Тени заезжего балагана

На сей раз Горо удалось ощутить отголоски колдовской силы девушки. Он перевёл раскрытую ладонь в область сердца Уми и попытался воззвать к магии девушки. Отголоски её силы были едва слышны: так затихает шум воды, когда ты всё дальше удаляешься от берега реки. Ничего удивительного, что он сразу не почувствовал колдовской силы, когда они с Уми только встретились. Что-то сдерживало её – сдерживало так надёжно, что сама девушка, должно быть, и не догадывалась о том, что в ней было сокрыто.
Учитель Гёки как-то упоминал о том, что некоторые особенно могущественные чародеи могли запечатать силу – свою ли, чужую ли, особой в том разницы не было. Важно было другое: только тот, кто наложил печать, мог разрушить её.
Час от часу не легче! Теперь придётся разыскивать ещё и того, кто запечатал силу Уми. Без своей магии долго противостоять натиску проклятой метки девушке будет просто не под силу. А так пробудившееся колдовство могло бы значительно ослабить злую магию метки…
– Скажите, господин Хаяси, в вашем роду или в роду вашей жены были колдуны?
Во взгляде отца Уми мелькнуло нечто, напомнившее затаённый страх, но Итиро Хаяси быстро удалось взять себя в руки.
– Ни о чём подобном мне не известно, – пожал плечами он. – А почему ты спрашиваешь?
– Мне хотелось узнать, каков исток у дара вашей дочери. Способность видеть духов встречается редко и, как правило, она передаётся по наследству.
Итиро Хаяси ничего на это не ответил. Он перевёл взгляд на бледное лицо Уми и, похоже, погрузился в раздумья.
Ямада почувствовал, что отец Уми не был с ним до конца откровенен, но он и не рассчитывал на то, что до правды ему удастся добраться так легко. Горо покосился на тот угол, где всё ещё сидела О-Кин. Дзасики-вараси могут присматривать за одним домом очень много лет, и им ведомо всё, что происходит в их владениях. Если силу Уми запечатал кто-то из её родни или приближённых Итиро Хаяси, ёкай наверняка должна была что-то об этом знать. Надо бы расспросить её хорошенько.
Вернулась Томоко с пиалой на подносе, от которой исходил пар.
– Она ещё не очнулась? – сокрушённо покачала головой женщина, осторожно ставя поднос в изголовье Уми.
– Сначала я должен был осмотреть молодую госпожу, чтобы убедиться, что ей ничего не угрожает, – поспешил успокоить женщину Ямада. – А сейчас я начну проводить обряд по восстановлению жизненных сил, и потому попрошу вас ни в коем случае не вмешиваться – последствия могут быть необратимыми.
Томоко на всякий случай отсела чуть подальше, чуть ли не к самому порогу. Но Итиро Хаяси остался на месте: он лишь сдержанно кивнул и снова перевёл взгляд на дочь.
Ямада поднял посох. Кольца мерно зазвенели, отзываясь на колдовскую силу своего владельца. Ямада дважды провёл посохом над телом Уми – сначала от головы к ногам, и наоборот, – так он задавал нужное движение колдовской силе. Он разжал пальцы и посох повис в воздухе между ним и Уми. Томоко чуть слышно охнула и прикрыла рот рукой, а Итиро Хаяси теперь не отрываясь смотрел на Ямаду: должно быть, проявление колдовства ему доводилось видеть впервые. Но он не шелохнулся, и Ямада подивился его выдержке. Другого от главы клана якудза и ожидать не стоило – этот человек точно был не робкого десятка.
Горо закрыл глаза и обратился к внутреннему пламени, которое неугасимо горело в его груди. Теперь, когда проклятая метка напиталась силами и на какое-то время затихла, можно было не бояться, что она впитает в себя часть его колдовства, и направить живительную магию на восстановление Уми.
Несмотря на то, что Ямада плотно смежил веки, он всё равно видел, как между ним и Уми протянулась плотная, налитая синевой нить. Она вилась вокруг его посоха и пульсировала, вторя биению сердца самого Ямады. Вливаясь в сердце Уми, она несла ей жизненные силы, которые из неё пожрало проклятие. И чем больше сил отдавал ей Ямада, тем ярче в груди Уми разливалось синее свечение. Сначала слишком слабое, чтобы отделить его от света нити, свечение это разгоралось всё ярче, отражая цвет той силы, что была сокрыта в Уми. Разными гранями отливала она: то отражала лазурь безоблачного летнего неба, то вдруг уходила в насыщенную бирюзу, какую можно увидеть у самого основания речной волны
 
Какая же стихия отзывается на зов твоей силы, Уми Хаяси?
Когда девушка открыла глаза, живительная нить, соединявшая два чародейских сердца, истончилась и растаяла в воздухе. Ослабевшими и чуть дрожавшими от напряжения руками Ямада ухватил посох и, тяжело дыша, опустил голову. Амулет снова больно прикипел к груди, но пока что Ямаде было не до того: сквозь дурноту, заволакивавшую его взор, он вглядывался в Уми.
Краски постепенно возвращались на её лицо. Дыхание выровнялось, и она смогла сосредоточить взгляд на отце, лицо которого озарила полная облегчения улыбка.
– Отец… Отец, я…
– Молчи, потом поговорим, – мягко одёрнул её Итиро Хаяси. Он вдруг будто помолодел на десяток лет: такой искренней радостью светилось его лицо.
Томоко была тут же, рядом. Она осторожно приподняла голову Уми, чтобы та могла сделать глоток отвара, который прописал лекарь.
В радостных хлопотах все на какое-то время позабыли о Ямаде, но сейчас ему было это только на руку: он был слишком слаб, чтобы вымолвить хоть слово. Делиться своими жизненными силами мог далеко не каждый чародей. В обители Ямада несколько лет пытался овладеть этим умением: важно было не навредить ни себе, ни тому, кого ты пытался спасти.
Вдруг кто-то коснулся его предплечья. Ямада скосил глаза и увидел О-Кин. Свет фонариков отражался в её глазах куда ярче прежнего, будто ёкай из последних сил сдерживала слёзы. Неужели она так сильно переживала за Уми Хаяси? Ямаде ещё не доводилось встречать столь глубокой привязанности между человеком и духом, но, как любил говаривать учитель Гёки: «В этом мире случается всякое». Если они знали друг друга много лет, то промеж ними и впрямь могла завязаться настоящая дружба.
Ладошка ёкай была тёплой, и теплота эта вскоре от руки Ямады разлилась по всему его телу. Охватившая его слабость стала медленно отступать.
– Спасибо тебе, – прошептал Горо, чтобы его слова услышала только дзасики-вараси.
– Ты спас Уми, и О-Кин этого не забудет, – ёкай низко поклонилась и исчезла.
Когда Ямада сумел поднять голову, он встретился взглядом с Уми. Она улыбнулась ему, и в глазах её Горо увидел всю благодарность, что осталась невысказанной. Затем он посмотрел на Итиро Хаяси: тот с одобрением кивнул в ответ. Похоже, Ямаде удалось заслужить доверие главы клана Аосаки.
– Ничего удивительнее в своей жизни не видела! – всплеснула руками Томоко. – Вы и впрямь совершили настоящее чудо!
Ямада сдержанно поблагодарил её. В это время в комнату вернулся Ёсио в сопровождении двоих слуг: они принесли лохань и несколько вёдер воды.
– Ты как раз вовремя, Ёсио, – проговорил Итиро Хаяси. – Проводи Ямаду. Думаю, ему не помешал бы отдых.
Поблагодарив отца Уми за заботу, Ямада вслед за Ёсио вышел в коридор. До самого выхода из усадьбы они не сказали друг другу ни слова, чему Ямада втайне порадовался. Довольно с него на сегодня разговоров.
Ёсио же, как вскоре выяснилось, лишь дожидался удобного случая, когда их никто не смог бы подслушать. В восточной части сада, у ворот, предназначенных для прислуги, стоял небольшой домишко. Должно быть, тут жила охрана. Только когда они подошли к дому чуть ли не вплотную, Ёсио наконец заговорил:
– Я не вправе спорить с главой – если он решил, что ты можешь оказаться полезным, то так тому и быть. Но пока ты здесь, я с тебя глаз не спущу, так и знай.
Он остановился и повернулся к Ямаде. Ёсио был ниже его почти на голову, но всё равно умудрялся смотреть на Горо с ощутимым превосходством.
– Оябун слишком беспокоится за состояние своей дочери, и потому решил довериться первому встречному монаху. Язык у тебя подвешен, что надо, признаю́. Но меня тебе не удастся обдурить. Я нутром чую, что ты, сука, чего-то недоговариваешь, и, поверь мне, если я захочу, то обязательно выясню, что именно ты посмел утаить от главы. Так что старайся не попадаться мне лишний раз на глаза, и, глядишь, я забуду о своём намерении разузнать о тебе побольше: кто ты такой, откуда взялся, с кем в последний раз пил в издакая и что кому рассказал. Связей у меня достаточно – если будет нужно, уже к завтрашнему вечеру я могу раскопать все твои тайные делишки. А они у тебя наверняка есть – уж у меня-то на такие дела чуйка работает, можешь не сомневаться.