Тени заезжего балагана

Кем бы ни был этот человек, он явился сюда не ради того, чтобы засвидетельствовать принцу своё почтение. Стараясь не выдавать накатившего на него испуга, Тэцудзи проговорил:
– Отец даже мне не говорит, где его держит. А если бы и я знал, где Фусетсу, то тебе сообщил бы об этом в самую последнюю очередь.
Издав гневный рык, незнакомец отшвырнул принца в сторону и бросился к его комоду. Он выдвигал ящик за ящиком, даже не стараясь вести себя потише. Тэцудзи ждал, что вот-вот в его покои ворвётся стража, но время шло, а никто не спешил ему на выручку.
Пользуясь тем, что грабитель отвлёкся, Тэцудзи потихоньку начал отползать назад, к выходу из покоев.
Его тревожила тишина, воцарившаяся во дворце. Даже глубокой ночью в коридоре можно было расслышать осторожные шаги стражников и их тихую беседу во время пересменки.
Теперь же дворец словно вымер. Вдруг у этого психованного в шляпе были сообщники, которые незаметно разобрались со стражей? Если так, то надежды выбраться из этой передряги целым и невредимым у Тэцудзи оставалось всё меньше. Но это не означало, что он не попытается.
Стоило принцу коснуться раздвижных дверей, как грабитель, обшаривавший нижний ящик комода, резко замер. Тэцудзи задержал дыхание, боясь пошевелиться. Однако не успел он порадоваться, что опасность миновала, как в свете недавно взошедшей луны блеснуло лезвие кинжала-танто, и человек в соломенной шляпе набросился на принца, как голодный хищник на застигнутую врасплох жертву.
Тэцудзи завопил и откатился в сторону. Но нападавший оказался проворнее. Он успел полоснуть принца по левой руке, и тот сдавленно вскрикнул от боли. По руке, неприятно щекоча кожу, потекла горячая кровь.
Опасность придала принцу новые силы. Он сумел вскочить с пола и бросился к выходу из комнаты.
– Стража! Стража! – завопил Тэцудзи.
Уж эти-то крики и шум назревающей потасовки услышал бы и глухой.
Но и на сей раз никто не отозвался на крик о помощи. До слуха Тэцудзи доносилось лишь его собственное надсадное дыхание, да свист танто, которым одноглазый в соломенной шляпе рассекал воздух, пытаясь достать принца.
Долго уворачиваться от атак принц не мог: он всё ещё был очень слаб. Нападавший не замедлил воспользоваться собственным преимуществом. Он сбил Тэцудзи с ног и сгрёб его в охапку, словно кучу грязного белья.
– Не дёргайся, – прошипел человек, обжигая лицо принца своим зловонным дыханием. – Тебе всё равно не спастись.
В его безразличном взгляде принц увидел свой бесславный конец. Он потратил на бег последние силы, и теперь ничто не могло защитить его от кинжала, который убийца уже занёс над ним…
Вдруг мир вокруг принца резко увеличился в размерах. Лицо человека, нависшего над ним, стало совсем огромным, а запах его тела нестерпимой вонью ударил в нос принца, ставший вдруг очень чувствительным. То был жуткий и ни на что не похожий запах: будто что-то давно испорченное попытались присыпать дичайшей смесью горьких специй. Тэцудзи снова замутило.
Убийца вдруг замер, выпучив на принца свой единственный глаз. Танто дрогнул в его руке, и принц понял, что это его последний шанс.
Тэцудзи вцепился зубами в руку человека, и тот зашипел от боли. Он на мгновение ослабил хватку, и принц рванул в сторону раскрытого окна, что было сил.
Он и не подумал встать на ноги – почему-то сейчас передвигаться на четвереньках получалось гораздо сподручнее. Всё тело принца переполняла какая-то новая, доселе невиданная сила – и она гнала его вперёд, как можно дальше от смерти, из когтей которой ему с таким трудом удалось вырваться.
Запрыгнув на подоконник, принц, недолго думая, сиганул вниз. Тело его было лёгким и невероятно ловким, и лишь приземление на больную руку заставило его на миг забыть обо всём остальном. Он завопил не своим голосом, на глазах его выступили слёзы.
Но пути назад не было. Ногти его уже скрежетали по черепице, покрывавшей крышу второго яруса дворца. Всего их было пять, и первый был самым широким. Наверное, если бы не это, принцу вряд ли удалось бы оказаться на земле и не переломать себе все конечности.
 
С черепичной крыши принц перепрыгнул прямо на высокую стену, опоясывающую замок, а потом сиганул в кусты жасмина, высаженного вдоль стены. Сломанные ветки жалобно затрещали, а некоторые из них мстительно впились ему в бок, но Тэцудзи едва ли обратил на это внимание. Сейчас все его устремления ограничивались желанием как можно дальше убраться от человека в чёрном, напавшего на него.
Чтобы остаться незамеченным, принц под прикрытием деревьев что есть духу припустил к выходу из сада, который со всех сторон окружал императорский дворец.
***
Грабитель, тайно пробравшийся во дворец, тихо ругнулся. Он оторвал кусок ткани от одного из рукавов рубахи и замотал ею повреждённую руку. Ткань сразу пропиталась чем-то тёмным – но то была вовсе не кровь.
Спрятав танто в ножны, грабитель склонился над пятном крови, которое осталось последним немым свидетелем ранения принца. Затем провёл над ним раскрытой левой ладонью – в глазах его на миг полыхнул отблеск алого пламени – и пятно исчезло.
Потом он сделал замысловатое движение руками, словно отжимал особенно плотную и только что выстиранную одежду, и все ящики комода и их содержимое вернулись на свои места, словно их никто не трогал.
В последний раз окинув комнату цепким взглядом – не осталось ли каких следов, – человек в чёрном что-то прошептал себе под нос, четыре раза повернулся на одном месте против движения солнца. Силуэт его вдруг подёрнулся рябью, словно он был собственным отражением в стоячей воде. Ещё миг – и вместо незнакомца в чёрном посреди комнаты стоял принц Тэцудзи. Точнее, идеальная его копия. Лишь в глазах двойника не было привычного блеска, свойственная наследному принцу империи.
  
Уми
 
Смена в «Толстом Тануки» давно закончилась. Когда Уми уставала особенно сильно, она порой оставалась ночевать в одной из свободных на втором этаже комнат. Бабушка Абэ, владелица харчевни, вообще даже предлагала ей переехать сюда насовсем, но Уми пока не решалась на этот шаг.
Сегодня же все комнаты были заняты – после приезда балагана в Ганрю стал стекаться народ со всех окрестных селений, и им где-то надо было останавливаться. «Толстый тануки» был первой придорожной гостиницей, где путники могли отдохнуть с дороги, и потому проблем с постояльцами у бабушки Абэ не было.
Преодолевая навалившуюся на неё усталость, Уми побрела домой. Благо, от портового квартала, где стоял «Тануки», до усадьбы Хаяси идти было не особо далеко – быстрым шагом туда можно было добраться за каких-то полчаса.
Ёсио же до самого конца смены избегал взгляда Уми. По-видимому, он до сих пор стыдился своей неожиданной вспышки гнева. Он лишь сказал Уми напоследок, чтобы сегодня она отдохнула и не приходила в игорный дом.
– Тебе стоит чаще отдыхать, – не мог не признать он. – Иначе твой отец с меня три шкуры сдерёт, если ты вдруг упадёшь от переутомления.
Никуда падать Уми точно не собиралась, но она не могла не признать правоту слов Ёсио: ей и впрямь не помешало бы немного отдохнуть и хотя бы один день провести вне игорного дома.
Ёкай, который притворялся татуировкой на предплечье Косого Эйкити, не отставал от Уми на на шаг. Как ей удалось выяснить, этого духа звали Саном, и, похоже, теперь он вознамерился следовать за ней по пятам. Благо, что хоть с рук он всё же слез, и теперь цоканье его деревянных сандалий на платформе вторило каждому шагу Уми.
Народу на улице пока что было мало, но Уми всё равно опасалась разговаривать с духом в полный голос. Дождавшись, пока поблизости не окажется никого, кто мог бы их подслушать, Уми спросила:
– Долго ты ещё собираешься тащиться за мной?
Сан хмыкнул и неопределённо пожал плечами.
– Мне некуда больше идти, – наконец ответил он.
– Мой дом – не пристанище для ёкай, – проворчала Уми.
– Ты разрушила иллюзию иредзуми, и теперь мне нельзя вернуться обратно.