Полюбить Дракона (СИ)
Ирка внезапно задрала свою кривую волосатую ножонку и неожиданно ловко, почти не целясь, толкнула ею Диану в живот, да так сильно и болезненно, что у девушки дыхание перехватило. Она нелепо замахала руками, чтоб удержаться на ногах, но нет, не смогла.
Последнее, что она видела — это перекошенное от злобного торжества лицо соперницы и ее ядовитые слова, медленно разливающиеся над водой, как проклятье:
— Да тебя вообще никто никогда не полюбит, тупая овечка…
Глава 2. Что все это значит?!
Диана от неожиданности и от боли сразу ушла глубоко под воду и едва не захлебнулась. Она беспомощно заколотила руками по воде, в глазах ее потемнело. Вода сделалась почему-то обжигающе-холодной, да настолько, что судорогой свел ноги.
Диана с криком рванула вверх, пробкой выскочила на поверхность, но ледяная тяжелая волна тотчас толкнула ее в спину, обрушилась огромной тяжестью на плечи.
«Что это такое?! — в ужасе думала Диана, в панике снова вырываясь вверх, к бледному свету, еле пробивающемуся сквозь пляшущие волны. — Я головой, что ли, ударилась!? Я тону?!»
Ледяная вода снова ухватила ее, сжала плотно, и выкинула вверх. Диана снова с криком вынырнула, беспомощно барахтаясь в воде, и на миг увидела бледное низкое небо с белым пятном солнца, пляшущие вокруг нее свинцово-серые тяжелые волны неприветливого холодного моря, полоску берега далеко впереди и лодку с людьми.
— Помогите! — выкрикнула она, не понимая совершенно, что происходит.
Какая лодка?! Какое море?!
«Я, наверное, умираю, а это все мне кажется!» — успела подумать Диана, снова уходя под темную тяжелую воду. Но тут чья-то жесткая, как корни деревьев, рука ухватила ее за запястье и потянула вверх. Налетела очередная ледяная волна, полная песка и рваных водорослей, толкнув бессильное тело девушки вперед, на лодку, и Диана была вытащена из воды, словно огромная рыба.
Она тряслась и шумно хватала ртом воздух, волосы прилипли к спине и плечам, и ей было все равно, что она отчего-то была совершенно нагишом, словно холодные волны слизнули с нее ее новый купальник, и ее спасители, грубые бородачи, пялятся на ее грудь.
От пронизывающего ветра ее укрыли серым грубым покрывалом, толстым и тяжелым, как войлок. Дрожь била девушку так, что она с трудом дышала. Свернувшись калачиком, она упала на дно лодки.
— Что происходит, что происходит? — бормотала она, словно заклинание. Все происходящее казалось ей чудовищным сном, безумием.
Лодку, в которую втащили спасенную девушку, бросало по волнам. Один бородач сидел на веслах и греб, но, казалось, в бушующем море его усилия были тщетны. Второй мужчина, с закатанными до локтя рукавами, перевешиваясь через борт, разглядывал волны. Диане он показался охотником; он то и дело нырял вниз головой, едва не бушующие волны, и так же стремительно выпрямлялся, когда добыча была слишком агрессивной.
А она была!
Пару раз Диана в ужасе замечала мелькающие у бортов лодки лица — женские лица, — перекошенные ненавистью. Они скалили чудовищные зубы, их глаза горели золотым светом, бледные, почти синие от холода пальцы вцеплялись в борт лодки, а вместо волос на головах их была чешуя, и она поднималась дыбом.
Этих красоток бородач сталкивал обратно в море, бесцеремонно, не раздумывая. Они всплескивали чешуйчатым хвостом и скрывались в холодных волнах, а лодка продолжала свой нелегкий путь.
Когда лодка ткнулась носом в берег, в ней трепыхались еще три девушки, ни дать, ни взять — рыбы, вытащенные на берег. Они, так же как Диана, были абсолютно обнажены, и очень похожи на людей, с той лишь разницей, что, в отличие от Дианы, вели себя так, будто без воды им было тяжело. Они вертелись, крутили головами, взбрыкивали ногами — ни дать, ни взять, морские животные ластами. Бородачи накрывали их своими серыми одеялами, но девушки сбрасывали их, глядя очумевшими глазами в серое небо. На плечах их то и дело проступала чешуя, воинственно топорщилась и снова исчезала по мере того, как девушки успокаивались и приходили в себя.
В конце концов, их пришлось плотнее укутать в войлок и обвязать сверху веревками, чтобы они не поранили себя и окружающих. Только после этого они немного успокоились; но из серых ворочающихся коконов то и дел слышался какой-то угрожающий скрежет, словно глубоководные неведомые чудовища переговаривались друг с другом.
«Дурдом какой-то, — в ужасе думала Диана. — Кто эти девицы? Сумасшедшие? Или жертвы научных экспериментов?! Сбежали из-под замка? И меня, наверное, без сознания сюда приволокли и выбросили в море? И теперь вместе со всеми выловили и потащат обратно, в дурдом? Будут ставить эксперименты?!»
Она закричала и заплакала, забилась, и спасители обратили внимание на нее. Но вязать веревками не стали; наоборот — казалось, бородачи всеми силами старались успокоить ее. Они бормотали что-то, выставляя вперед ладони, показывая, что не вооружены и не опасны, и голоса их звучали ласково, словно мужчины заискивались перед Дианой.
На берегу они развели костер, разложили вокруг него, поближе к огню, свою добычу, а Диану усадили на бревнышко, перенеся ее почтительно на руках. В ее промерзшие руки они сунули глиняную чашку с дымящимся чаем, пахнущим травой и ягодами, и девушка с наслаждением сделала глоток, чувствуя, как тепло катится по ее горлу вниз, в живот, и от этого крупная дрожь больше не бьет ее тело, и расправляются сведенные плечи.
Увидев, что она пьет, бородачи обрадовались, заговорили разом, возбужденно. Диана не понимала, что они говорят, в речи их повторялось одно и то же слово, полное ликования — «Ирментруда». Кажется, имя какой-то древней франкской королевы?
Впрочем, все равно.
Повторяя его, бородачи то и дело предлагали Диане что-то съестное, то кусок сахару, то хлеб, и радовались, как дети, когда она принимала их нехитрые дары и ела. Как будто это чудо какое-то.
Меж тем темнело; полз холод с моря, костры на берегу — а их оказалось много, — растрепанными яркими пятнами бились на ветру вдоль кромки моря. У каждого из них стояла лодка, и вокруг пламени серыми камнями лежали надежно связанные девушки.
«Безумие какое-то!» — подумала Диана, глядя, как бородачи переворачивают эти серые коконы, прогревая их со всех сторон.
Дрожь перестала ее бить, волосы просохли, от костра зарозовели щеки, колючий песок ссыпался с высохшей потеплевшей кожи. Что теперь? Ответа не было, как и ответа на вопросы, как она сюда попала, и зачем она сюда попала. От пережитого и от горячего чая девушка была совершенно разбита и обессилена, она начала клевать носом, но тут конское ржание, топот копыт и громкие крики разбудили ее.
— Ирментруда, Ирментруда! — вопили ее спасители, бросившись куда-то в непроглядную ночь, явно привлекая чье-то внимание. Из темноты в неярком свете от костра почти тотчас же появились лошади, сверкающие дикими глазами, всадники — перепуганная Диана крутила головой, натягивая на себя теплое одеяло, — и бородачи, перед кем-то сгибающиеся в подобострастных поклонах чуть не пополам.
— Что происходит, — пискнула она испуганно, но ее не слушали.
Один из бородачей подскочил к ней, рывком стащил ее с бревна и поставил босыми ногами на жесткую холодную гальку. Темнота загомонила на разные голоса, словно ее умение стоять было каким-то ужасно сложным фокусом. В круг света выехал еще один всадник на черном, как смоль, жеребце, разом заставив всех замолчать своим появлением.
Диана даже остолбенела, позабыв испугаться, хотя вид всадника был более чем грозен.
Это был мужчина, молодой — может, немногим старше Дианы, — черноволосый, статный, в черненых доспехах поверх красивой, странной, богатой одежды. Вооружен — она заметила широкий кожаный пояс, перетягивающий его талию, на котором нашлось место для меча и пары кинжалов.
Длинные волосы его гладким покрывалом лежали на плечах. Бледное лицо — красиво, с тонкими чертами, с чувственными яркими губами. Глаза его в темноте то смотрели темными провалами, то сверкали красивыми льдисто-серым и золотым светом, словно в них разгорался огонь, и тогда взгляд незнакомца становился одержимым и пронизывал насквозь.