостиной герцога Чэтвина, которые слышали о Бартлетте-Джеймсе или собирали различные эротические работы, но пребывали в неведении относительно его настоящего имени — по крайней мере, до сегодняшнего вечера.
— Вас не обманули, Брисбен, — отозвался Ян.
Барон довольно усмехнулся, а Уитмен в ужасе уставился на Яна.
— Здесь дамы, Чэтвин. Д-должно быть, эта картина… представляет особую художественную ценность?
Виола закусила губу, чтобы не расхохотаться. У Майлза был такой вид, словно только что объявили, что гостей будут развлекать голые танцовщицы.
— Все они замужем, Уитмен, — парировал Ян, — и все они видели пикантные картины ранее.
Майлз робко кивнул.
— Да… наверное. В конце концов, это искусство.
— Вы слышали о художнике эротического жанра Викторе Бартлетте-Джеймсе, леди Чешир?
 
Вопрос задал Фэйрборн, которого, похоже, забавляло все это мероприятие.
Виола сделала еще один глоток шампанского.
— Уверена, о нем все слышали, сударь. По меньшей мере все, кто причастен к лондонскому миру искусства.
Помолчав несколько секунд, Фэйрборн спросил:
— Как вам кажется, куда можно повесить произведение такого искусства? Определенно не в гостиную.
Брисбен усмехнулся, потом закашлялся, замахал руками и отошел от их группки — по всей видимости, поперхнулся пирожным. Уитмен выкатил глаза, покраснел как рак и стал смущенно переминаться с ноги на ногу. Виола же, хотя никогда в жизни не оказывалась в более неловкой ситуации, сумела сохранить пусть и напускной, но достойный вид.
Прочистив горло, она ответила:
— На мой взгляд, если человек может позволить себе купить оригинал Бартлетта-Джеймса, то и повесить он его может, куда ему вздумается, ваша светлость.
Фэйрборн почти улыбнулся. Потом кивнул Виоле и ответил:
— Не думал об этом, но, полагаю, вы правы, сударыня.
Пытаясь не обращать внимания на заливающий щеки румянец, Виола сделала очередной глоток из фужера. К счастью, Уитмен отвернулся, чтобы поговорить с миссис Куикен, а Фэйрборн извинился и пошел к буфету. На миг Виола почти расслабилась, но тут Ян напомнил, что до сих пор стоит у нее за спиной.
Пригнувшись к самому ее уху, он шепнул:
— По-моему, эротическую картину лучше всего повесить в спальне. Как думаете, леди Чешир?
Ей хотелось кричать, но она повернулась к герцогу и с непроницаемым видом сказала:
— Если вы пытаетесь меня смутить, ваша светлость, у вас ничего не выйдет.
— Смутить вас?
Виола глубоко вдохнула и медленно выдохнула.
— Вы же знаете, я вдова и художница, поэтому эротические работы и их демонстрация на публике меня не шокируют.
Ян впился в нее взглядом.
— А как насчет частного просмотра?
Виола нервно оглянулась по сторонам и с некоторым облегчением отметила, что в пределах слышимости как будто никого нет.
— Виола?
Она вновь обратила к Яну испепеляющий взгляд.
— Полагаю, частный просмотр — удел джентльменов, ваша светлость.
— Ах. — Он снова опустил глаза к ее лифу. — Значит, рисунок, который я приобрел, никогда не висел в вашей спальне и не радовал ваших с мужем глаз?
Виола открыла рот от изумления, потом, оправившись, прошептала:
— Это вас не касается.
В ответ на губах Яна появилась искренняя улыбка, первая, какую она у него увидела, и выражение коварного довольства вмиг слетело с его красивого лица.
— Я проголодалась, — солгала Виола, отворачиваясь от герцога.
Ян быстро потянулся за ее рукой и осторожно привлек ее назад. Склонившись к ее уху, он шепнул:
— Я тоже голоден, Виола, и ваш рисунок, который после сегодняшнего просмотра я собираюсь повесить в спальне, еще больше распаляет мой аппетит.
Виола не могла на него посмотреть, но успела заметить, что один-два человека с любопытством за ними наблюдают. Перебарывая острое желание плеснуть остатки шампанского в лицо герцогу, она мягко высвободила руку и пробормотала:
— Вешайте его хоть черту на рога. А сейчас оставьте меня в покое. Люди смотрят.
С этими словами Виола подобрала юбки, обошла Яна и направилась к буфету, раздраженно слушая, как он посмеивается ей вслед, и изо всех сил пытаясь игнорировать распалившуюся плоть.
Три четверти часа Виола томилась под гнетом тревоги и могла лишь жевать ростбиф, огуречный сандвич и имбирный кекс, которые положила себе на тарелку, слушать, как леди Фримонт и леди Брисбен обсуждают благотворительность и светские новости, и держаться подальше от мужчин. Наконец, леди затронули тему искусства, и разговор приобрел гораздо более интимный характер.
Леди Фримонт, женщина под шестьдесят с широкими бедрами и плечами и густыми седыми волосами, собранными в высокую прическу, склонилась к Виоле и нетвердым от выпитого, заговорщическим голосом спросила: