"Девочка в реакторе" (СИ)
Просто темное, бесформенное, нечто.
Оно затягивало все глубже и глубже, превращаясь в темное озеро с большими и постепенно исчезающими кругами.
— Нет, она не умерла, она просто спит. Но это такой страшный сон…
“Васенька?..”
И тут всплыли недавние события: радиологическое отделение, столица, погруженная в хаос, любимый муж, покрытый ожогами и чудовищными язвами, медленно превращающийся в ходячий труп.
И бездонные синие глаза маленькой девочки, смотрящие на еле живого пожарного через пленку барокамеры.
Раиса пришла в себя через трое суток.
— О господь благочестивий, наконец-то ты пришла в себя!.. — охнула матушка, всплеснув руками. — Я уж думала, ты умерла, господь милосердний, отче наш, нехай освятиться iм`я твоє…![1]
— К сожалению, я еще жива. — Девушка встала и огляделась вокруг. — Мне до сих пор не верится, что все это произошло на самом деле. Моего Васеньки больше нет!.. Я потеряла всякий смысл жить. У нас осталась только Наташенька… у меня только она осталась. — Она приложила руку к животу.
— Грех так говорить, доченька! Бог не дает испытаний, что нам не по силам!
— Тогда почему Бог все это допустил? Почему Он не смог ничего остановить? Изменить?! Почему Он ничего не сделал, что мы с тобой не страдали?!
— Не гневи Бога, доченька. Все самое страшное позади.
— Сомневаюсь.
Однажды во сне к Раисе пришла умершая пару лет назад бабушка. Она наряжала новогоднюю елку и насвистывала веселую песенку, вешая красивые и блестящие шары.
— Бабушка, почему у нас елка? Ведь сейчас только лето!
— Так надо. Скоро Васенька ко мне придет. И Наташенька тоже.
Раиса попыталась ухватиться за остатки уходящего сна, но, открыв глаза, перевернулась на другой бок, и, уткнувшись носом в подушку, тихонько заплакала.
Сердце щемило, душу терзала острая боль, будто кошки когтями прошлись. Или грудь изрезали кинжалами, и алая кровь сочилась из ран, окропляя землю.
— Доброе утро, Раечка.
— Доброе утро, маменька.
— Ты выглядишь еще хуже, чем вчера. Не терзай себя, доченька! Мы не в силах ничего изменить. Лучше сходи в церковь поставь свечку, помолись за душу Васенькину, пусть будет небо ему в облаках.
— Вася приходит ко мне во сне, зовет Наташеньку. А она такая большая уже!.. — девушка смахнула слезы кулаком. — И она еще не родилась, и… такая красивая девочка, с длинными волнистыми, как у Васеньки, волосами, и я…
О мой бог!
— вскакивает и подходит к окну —
Как же я люблю его, маменька, ты не представляешь, как!.. Никто так не любит, как я его люблю!..
— уже спокойнее —
Васенька, весь в белом, и наша еще не родившаяся дочка, Наташенька, такая большая. Они смеются, и Вася весело подкидывает Наташу… и…
— замолкает, тяжело вздыхая —
И я понимаю, что счастье это так… просто…
Так просто!..
— снова плачет —
Потом я долго бродила с ним по воде. Долго-долго.
“Ты не плачь, пожалуйста”, сказал он мне.
А я не могу! Я чувствую, как мое сердце разрывается на куски, как мне тяжело осознавать, что я похоронила любимого мужа, что мне придется растить нашу дочь одну, что мне придется все ей рассказать… как все было…
И мне снова хочется плакать.
Спустя два месяца Раиса приехала в Москву и прямо с вокзала направилась на кладбище.
“Кто нам возместит ущерб, кто?! Кто вернет нам наших мужей, отцов, сыновей? Стоит ли ваш чертов атом жизней наших близких?!”
Рая присела перед могилой мужа и вдохнула хвойного воздуха, принесенного порывами ветра.
Искусственные цветы наравне с живыми бутонами склонились к могилке, подчиняясь законам природы.
Небольшая ладанка давно погасла.
По щеке потекла слеза.
Рая дрожащей рукой провела по гранитной, гладкой, поверхности, собирая в ладонь мелкие капельки воды.
— Почему же ты оставил меня? Неужели нам не суждено быть вместе?
Откуда-то подул ветер, растрепав кудрявые волосы. Тщательно собранные пряди рассыпались по плечам, а плотная резинка спала на землю.
Очередной порыв больно ударил по лицу.
Девушка в спешке, подобрав с земли резинку, принялась приводить себя в порядок.
— Это ты, ты, воспитал такого сына! — Раиса невольно обернулась, услышав неподалеку ругательства. — Это все он, он, взорвал эту чертову станцию! Если бы не он, мы бы и дальше жили спокойно, motherfuckers[2]!
Пожилой мужчина в ответ лишь горько вздыхал и буравил взглядом могилу сына — такого же молодого человека, как и ее Васенька: они лежали вместе в радиологическом отделении и умерли почти в один день.
Раю возмутило поведение прохожих, что тыкали в несчастного старика пальцем и называли его последними словами, да еще какими, иностранными!
— Прекратите, это некрасиво!
Раиса вскочила, намереваясь отогнать невоспитанную молодежь, но резкая боль пронзила ее насквозь, заставляя согнуться в три погибели. Она рухнула на колени, приложив руки к животу, и едва не ударилась лбом об асфальт, когда тот самый пожилой мужчина не подхватил ее под руки и не понес в сторону автомобиля.
— Рожать приезжай к нам!
— А куда я такая еще поеду?!
Рая неохотно вынырнула из глубин собственного разума.
Перед глазами бегали белые “мошки”, картинка плыла, покрываясь мутными всполохами и грозя оборваться в любую секунду. Слабыми руками она схватилась за обрывающуюся нить и попыталась “вынырнуть”, жадно глотая ртом воздух и цепляясь пальцами за ускользающее сознание.
— Она теряет сознание! В реанимацию, живо!
— Мамочка?..
— Что…? Кто ты?
Кое-как разлепив веки, она увидела посреди болотистой местности темный силуэт, напоминающий фигурку маленькой девочки.
И как малышке удалось попасть в столь отвратительное место, кишащее черной липкой жидкостью и отвратительным, больно ударившим в нос, запахом азота?..
Раиса лежала на вонючей земле, опершись локтями, и растерянно наблюдала, как силуэт медленно приближался к ней.
Мрак отступился, вырисовывая всполохами утонченную фигурку девочки в школьной форме.
— Кто ты…?
Девчонка присела на корточки и внимательно вгляделась в бледное лицо девушки, изучая мелкие детали через узенькие щелочки глаз.
— Ты меня не интересуешь, — через некоторое время ответила девочка. — Ты — слабачка, не умеешь бороться с обстоятельствами. Хм, хотя, откуда мне знать, — выпрямившись, она встала, — я ведь всего лишь ребенок, верно?
— Я… Я… А что я здесь делаю?
На бледном детском личике появилась усмешка:
— Уже ничего.
Раиса прикрыла веки, пока глаза не привыкли к свету. Потом вновь распахнула их и вгляделась в белоснежный потолок, пытаясь понять, где находится. Покрутив головой, она вспомнила, что лежит в радиологическом отделении, одна, среди пустых коек, слушая раздающиеся за дверью крики.
В голове все еще отчетливо раздавалось хлюпанье болотистой воды.
— Проснулась, наконец! Радуйся, мамаша, у тебя родилась девочка!
— Наташенька…
— Она самая.
Ей в руки вложили маленький сверточек.
Красное личико покрылось тонкой корочкой.
Малышка прерывисто дышала.
— Значит так, слушай внимательно, у твоей дочери куча проблем. У нее цирроз печени и врожденный порок сердца.
В одной только печени двадцать восемь рентген!..
— Да что вы все врете!.. — возмущенно воскликнула Раиса. — Это абсолютно здоровый ребенок, зачем вы на нее наговариваете?!
— Можешь не верить, дело твое. Но девочка не жилец.
Рая готова была разреветься, но, наткнувшись на суровый взгляд заведующей, лишь поджала губы.
Когда новорожденную отнесли, Раиса, перевернувшись на другой бок, крепко заснула, погрузившись в сон без сновидений.
В последнее время ей пришлось совсем несладко: иногда просыпаясь, она подолгу сидела на краю кровати и не понимала, зачем в очередной раз открыла глаза, зачем ее снова вернули в суровую действительность, полную боли и отчаяния.
Дурная мысль заставила проснуться и судорожно искать среди белоснежных стен люльки или нечто похожее на детскую кроватку: Раиса приподнялась, осмотрелась и, не обнаружив свою малышку, тут же вскочила и, тихонько приоткрыв двери, вышла в коридор.