Серебро на стрелах твоих (СИ)

— Папа огорчился. Зачем ты сбежала без нашего разешения? Мы бы подумали и отпустили тебя в замок, только благословили бы светло и дали бы камеристку тебе, неразумное дитя! — матушка Алёнушки, высказавшись звонко и горячо, при этом меня обдал поток нежности, снова принялась обнимать и целовать дочь.
А я невольно сделал несколько шагов в сторону, намереваясь по-быстрому свалить, пока никто меня не разглядел. Но я опоздал.
— А кто это? Боевой товарищ? — встала передо мной мама Алёнки.
— Я? Нет, я… — пролепетал я, с трудом подыскивая хоть какие-нибудь слова, которые я все и сразу забыл.
— Плохо ты сделала, девочка, — из дверей вышел отец Алёнушки, — наняла проводника, ушла одна в замок. Так дела не делаются.
Этот высокий, статный и очень красивый мужчина подхватил мою Алёнушку на руки и закружил на площадке.
— Ты наша единственная доченька, мы не можем тебя не простить, но пойми ты, надо поберечь себя ради стариков, — её отец поцеловал Алёнку в щеку и поставил на пол, — а это?
Его взгляд потеплел, и темные глаза стали светлее.
— Ты Велемир? Я слышал о тебе. Ты что? — он забавно присел и хлопнул себя по бедрам. — Свататься пришел?
— Я? Да! Я! Свататься! — случилось чудо, мне удалось отмереть и выдавить несколько слов за один раз.
— Заходи, парень, — отец Алёнки распахнул перед нами двери.
Их квартира была не такой роскошной, как отцовская, но казалась очень уютной. Я не очень четко видел, только отмечал очертания мебели, ковров на полу. Картины, вроде бы, тоже были.
— Чай пить будем или поедим? — спросила мама Алёнки.
— Сначала поговорим, — Алёнка заставила меня сесть в уютное кресло, то есть, наверное, уютное, я не понял.
— Мама, папа, я люблю его. Когда мы познакомились, я не знала, что он Александров, потом только поняла. А он только имя моё знал. Вот, — Алёнушка крепко сжала мою ладонь.
— Какая разница, кто мы? — ко мне вернулся дар речи, и я решил этим воспользоваться. — Мы любим друг друга, я прошу руки вашей дочери, граф.
Дальше сердце забарабанило, громче самого продвинутого барабанщика, в ушах зашумело, а голову сжало обручем боли.
Я переборол приступ паники и стал разглядывать графа, ведь он первым начал рассматривать меня в упор.
Высокий, статный, крепкий и красивый мужик лет тридцати семи, может больше. Темные густые волосы, а не серебристые, как у моей Алёнки, темные глаза, тоже не такие, как у дочери, смугловатая кожа и яркие пухлые губы точь-в-точь, как у Алёнки. Я перевел взгляд на маму моей любимой. У той были те самые серебристые волосы и прекрасные серые глаза.
— Тебя привела моя дочь. Олёнка — особенная девушка, не потому что она кровиночка наша родная, потому что полюбить не каждого смогла бы. Если бы не наследство, я бы сразу ответил тебе, парень. Но женитьба на Олёнке — третий пункт условий получения денег немалых. Мстислав никогда не говорил мне об этом, — граф задумчиво смотрел на нас.
— Я люблю его, всем сердцем, всей душой. Этого тебе мало? — Алёнушка судорожно вцепилась в мою ладонь.
— Верю, ты прямодушна и нежна, девочка, — горько улыбнулся граф, — а вот ему? Не знаю.
— Я верю. Врать с таким взглядом невозможно, — мама Алёнки подошла к графу и прижалась к нему, потом обняла, поцеловала в щеку и зашептала так тепло, по-домашнему, — примем Велемира в семью, его можно и названым сыном взять. Он же Александров: честь, совесть и доблесть Ордена. Неужели, ты этого не видишь?
— Пока не вижу, — покачал головой граф.
— Надо поесть, — выдохнула Алёнушка.
И столько безнадежности было в её словах, что моя интуиция снова пискнула, что мы зазнобу нашу увезем, во что бы то ни стало куда глаза глядят! И никто нас не догонит!
Есть я не мог. Поглотал чая, взял печенье, но нервы напряглись так, что пальцы раскрошили сдобную ракушку с приятным ванильным ароматом.
— Нам пора идти, мы в замок вечером уходим, — Алёнушка обняла отца и мать, прижалась к ним.
— Папа пойдет с вами, возьмите уж его, — взмолилась мама моей зазнобы.
— Мне пора навестить гарнизон, посмотреть, как там дела, еще одно дело есть, — ненатуральным тоном заверил нас граф.
 
— А у нас как раз две проблемы, — начал я, радуясь, что нашел нейтральную тему для разговора, — машина, которую сделали по заказу моего отца и крот в Белом замке. У вас больше опыта, вы нам поможете.
— Конечно, я вам во всем помогу, — заверил нас граф.
Он натянул такую же куртку, как у меня, прихватил набитый какими-то вещами рюкзак и, обняв жену, зашагал впереди нас.
— Береги Олёнку, сынок, — мама моей зазнобы обняла меня и быстро поцеловала.
Её горячие губы обожгли мою щеку.
— Не плачь, я скоро вернусь, — улыбнулся жене отец Алёнки.
И мы побрели во двор. Мне было неприятно, тяжело и страшно. Граф не отказывал, но и согласия не дал, наверняка, решив посмотреть, какой я в деле. Но всё и дело в том, что в бою я никакой.
— Папа, — Алёнка щебетала, радостно улыбаясь, — князь оставил в банке три части одной машины. Он написал сыновьям, что эту штуковину придумал сам Леонардо. Ты слышал об этой машине?
— Четвертую часть с инструкцией Мстислав оставил мне. По слухам, нам скоро понадобится усиление защиты. Юные князья учудили глупость, переманив наследника гнезда на свою сторону. Хорошо, если аспид окажется лазутчиком, дадим ему сбежать, да и дело с концом. А если упрется? — граф тяжело вздохнул и обернулся ко мне. — Эта, как Олёнка сказала, «штуковина», называется на самом деле Защита Леонардо. Части надо будет установить на башнях, потом наполнить горючим, и они заработают.
— Неужели в эпоху Возрождения людей донимали драконы? — только и спросил я.
— Возможно, ведь легенды и сказки о летающих чудовищах встречаются даже в нашей мифологии, не говоря уже о западной, — покивал мне граф.
Но я поймал его пронзительный настороженный взгляд.
Интресно, кто настолько хорошо и подробно проинформировал его о делах в Белом замке? Воронцов? Или док? Кто из этих двоих доложил о наших промахах?
— Я прошу вас держать Защиту Леонардо в тайне, потому что отец написал о кроте, который засел в замке, и мы не представляем, кто это может быть, — сказал я графу.
Тот посмотрел на меня нехорошим взглядом и ответил:
— Нам необходимо поговорить о похищении моей дочери из замка из-за вашей растерянности и недосмотра.
Я только-только почувствовал себя лучше, но этими словами отей Алёнушки, словно выбил меня из седла на турнире.
— Поговорим, — только и смог выдавить я в ответ, понимая, что в похищении Алёнки я виноват больше всех.
Братья довольно мягко встретили графа, называли они его Александром, опуская отчество. Он тоже по-отечески обнял их, расспросил каждого по отдельности, отведя в дальний конец столовой, потом предложил взять еды с собой и выдвигаться.
Никита выговорил мне, как всегда, о моем внезапном исчезновении. Но я смотрел на него новым взглядом, а вдруг этот проводник, как назвал его граф, и есть наш крот?
Мы выехали теплым июльским вечером. Синева неба была такой прекрасной, такой высокой, что казалось счастье будет, оно так близко, что можно дотянуться до него рукой. Ветерок лениво колыхал травы и цветы на клумбах, сладко пахло сеном. Люди сидели на скамейках в парках, у фонтанов. Дети смеялись и вопили, бегая, как угорелые. Защищенные домашние ребятишки! Я таким никогда не был, угрюмый, замкнутый, старающийся не попадаться на глаза взрослым. А эти так раскрепощены, так счастливы, будто и нет близкой угрозы: готовых пребраться через хлипкую границу чудовищ.
К моему коню подскочил крошечный пацаненок, чумазый, но симпатичный, с яркими синими глазами и большим ртом, и доверительным шепотом спросил:
— Можно вашей лошади дать сахарной ваты? Вата вкусная! Очень!
Миртис скосил огромные грустные глаза на малыша и мягкими губами захватил кусок розового приторного лакомства.
— Миртис — боевой конь, — пояснил я, поглаживая атласную кожу шеи коня.